Лора Бекитт - Любовь и Рим

• Название: Любовь и Рим
• Автор: Лора Бекитт
• Издательство: Престиж книга, РИПОЛ Классик
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-7905-3839-8

Эпоха правления Юлия Цезаря, Марка Антония и Октавиана. Судьбы двух женщин – патрицианки и рабыни – оказались в жестких тисках деспотичной Римской империи. Но любовь выдержит все!

Прекрасная Ливия Альбина вышла замуж за человека, которого выбрал ей в мужья отец. Богатый, успешный и расчетливый, он не принес ей счастья. Римский юноша Гай Эмилий Лонг, которого Ливия полюбила вопреки воле отца и супружеской клятве, попал в проскрипционные списки и был вынужден бежать. Рабыня Ливий, рыжеволосая красавица Тарсия, много лет ждала возвращения своего возлюбленного Элиара с бесконечных войн, которые вела огромная Римская империя.

Удастся ли встретиться влюбленным – знают только бога…

---

– У меня нет таких денег… сейчас. Я… я верну… потом…

– Хорошо, – сказал Фабий, – я готов подождать до завтра.

– Договорились, – подавленно промямлил Децим. Его язык заплетался, пальцы вцепились в край залитого вином стола. Он словно только сейчас увидел, как отвратительна эта харчевня, как страшны и убоги собравшиеся в ней люди.

Почувствовав, что его мутит, Децим вышел на воздух. Он криво усмехнулся, вспомнив слова отца: «Любуясь тем, над чем властвуют боги, мы познаем их истинное величие!» Потом прислонился к стене и тупо смотрел в искрящееся звездами бездонное небо.

…Остаток вечера и ночь Децим провел в каморке Юстины на набитом морскими водорослями грубом матрасе, где до него побывало не менее полусотни мужчин, а утром проснулся с тяжелой головой, в которой с тошнотворной настойчивостью кружилась одна-единственная мысль: «Я проиграл десять тысяч сестерциев!»

Вернувшись домой, он поспешно вымылся, переоделся и отправился к Ливий.

…Было по-утреннему прохладно, ветер дул со стороны побережья, и воздух Рима казался удивительно чистым и свежим. В небе, не таком ярком, как летом, плыли легкие облачка, похожие на лепестки цветов, а туман над горизонтом переливался перламутром в солнечных лучах.

Глядя на залитые светом акации и паривших над кровлями голубей, Децим ощутил, как тяжесть в душе постепенно растворяется, уходит.

«Все наладится, – говорил он себе, – новый день поглотит прошлое. Не я один совершаю необдуманные поступки.

Главное, чтобы отец ничего не узнал, остальное – не так уж важно».

Войдя в дом Луция Ребилла, Децим велел позвать Ливию. Его попросили подождать, и он нервно томился, переступая с ноги на ногу, будучи не в силах думать ни о чем, кроме предстоящего разговора.

Наконец в глубине зала появилась высокая фигура в белом. Луций. Он подошел и поздоровался – дружелюбно, но без улыбки.

– Ливия только что встала. Она скоро выйдет. Могу я узнать, что привело тебя в мой дом в столь ранний час?

Децим заколебался, не зная, что ответить Возможно, Ливия не располагает такой суммой, а если и да, согласится ли дать ему деньги без ведома мужа? Если нет, то, начав действовать, что называется, через голову Луция, он поставит себя в весьма неловкое положение.

– Мне нужна помощь, – тихо сказал он. В лице Луция отразилось удивление.

– Помощь? – повторил он. – Что ж, я тебя слушаю.

– Дай мне денег, – выдавил Децим. – Я все верну… потом. В эту минуту он ненавидел себя – за все случившееся, за то, что приходится держать ответ перед Луцием Ребиллом, римлянином до мозга костей, умным, расчетливым и таким же жестким и холодным, как блеск отшлифованного алмаза, безупречным, как белизна сенаторской тоги.

Луций внимательно смотрел на стоящего перед ним юношу. Сейчас особенно бросалось в глаза его сходство с Ливией – то же слегка беспомощное и одновременно твердое выражение лица, теплый оттенок кожи и лишенные привычной римскому взгляду остроты и резкости черты.

Нельзя сказать, что Луцию не нравился Децим, просто он никогда не воспринимал его всерьез.

– Денег? Сколько?

– Десять тысяч сестерциев. Наступила пауза.

– Зачем?

Децим пробормотал, краснея от мучительного злобного унижения:

– Я должен одному человеку.

К счастью, на этом Луций прекратил расспросы. Он ничего не говорил, он думал. Наконец сказал:

– Это большая сумма. Но я дам ее тебе. Взамен ты должен оказать мне кое-какую услугу.

Сердце Децима радостно подпрыгнуло, и одновременно в его душу закралась тревога.

– Вряд ли я смогу чем-то помочь тебе, Луций.

– Сможешь, – отрезал тот. Потом кивнул: – Идем со мной.

Децим покорно пошел следом. Они остановились между колоннами. Здесь было темновато и пахло сырой штукатуркой. Луций невозмутимо произнес, глядя прямо в глаза собеседнику:

– Мне нужно имя – имя мужчины, с которым твоя сестра встречалась до замужества.

Ничто не удивило бы Децима сильнее, чем эта фраза. Он вытаращил глаза и молчал, между тем как Луций продолжал с потрясающей рассудительностью и серьезностью:

– Ты делаешь то, что необходимо мне, я даю тебе то, чего хочешь ты. Можешь не спешить возвращать деньги. Твой отец ничего не узнает. И не говори, что тебе неизвестно это имя.

– Но зачем оно тебе? Не понимаю. Вы с Ливией женаты два года, и, по-моему, у вас все хорошо. Что ты собираешься предпринять?

– Ничего. Я просто хочу знать. Вот и все.

– Но этот человек давно уехал из Рима и…

Луций остановил его решительным жестом:

– Это тебя не касается. Могу сказать одно: не ответишь на мой вопрос – не получишь денег.

Децим смирился. Сейчас ему нужны были деньги – остальное не имело значения. И все же он спросил для успокоения совести:

– Ливия не узнает?

– Конечно, нет. Я сам заинтересован в секретности этого разговора.

Тогда Децим произнес, подавив вздох:

– Его зовут Гай Эмилий Лонг.

В мозгу Луция вспыхнула искра. Он немедленно вспомнил. Гай Эмилий Лонг – молодой человек знатного рода. Насколько удачливый – неизвестно, но, кажется, богатый, очень богатый. И красивый. Луций стиснул пальцы. Конечно, ничего удивительного, что Ливия им увлеклась.

Децим ушел, а Луций все не мог успокоиться. В нем взыграл уязвленный собственник, и в то же время он чувствовал себя оскорбленным в каких-то искренних и глубоких чувствах. Да, Децим был прав, их брак с Ливией считался удачным и все же… Иногда Луций ловил себя на мысли, что хотел бы увидеть, как она смеется, веселится, безудержно радуется жизни, ведь ей было всего двадцать лет. Порою ему хотелось спросить: «Чего ты желаешь?». Но он не решался. Он не знал, какою Ливия была с тем, другим, и это угнетало его.

Луций вошел в комнату, где жена одевалась и причесывалась. Оказалось, Ливия почти готова: она сидела на стуле, и две рабыни заканчивали укладывать ей волосы.

Ливия обернулась на звук его шагов, и Луций увидел выражение ее лица с печатью древней наследственной гордости и скромного достоинства. И еще Луцию казалось: от нее всегда веет чем-то неизреченным и печальным. Она не была счастлива, определенно не была!

– Луций? Я слышала, пришел Децим. Он ждет меня? Луций скрипнул зубами. Кто-то успел сообщить, – наверное, эта несносная рыжая рабыня!

– Он уже ушел. Он приходил по поручению Марка Ливия, чтобы передать кое-что срочное. Но это не имеет к тебе никакого отношения.

Он повел бровью в сторону рабынь, и Ливия махнула рукой, приказывая девушкам выйти.

– Ты куда-то собралась? – спросил Луций.

– К Юлии. Мы договорились прогуляться вместе. Луция пронзило острое чувство. А если Гай Эмилий Лонг в Риме, и она тайком встречается с ним? И хотя он тут же отверг это предположение, боль в душе не ушла.

– Пошли к ней рабыню сказать, что ты передумала. Я тоже остаюсь дома.

Ливия обратила внимание на его странный блестящий взгляд. Сейчас блеклые глаза Луция в лучах пронзавшего их солнечного света казались ярко-голубыми, и посреди сверкали угольно-черные зрачки.

Как ни странно, уязвленное самолюбие породило в нем непреодолимое желание обладать Ливией прямо здесь и сейчас.

– Предупреди, чтобы нас не беспокоили, – твердо произнес он, – мы проведем этот день вдвоем. – И тихо прибавил: – В постели.

Ливия не возразила. Она молча смотрела на мужа с выражением, которого он не сумел понять. И именно в этот момент Луций Ребилл очень ясно осознал, что не сможет успокоиться, пока на свете живет Гай Эмилий Лонг.

…Темные, грубо сложенные неоштукатуренные стены, каменный свод над головой – вот и все, что мог видеть Мелисс, когда его глаза немного привыкли к мраку. Он сидел, прислонившись спиною к холодному камню, не в силах переменить положение, поскольку на него были надеты колодки. Все его тело давно превратилось в комок ноющей боли, не дающей думать, лишающей воли. Мелисс чувствовал под собой липкую сырость, сочащуюся из многочисленных царапин и ран, – он оказал арестовывавшим его людям ожесточенное сопротивление и даже убил одного.

Мелисс до сих пор не мог понять, как и почему это случилось. Если б его долго и тайно выслеживали, он должен был бы почувствовать, но нет – за ним пришли совершенно внезапно и открыто, ранним утром, когда он спал в той самой квартире, которую снял для себя по соседству с жильем Амеаны. Когда гречанка съехала, Мелисс остался – ему понравилось иметь свой угол, где чувствовал себя в безопасности. Это было ошибкой: нельзя ни к чему привыкать, как нельзя иметь жилье, если хотя бы кому-то известно, где оно находится.

В целом он рассуждал верно: донес на него и указал его местонахождение человек, которому были хорошо известны его повадки и образ жизни, – куртизанка Амеана. Хотя Мелисс больше к ней не ходил, она не переставала его бояться. Однажды они столкнулись на улице – взгляд пронзительных черных глаз бывшего любовника обжег гречанку такой ненавистью, что женщину затрясло, как в лихорадке.