Эмилия Кинг - Чисто английские вечера

• Название: Чисто английские вечера
• Автор: Эмилия Кинг
• Издательство: Русич
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-161-9

Роман Эмилии Кинг «Чисто английские вечера» – сентиментальное повествование о любви экономки и дворецкого, служащих в родовом поместье лорда Гроули. Действие романа развивается в непростое предвоенное время и в наши дни. Полные тонкого психологизма переживания героев, изящные описания аристократического быта, хитросплетения политики и дипломатии – все присутствует на страницах этой книги…

---

Сержант ждал снаружи с двумя солдатами. Те держали винтовки наизготовку. Ночь была самая подходящая для вылазки. Тяжелые тучи затянули небо, и снова накрапывал дождь. Руки у Питера тряслись мелкой дрожью и сладить с ней он не мог. Он сунул их в карманы.

– Отлично. Лучше не пожелаешь. Если мы не вернемся достаточно скоро… или если у вас будут основания решить… э… сержант…

– Слушаю, сэр.

– Немедленно сообщите мистеру Муру. Вы поняли?

– Есть, сэр.

– Мы или вернемся с ним, или… Майор не договорил фразы.

– Готовы, Стоун?

– Готов, сэр, – Питер отчаянно старался не показать своего состояния.

Он вслед за майором перелез через бруствер. Не столько перелез, сколько перекатился, и услышал, как позади них щелкнули затворы винтовок.

– Фонарик? – Гленден говорил шепотом. – Сюда. Вот сюда. Светите ниже и прикрывайте ладонью. Так, ничего. Выключайте. Давайте левее. Еще. Фонарь! Чуть ниже, хорошо.

Он перерезал проволоку в нескольких местах и проскользнул за нее. Питер пополз за ним, чувствуя, как колючки цепляются за брюки и китель: «Останься с нами, не уходи!» На небольшом расстоянии от них что-то ярко горело. На тучи снизу ложились оранжевые отблески, в воздухе носились нити искр. Майор вскочил и побежал, согнувшись почти пополам. Земля была вся в воронках от мин и снарядов, но он точно видел в ночи. Питер бежал за ним, отгоняя от себя мысль об опасности. Он старался сосредоточиться на спине Глендена, мелькавшей в темноте расплывчатым пятном.

Раненый больше не стонал. До них доносились протяжные мучительные хрипы. Казалось, на то, что б его найти, ушла вечность. Где-то затрещали винтовочные выстрелы, в ответ раздался такой же треск. Но это было где-то далеко, на краю сознания. Если бы немцам вздумалось запустить парочку осветительных ракет, просто так, на всякий случай, им пришел бы конец. Они были живыми мишенями. В конце концов, они нашли его на краю воронки.

– Ох! – внезапно крякнул майор и опустился на колени.

Стоун скорчился рядом, все еще глядя ему в спину.

– Фонарик, – скомандовал майор. – Держите луч у самой земли. Обойдите с той стороны. Не попадите в чертову воронку.

Питер на ощупь обошел то, что осталось от человека. Тот не осознавал их присутствия.

– Фонарь. Ну-ка?

Когда свет ударил в его лицо, раненый снова пронзительно застонал. Питер заметил безумный выпученный голубой глаз и перекошенный рот.

– Медленно ведите луч вдоль тела. По-моему, надежды никакой. Ниже. Сюда. Я должен убедиться. О, Господи!..

Питер не смотрел на раненого, только на руки майора. Они медленно двигались вдоль тела. Гленден секунду повозился, затем сунул ему какие-то бумаги. Питер брезгливо спрятал их в карман френча.

– Сохраните. Не трясите фонарь, черт подери… Мне бы настоящих солдат, а не…

Металл звякнул об металл, совсем тихо. Наступил миг полной тишины, нарушаемой мягкими шлепками дождевых капель.

– Погасите эту дрянь.

Питер с готовностью выключил фонарик.

– Погодите, пока привыкнут глаза и следуйте за мной. Держитесь как можно ниже.

Они благополучно добрались до проволоки и пролезли в дыру. Трое солдат помогли им перебраться через бруствер. Майор прошел мимо них.

– Горячей воды, – буркнул он через плечо. – Раздобудьте, где хотите, только поживей. И кружку чая мистеру Стоуну.

В тамбуре блиндажа у левой стены были сложены горкой семидесятимиллиметровые мины. Это место в окопах считалось, по-видимому, самым сухим, вот и свалили здесь боеприпасы, как дрова у стенки.

В блиндаже майор начал с того, что достал поразительно белый платок и принялся протирать свой нож.

– Немедленно разденьтесь, не то схватите воспаление легких.

Питер послушно разделся донага и, завернувшись в шинель, прилег на спальник. Гленден все водил и водил ножом по платку. Лицо у него было непроницаемым, но совсем белым. Он обтирал нож исступленно и упорно, а затем положил его на стол рядом со стопкой листков своего рапорта. Майор смял платок в плотный комочек и зло бросил в угол на солому. Он начал расстегивать мундир. Пальцы в темных пятнах двигались медленно и неохотно.

Питер закрыл глаза и откинулся на спину. В его истерзанном сознании вдруг всплыли снова инструкции солдатам ее величества, выданной каждому бойцу с приказом хранить до конца службы в армии: «Вас посылают за границу как солдата королевы. Помните, что честь Британской армии зависит от вашего личного поведения. Ваш долг – не только показывать пример дисциплины и стойкости под огнем, но также быть примером в местах дислокации вашей части. В новой обстановке для вас могут стать соблазном вино и женщины. Вы должны твердо отвергать оба соблазна, обходясь с женщинами безупречно вежливо, но избегать какой бы то ни было близости. Мужественно исполняйте свой долг. Бойтесь Бога. Чтите королеву».

Наутро, когда на окопы упали первые снаряды нового дня войны, Стоун был уже далеко. В помещение штаба первым, кого он встретил, был лорд Гроули, который не узнал его, но когда сэр Джеймс понял, кто перед ним, он долго тряс руку Питера, что-то бормоча о героизме, о долге и патриотизме, а потом искренне просил Стоуна его, лорда, простить за неожиданный поворот в его, Стоуна, жизни и т. д.

По-видимому, острый приступ патриотизма у сэра Джеймса к тому времени прошел, потому что на следующий день они въехали в Гавр, а еще через четыре дня с большим грузовым паромом были уже на военно-морской базе в Саутгемптоне, в Англии.

Оторвав взгляд от темно-бордовой лужи на полу, Питер перевел глаза на ряды пыльных тусклых бутылок и, взяв взамен разбитой другую, медленно пошел по подвальному лабиринту.

Когда он поднялся по ступеням и толкнул дверь в коридор, то почувствовал истинное облегчение оттого, что воспоминания великого времени почти никогда не возникают в его памяти.

Питер шел по коридору и медленно возвращался к действительности. Он вспомнил, что в библиотеке прием, что Хадсон явился непрошенным и сидит, что-то печатает, а мисс Томпсон говорила ему, что… говорила, что…

Из-за массивной коричневой двери раздавались всхлипывания и плач. Стоун остановился. Это была комната Эмили. Немного поразмыслив, он постучал. Рыдания не утихли. Похоже было, что его стук никто не услышал. А может быть, просто не обратил внимания. Питер толкнул дверь и вошел.

На полу у кресла возле окна, положив на руки голову, не обращая никакого внимания на присутствие в комнате Стоуна, неутешно плакала Эмили.

Питер никогда не отличался сообразительностью в тех случаях, когда требовалось иметь дело с дамой, а с Эмили он совсем терялся, что сводило на нет все его усилия сохранить самообладание.

Эмили сквозь рыдания разглядела, наконец, вошедшего Питера и, не в силах сдержать плач, с трудом проговорила:

– Да, мистер Стоун?

– Мисс Томпсон, – начал Питер неуверенно, не в состоянии вспомнить ни одного слова утешения.

Даже если бы он их вспомнил, то как бы он их говорил? Кажется, надо было к ней наклониться – ведь она сидела на полу – или присесть рядом, встать на колени?.. Эти мысли роем пронеслись в голове Питера, мешая друг другу, и никакого решения не принесли. Он стоял и молчал, изо всех сил желая, чтобы она перестала плакать, и сказала бы еще что-нибудь. Но Эмили молчала, прижимая платок то к одному, то к другому глазу.

– Я хотел сказать вам… – он опять замялся. Ну, что, что он может ей сказать? Что он ее любит – он никогда не скажет. Что не следует выходить замуж за Бенсона – не его это дело давать советы. Да и что ей предложить взамен? А просто болтовня, что, мол, не надо плакать, все образуется – он сам себя ненавидел бы за эти дежурные слова.

Он все больше и больше злился на себя за такое бестолковое поведение и в отчаянии, что ничего сделать он не может, изменить ничего не в силах, что все летит мимо – жизнь, любовь, судьба, – еще больше замыкался в себе.

– Я хотел сказать, мисс Томпсон, некоторая… знаете ли, пыль… Да, пыль, беспорядок там… в салоне для завтрака. Это, конечно, новая горничная, видимо, она еще многого не знает…

Он говорил, говорил, не в силах оторвать глаз от ее прекрасного заплаканного лица. Он просто не мог остановиться, потому что заговорила бы она, а что она сказала бы – неизвестно.

Эмили с болью смотрела, как ему трудно не показать свои истинные чувства, как он пытается выбраться на твердую почву официальных отношений и ей стало его жалко еще больше, чем себя, А потом она подумала: не за что его жалеть. Ведь ее никто не жалеет и не будет жалеть. А уезжать отсюда надо. Этой бесконечной муки не вынести ей, нет, не вынести…

– …и мне кажется, что там уже некоторое время не убирали…

– Я займусь этим, – с безнадежной обреченностью сказала Эмили, чтобы положить конец этой тягостной сцене.

– Я был в этом совершенно уверен, мисс Томпсон.

Он повернулся и вышел в коридор. Когда дверь закрылась, сила воли его покинула. Питер покачнулся и спиной привалился к двери, из-за которой только что вышел. За дверью через мгновение раздались рыдания с новой силой. Ему самому впору было бы заплакать, но, плотно сжав губы, Питер все стоял и смотрел сухими воспаленными глазами сквозь мокрое стекло в таинственный ночной сад.