Роберт Уилсон - Севильский слепец

• Название: Севильский слепец
• Автор: Роберт Уилсон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-437-2

Рауль Хименес, известный и состоятельный человек, найден замученным до смерти у себя дома. По увечьям, которые нанес себе сам Хименес, можно догадаться, что он отчаянно рвался, пытаясь отвернуться от экрана телевизора, перед которым привязал его истязатель. В довершение ужаса, у него были удалены веки. Детектив Хавьер Фалькон, человек отнюдь не впечатлительный, глубоко потрясен этим зрелищем и начинает испытывать трепет перед убийцей, способным с помощью зрительных образов так искусно играть на нервах своей жертвы.

---

Войдя а приемную, Фалькон обратил внимание на голые светло-голубые стены и отсутствие обычных старинных безделушек. Из мебели там стояли только диван и сдвоенное кресло в форме буквы «S».

Комната была узкая, маленькое помещение дышало уютом, заставившим Фалькона особенно остро ощутить несуразность его собственного жилища. Здесь явно было обустроенное и удобное место для жилья. Его же собственное распластанное барочно-византийское чудище с галереями, лабиринтами комнат и переходов походило на забаррикадированную лечебницу для умалишенных, единственный обитатель которой затаился, пока все вокруг не успокоится…

На свету Алисия Агуадо оказалась брюнеткой с коротко остриженными волосами и бледным лицом без малейших следов косметики. Она протянула ему руку, глядя куда-то в сторону. Когда их руки встретились, она спросила:

— Доктор Валера не сказал вам, что я плохо вижу?

— Он только уверил меня, что вы не интересуетесь искусством.

— Жаль, что я не могу себе этого позволить, ведь я в таком состоянии с двенадцати лет.

— В каком «таком»?

— Пигментозный ретинит.

— Никогда о таком не слышал, — сказал Фалькон.

— У меня аномальные пигментные клетки, которые по непонятной причине образуют на сетчатке пятна, — объяснила она. — Начальный симптом — куриная слепота, а конечный, много позже — полная слепота.

Хавьер был потрясен услышанным и невольно задержал ее руку в своей. Она осторожно высвободилась и указала ему на S-образное кресло.

— Перво-наперво я хочу объяснить вам, в чем заключается мой метод, — начала она, садясь в то же кресло и, благодаря его особой конфигурации, оказываясь напротив Фалькона. — Я не слишком хорошо вижу ваше лицо, а мы многое передаем с помощью мимики. Как вы, возможно, знаете, в человека с рождения заложена способность читать по лицам. Это значит, что я вынуждена воспринимать ваши чувства иным способом. Мой метод аналогичен древнекитайскому методу пульсовой диагностики. Мы сидим в этом необычном кресле, вы кладете между нами руку, я держу вас за запястье, и вы говорите. Ваш голос будет записываться на встроенный в подлокотник магнитофон. Устраивает вас такая процедура?

Фалькон кивнул, умиротворенный невозмутимой уверенностью этой женщины, ее спокойным лицом, ее зелеными незрячими глазами.

— Одна из особенностей моего метода состоит в том, что я лишь изредка буду «подстегивать» разговор. Общение построено так, что вы говорите, а я слушаю. Моя единственная задача — направлять ваши мысли в должное русло или подсказывать, если вы зайдете в тупик. Но я задам тему.

Она повернула выключатель, запускавший пленку, и мягкими, но уверенными пальцами сжала запястье Фалькона.

— Доктор Валера сообщил мне, что у вас появились симптомы стресса. Я чувствую, что в данный момент вы испытываете тревогу. Он говорит, что нарушение вашего душевного равновесия произошло в начале расследования особо жестокого убийства. Он упомянул также о вашем отце и еще о том, что вы не желаете, чтобы вами занимался специалист, который знаком с работами вашего отца. Есть у вас какие-нибудь соображения, почему первый инцидент… В чем дело?

— А что случилось?

— Вы остро прореагировали на слово «инцидент».

— Оно встречается в дневниках моего отца, которые я недавно начал читать. Отец называет так какое-то событие, происшедшее, когда ему было шестнадцать лет, и заставившее его уйти из дома. Но он нигде не объясняет, что же случилось.

Убедившись на собственном опыте в эффективности ее метода, Фалькон поборол в себе желание высвободить запястье. Похоже, Алисия Агуадо отлично слышала не только биение его сердца, но и содрогания его души.

— Как по-вашему, не это ли заставило его вести дневник? — спросила она.

— Вы имеете в виду желание осмыслить «инцидент»? — произнес Фалькон. — Не думаю, что это входило в его намерения. Отец вообще не взялся бы за писание, если бы не один из его товарищей, подаривший ему тетрадь, чтобы он заносил в нее свои мысли.

— Такие люди бывают посланы судьбой.

— Как мне послан этот убийца.

В наступившем молчании она обдумывала его фразу.

— Все, что говорится в этой комнате, не выходит за пределы ее стен, включая полицейскую информацию. Пленки с записями хранятся в запертом сейфе, — объяснила она. — Я хочу, чтобы вы описали мне момент, с которого все началось.

Фалькон в красочных подробностях рассказал ей про Рауля Хименеса. Про то, что убийца заставлял Хименеса смотреть на что-то невыносимо ужасное. Про то, как, должно быть, чувствовал себя несчастный, когда, придя в себя, обнаружил, что у него нет век; про страшные увечья, которые он себе нанес, пытаясь уклониться от чудовищных зрительных образов, навязанных ему убийцей. Фалькон был уверен, что слетел с катушек, когда увидел изуродованное лицо Хименеса, потому что прочитал на нем боль и ужас человека, которого поставили лицом к лицу с его глубинными страхами.

— Вы думаете, — спросила она, — что убийца считает себя профессиональным психологом или психоаналитиком?

— То есть вы хотите узнать, считаю ли я его таковым?

— А вы считаете?

Они молчали, пока Алисия Агуадо не решила продолжить беседу:

— Вы, как я понимаю, уловили некую связь между этим убийством и вашим отцом.

Фалькон рассказал ей о танжерских фотографиях, которые он нашел в кабинете Рауля Хименеса.

— Мы тоже там жили в то же самое время, — объяснил он. — Мне казалось, что на этих фотографиях я обязательно найду отца.

— И это все?

Хавьер немного согнул руку, ощущая неловкость из-за того, что она читает по его запястью.

— Я думал, что там же найду еще и фотографию матери, — сказал он. — Она умерла в Танжере в шестьдесят первом году, когда мне было пять лет.

— И вы нашли ее? — немного помедлив, спросила Алисия.

— Нет, не нашел, — ответил он. — Зато на заднем плане одного из снимков я разглядел своего отца, целующегося с женщиной, которая впоследствии стала моей второй матерью… я хочу сказать, его второй женой. Судя по дате на обороте снимка, он был сделан еще до того, как умерла моя мать.

— Неверность не такое уж редкое явление, — заметила она.

— Моя сестра согласилась бы с вами. Она сказала, что отец «не был ангелом».

— Это как-то повлияло на ваше отношение к отцу?

Мысль Фалькона активно работала. Впервые в жизни он обследовал узкие закоулки своего сознания. От напряжения у него на лбу выступил пот, он стер его тыльной стороной руки.

— Ваш отец умер два года назад. Вы были духовно близки с ним?

— Мне казалось, что был. Он любил меня больше, чем брата и сестру. Я… я… но теперь я и сам не знаю.

Фалькон поведал ей о последней воле отца и о том, что он, ослушавшись его, стал читать дневники.

— И что тут странного? — спросила она. — Знаменитые люди, как правило, хотят что-то оставить потомкам.

— Там было письмо, в котором отец предупреждал меня, что это путешествие во времени, вероятно, окажется мучительным.

— Но тогда зачем вы в него пустились?

Попав в мозговой тупик, Фалькон врезался в плоскую белую стену паники. Его молчание затягивалось.

— Напомните мне, что особенно вас поразило в убийстве Хименеса, — попросила она.

— Что его принуждали смотреть…

— Вспомните, кого вы искали на фотографиях жертвы?

— Мою мать.

— Почему?

— Не знаю.

В наступившей тишине Алисия встала, включила чайник и заварила какой-то травяной чай, потом ощупью достала китайские чашки, налила в них чай и снова взялась за его запястье.

— Вы интересуетесь фотографией? — продолжила она.

— Интересовался до недавнего времени, — ответил Фалькон. — У меня в доме даже есть специальная темная комната. Мне нравится черно-белое фото, я люблю сам проявлять и печатать.

— Как вы смотрите на фотографию? — спросила она. — Что вы в ней видите?

— Напоминание.

Он рассказал ей о любительском фильме, который смотрел днем, и о том, как он довел его до слез.

— Вы часто в детстве ходили на пляж?

— О да, в Танжере пляж был очень близко от города… то есть практически в его черте. Летом мы ходили туда каждый день. Мои брат и сестра, моя мать, горничная и я. Иногда только мы с мамой.

— Так… вы и ваша мать.

— Вы хотите спросить, где был мой отец?

Она не ответила.

— Отец работал. У него была мастерская. С окнами на пляж. Я изредка бывал там. Но я знаю, он за нами наблюдал.

— Наблюдал за вами? Как это?

— У него был бинокль, и он иногда разрешал мне в него посмотреть. Отец помогал мне найти их на берегу… маму, Мануэлу и Пако. Он говорил мне: «Это наша с тобой тайна», или: «Так я за вами присматриваю».

— Присматривает за вами?

— Вы хотите сказать, что создается впечатление, будто он шпионил за нами, — произнес Фалькон, — но это полная бессмыслица. Зачем человеку шпионить за собственным семейством?