Дмитрий Биленкин - Ночь контрабандой (сборник)

• Название: Ночь контрабандой (сборник)
• Автор: Дмитрий Биленкин
• Жанр: Научная Фантастика

Наивысшего уровня творчество Дмитрия Биленкина достигло в конце шестидесятых годов. Именно в это время были написаны его лучшие рассказы, ставшие впоследствии классикой жанра. Большинство этих рассказов собраны в сборнике «Ночь контрабандой» — второй книге автора. Важно отметить, что в первых книгах Дмитрия Биленкина нет ни одного пересечения, все рассказы публикуются в авторских сборниках впервые.

---

Я покрутил завод. Секундная стрелка дернулась, но тотчас снова замерла. Ясно, часы некстати сломались.

Было очень-очень тихо. За широким окном открывался голый пустырь, синевато освещенный луной. Надвигалась глупая, скучная ночь.

Меньше всего я, конечно, испытывал страх. Тут не до страха, когда ругаешь себя за глупость и злишься на обман.

Походив немного, я присел на диван, затем встал и приблизился к картине. В живописи я разбираюсь плохо. Но, по-моему, это была бездарная мазня. Тут и разглядывать было нечего — ненатуральные кирпично-красные апельсины на глухом черном фоне, и только в правом нижнем углу два-три зеленых мерцающих мазка, должно быть подпись художника.

Чем бы еще заняться? Я взялся было за книгу, но мне не читалось.

Улечься спать мешал раздражающе яркий свет. Слишком яркий свет. Источник был всего один, хотя и разделенный на три плафона.

Я подошел к выключателю. Он был трехпозиционный, то есть поворотом рычага я мог гасить плафоны по очереди. Итак, условия договора соблюдались честно. Призраки — не более чем игра воображения, подогреваемая темнотой, и появление электричества не случайно так быстро уменьшило число россказней на потусторонние темы. В сущности, оно заметно оздоровило людскую психику. Нелепо было бы ожидать, что сейчас, при мощном свете ламп, пока я стою спиной к комнате и поле моего зрения ограничено, там возникнет нечто призрачное или бесформенное…

Я резко обернулся и вздрогнул. Диван явственно прогнулся как бы под тяжестью тела, я даже услышал скрип пружин. Это был вообще первый звук, который раздался в комнате. Но на диване, естественно, никого не было.

Я тотчас пересек пустое пространство и решительно сел на диван, ощутив все же на мгновение робость, когда моя рука прошла над вмятиной. Потом я встал и рассмеялся про себя. Конечно, это была вмятина, которую я же и оставил. Их теперь было две — сиденье простонапросто хранило отпечатки тела, чего я не мог предполагать заранее, так как диван был новым.

А нервы у меня все-таки напряжены…

И тут я почувствовал на себе чей-то взгляд. Впечатление было чисто интуитивное, потому что некому было смотреть на меня в ярко освещенной комнате, некому было спрятаться среди голых стен.

Передернув плечами, я приказал себе успокоиться и думать о чем-то другом. Я сел, но против воли стал обшаривать глазами комнату, так как подсознательно продолжал чувствовать на себе взгляд.

Это было невыносимо! Я должен был найти — не привидение конечно, — предмет, который вызвал во мне столь странное ощущение. Во что бы то ни стало!

Непонятно, как я не заметил его сразу… Глаз был. Зеленоватый, насмешливый, он смотрел на меня с картины и, казалось, даже подмигивал.

"Надо лечь спать", — сказал я себе, приближаясь к картине и разглядывая те самые зеленоватые мазки, которые составляли подпись художника, но издали производили впечатление глаза.

Что-то хрустнуло под ногой. А, черт! Я подпрыгнул. И чье-то дыхание коснулось моего затылка.

Медленно, не теряя рассудка, я повернул голову. Причиной дуновения оказалась приоткрывшаяся дверь.

Я со злостью толкнул ее, но, уже затворяя, заметил одну поразительную несообразность. Свет всегда образует луч, тогда как мрак — никогда; но здесь все было наоборот: не свет проникал из комнаты в коридор, а мрак из коридора в комнату!

Прежде чем я осознал это, дверь с жалобным всхлипом обрубила луч мрака, и он упал в виде черной ленты, которая немедленно всосалась в пол, точно жидкость, образовав на нем гладкую черную полосу. Вдруг ослабев, я привалился к двери. Полоса дернулась и очертила замкнувший меня круг.

"Не переступай!" — раздалось сзади.

Я шарахнулся из круга. Он исчез, и тотчас во мне все взвыло от нестерпимого, тошнотворного ужаса. Неистово запылали лампы. Липкий холод обдал меня с головы до пят. Я метнулся, раздираемый ужасом изнутри, из самых глубин подсознания, из вибрирующих нервных клеток, из бессмысленных взрывов обезумевшего инстинкта. Что-то с шумом упало, дзинькнуло стекло, и прямо передо мной вырос проем окна, откуда смотрело белое, искаженное, перекошенное — мое лицо!

Я отпихнул его ладонями, отскочил, но и сзади тоже было мое лицо, много лиц, все смотрели со стен, как из зеркал, и свет пылал неистово, беспощадно, до последней черточки показывая мне в призрачных отражениях, как корчится, гримасничает, прыгает мое лицо. Я кинулся на них, сжав кулаки.

Плохо помню, что было потом. Кажется, я молотил воздух, кажется, я бил себя по щекам. Я дрался с собственным лицом! Одинаково чужое, оно было везде. В бешеном сиянии ламп оно наступало отовсюду, и один глаз у него был зеленый, насмешливый, подмигивающий, не мой…

Не помню, как я очутился на полу. Только вдруг обвалом упал мрак, и в нем грянули чьи-то шаги.

Ближе, ближе, тяжелые, неотвратимые, они нарастали, а с ними вместе нарастал тот, кто шел, гигантский, из железа и мрака, подготовленный ужасом и несущий безумие. Вот уже дунуло из распахнутой двери…

— Чего кричишь? — послышался знакомый голос.

Путано, как пробуждение в кошмарном сне, проступили очертания дверного проема, фигура Мизгина в нем, свет фонарика…

— Стул-то брось, — мрачно проговорил он.

Мизгин вырвал из моих онемевших рук стул, которым я, оказывается, прикрывался, и потащил меня к выходу.

Опомнился я только на воздухе, да и то не совсем.

— Сволочи, — тихо ругался Мизгин, пока мы поспешно пересекали двор. — Занять демонов у науки… Сволочи! А могло бы быть завтра в газетах: "Встреча с нечистой силой закончилась безумием смельчаков". Чувствуешь, какая реклама их делу?

— Как? — вырвалось у меня. — Значит…

— Лаборатория ужасов, да… Здесь от одного инфразвука кого угодно скорчит! Не успей я заговорить демонов…

— Заговорить де…

— Выключить ток. Помнишь, гудело, когда мы шли? Трансформатор, как я и думал. Уверен, они не подадут на меня в суд за поломку.

Воздух был свеж, но меня била дрожь не от холода.

Запрет

По мере того как Стигс осторожно развивал свою мысль, лицо декана хмурилось все более и более.

— Левоспиральные фотоны! — перебил он наконец Стигса. Да, да, я понял: вы собираетесь искать левоспиральные фотоны. Почему бы вам заодно не поискать принцип вечного двигателя? Или координаты райских врат? Вы что, книги Гордона не читали?

— Я читал Гордона, — стараясь сохранить спокойствие, проговорил Стигс. — Опыты были поставлены восемнадцать лет назад, когда не был известен "эффект Борисова". Теоретически есть надежда…

— Теоретически! — декан уже не скрывал раздражения. — А деньги на эксперимент я должен давать практически. Два миллиона!

— Миллион. Два миллиона стоили опыты Гордона. "Эффект Борисова" позволяет…

— Это я слышал. Вы как будто забываете, кто такой Гордон. Или вы полагаете, что "эффект Борисова" ему неизвестен? Гордон велик не только тем, что создал единую теорию поля. Известно ли вам, что он ни разу не ошибался в своих выводах и предсказаниях? Известно ли вам, наконец, что опыты Гордона по левоспиральным фотонам повторяли, пробуя все мыслимые варианты, Фьюа, Шеррингтон, Бродецкий — лучшие экспериментаторы мира! И ни-че-го! Левоспиральные потоки света — это миф, теплород, философский камень, мираж…

Декану было под шестьдесят, резкие морщины, как ни странно, молодили его, а не старили, костюм на нем был преотличный, но все это не имело ни малейшего значения. Кем бы ни был человек, сидящий в этом кресле, как бы он ни одевался, главным было то, что он распоряжался ассигнованиями, управлял многосотенным коллективом, был администратором и в этом качестве не мог поощрять авантюры, стоящие денег. И даже просто сомнительное не могло рассчитывать на его благосклонность. Но Стигс не терял надежды. Он предпочел бы не иметь с деканом дела, но и великому Гордону приходилось в свое время уламывать таких же вот людей. Интересно, стал бы Гордон великим, если бы ему это не удалось?

— По-моему, все ясно, Стигс, — жестко заключил декан и пододвинул к себе папку с бумагами, давая понять, что аудиенция закончена.

— Но вы не посмотрели отзыв Ван-Мерля! — воскликнул Стигс.

— Ван-Мерля? Да у меня завтра же будет десять отзывов виднейших профессоров, и в каждом будет сказано то же, что я вам сказал! Идите, Стигс, занимайтесь делом.

Стигс встал и почувствовал, что у него дрожат руки.

— Еще одно только слово…

Декан поднял голову.

— Пожалуйста, только без громких фраз о величии проблемы, необходимости риска и тому подобного оперения.

— Нет, я не об этом. Что, если… что, если сам Гордон скажет: "Опыты ставить надо"?

— Са-ам?

Декан удивленно откинулся на спинку кресла. Постучал кончиками ногтей друг о друга. Изучающе посмотрел на Стигса.

— Думаете переубедить Гордона? М-да… Примет ли он еще вас…