Энн Пэтчетт - Заложники

• Название: Заложники
• Автор: Энн Пэтчетт
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06880-5

Приглашенные на светский прием гости с нетерпением ждали появления всемирной знаменитости – певицы Косc. Ее чарующий голос заворожил всех. Но прекрасный вечер был неожиданно прерван – в зал ворвались вооруженные террористы.

С этого момента для всех участников драматических событий началась другая жизнь, а весь мир сузился до размеров одного зала…

---

Аккомпаниатор поднял голову и сверкнул глазами на террориста, который отпустил руку Роксаны Косс и поднялся с пола.

* * *

Бандиты оказались перед двумя непреложными фактами: во-первых, ни у кого из гостей не было оружия; во-вторых, среди них не было президента Масуды. Группы боевиков обыскивали подвал, чердак, обходили высокую оштукатуренную стену, окружавшую сад, дабы убедиться, что никто из гостей не спрятался в общей неразберихе. И снова возвращались ни с чем. Через открытые окна доносилось жужжание и стрекотание насекомых. В гостиной вице-президентского дома все оставалось спокойно. Командир Бенхамин присел возле вице-президента, из раны которого кровь текла, не переставая, на обеденную салфетку, заботливо приложенную к его голове лежавшей рядом женой. Вокруг глаза вице-президента образовался зловещий синяк. Он выделялся даже на фоне его распухшей, побагровевшей физиономии.

– Где президент Масуда? – спросил командир, как будто только теперь заметил его отсутствие.

– Дома. – Вице-президент взял из рук жены окровавленную салфетку и сам приложил ее к своей голове.

– Почему его нет на вечере?

По существу, командир интересовался, нет ли в его организации крота. Не получил ли президент заранее информацию о готовящемся наступлении? Однако вице-президента, почти ослепшего от удара, переполняла горечь, а это чувство, как известно, идет рука об руку с правдивостью.

– Он хотел досмотреть мыльную оперу, – сказал Рубен Иглесиас, и в установившейся тишине его голос явственно донесся до каждого уха. – Он хотел увидеть, освободится ли сегодня Мария.

– А почему мне сказали, что он должен быть здесь?

Вице-президент ответил без запинки и без всяких угрызений совести:

– Сперва он согласился, а потом передумал.

Лежавшие на полу зашевелились. Те, кто ничего не подозревал, испугались в этот момент ничуть не меньше, чем те, кто знал обо всем. В этот самый момент закончилась политическая карьера Рубена Иглесиаса. Между ним и президентом Масудой никогда не существовало особой симпатии, а после этих слов всем стало ясно, что Масуда скинет его наверняка. Вице-президент всегда усердно работал, потому что надеялся, что в один прекрасный день управление страной перейдет в его руки, как собственность переходит по наследству от отца к сыну. Для этого он осторожничал, брал на себя всю грязную работу, проведение церемониальных похорон, выезжал в места землетрясений. Он одобрительно кивал в продолжение всех бесконечных президентских речей. Но в эту ночь уверенность в том, что он когда-нибудь станет президентом, его покинула. Ее сменила уверенность в том, что он будет убит вместе со всеми своими гостями и собственными детьми. А раз так, то пусть мир узнает, что Эдуардо Масуда, человек, ростом всего на сантиметр выше его самого, во время столь важных государственных событий дома смотрит телевизор.

Католические священники, сыновья убитых испанских миссионеров, любили повторять своей пастве, что правда делает их свободными, и применительно к данному конкретному случаю они были совершенно правы. Командир по имени Бенхамин уже поднял ружье и приготовился отправить вице-президента в мир иной, однако рассказ о мыльной опере его остановил. В ситуации, когда он чувствовал себя несказанно разочарованным: во-первых, тем, что пять месяцев тщательной подготовки к похищению президента и свержению правительства оказались безрезультатными, а во-вторых, тем, что теперь он оказался перед лицом двухсот двадцати двух заложников, лежащих перед ним на полу, – он поверил в слова вице-президента безоговорочно. Такое вряд ли можно выдумать. Это объяснение казалось слишком мелким, случайным. Командир Бенхамин никогда не останавливался перед убийством и тем более не испытывал потом ни малейших угрызений совести, потому что прекрасно знал из своего личного опыта, что человеческая жизнь представляет собой не более чем череду тяжелых страданий. Если бы вице-президент сказал, что у президента простуда, он бы его застрелил. Если бы вице-президент сказал, что у президента неотложные дела, касающиеся национальной безопасности, он бы его застрелил. Если бы вице-президент сказал, что все это просто уловка и президент даже не собирался приходить на это мероприятие, выстрел последовал бы незамедлительно. Но Мария! Даже в джунглях, где телевизоры встречаются редко, а телевизионная связь ненадежна, где электричество подается эпизодически, люди тоже обсуждали Марию. Даже Бенхамин, который ничем не интересовался, кроме свободы бедных и угнетенных, тоже знал кое-что про Марию. Этот сериал шел по телевизору днем с понедельника по пятницу, но в среду вечером давали своего рода суммирующую серию, чтобы те, кто днем находится на работе, могли следить за сюжетом. Если Марию предполагалось освободить, то ничего удивительного нет в том, что это произошло в среду вечером.

Согласно разработанному плану президента Масуду должны были захватить за семь минут. Сейчас заговорщики уже должны были быть далеко за пределами города, спешно уходить по опасным дорогам, которые вели в джунгли.

И тут за окнами стали возникать ярко-красные всполохи. Затем послышались сирены и какие-то вопли, затем протяжный писк очень высокой частоты. Звук был противный и удручающий. В нем слышался приговор. С пением он не имел ничего общего.

2

Всю ночь напролет внешний мир ревел, громыхал и горланил. Подъезжающие машины с визгом тормозили и с визгом же отъезжали. Сирены выли. Деревянные баррикады возводились, за ними концентрировались группы людей. Удивительно, как много звуков слышали заложники теперь, когда они лежали на полу. У них было время сконцентрироваться – да, вокруг слышалось шаркание ног, шлепанье дубинок о ладони. В их память врезался потолок (светло-голубой с литой короной, отшлифованной до безвкусицы, украшенной завитками и спиралями и покрытой золотом, в котором зияли три дыры от пуль), так что они закрывали глаза и обращались в слух. Голоса, преувеличенно громкие и искаженные громкоговорителями, выкрикивали инструкции для тех, кто находился на улице, и категорические требования для тех, кто находился внутри. От них ожидали только безоговорочной, решительной и немедленной капитуляции.

– Положите оружие на землю перед дверями дома! – бесновался голос в громкоговорителе, искаженный до того, что казалось, он пробулькивает сквозь толщу океанической воды. – Немедленно откройте двери и выходите впереди заложников, руки за голову! Заложники пусть выходят через главный вход! В целях безопасности все заложники должны держать руки на голове!

Когда один голос замолкал, громкоговоритель переходил в руки другого лица, которое начинало все сначала с небольшими вариациями. Потом послышались громкие щелчки, и гостиную залил искусственный бледно-голубой свет, напоминавший холодное молоко и ослепивший всех, находившихся внутри. Интересно, в какой момент о случившемся с ними узнали снаружи? Кто созвал всех этих людей и как случилось, что их собралось так много и так быстро? Может, они все только того и ждали в каком-нибудь подвале полицейского участка? То есть ждали ночи, подобной этой? Может, у них богатая практика в подобных делах: орать через громкоговорители в пустоту, возвышая свои голоса все сильнее и сильнее? Даже заложники понимали, что ни один террорист не сложит оружие и не выйдет из дома только потому, что ему это приказывают. Даже они понимали, что с каждой новой командой шансы получить ответ снижаются. Каждый гость мечтал только об одном: чтобы самому стать владельцем оружия, и уж в этом случае они бы ни за что не сложили его перед дверями дома. А через некоторое время они обессилели настолько, что не грезили даже о том, чтобы все происшедшее оказалось страшным сном. Все, чего они желали, это чтобы люди на улице разошлись по домам, выключили свои громкоговорители и позволили им хотя бы на полу, но поспать. Периодически действительно выдавались моменты тишины, и в эти короткие моменты до их ушей доносилось кваканье древесных лягушек, пение цикад и железное лязганье передергиваемых затворов или взводимых курков.

Позже господин Осокава рассказывал, что глаз не сомкнул всю ночь напролет. Однако Гэн прекрасно слышал, как после четырех часов ночи он периодически похрапывал: тихонько и с присвистом, как будто сквозняк гулял в дверных щелях. И это похрапывание вселяло в Гэна спокойствие. Похрапывание раздавалось в разных концах комнаты: люди проваливались в сон кто на десять минут, кто на двадцать, но при этом лежали покорно, вытянувшись на спине. Аккомпаниатор очень медленно, так что никто даже и не заметил, стянул с себя пиджак и сделал из него нечто вроде подушечки, которую он подложил под голову Роксаны Косс. Всю ночь напролет грязные ботинки шаркали рядом с ними, переступали через них.

Когда гости вечером укладывались на пол, это было своего рода прелюдией разворачивающейся драмы, а к утру страх полностью сковал их уста. Они просыпались с настойчивой мыслью о том, как выйти из ситуации, но ничего толкового придумать не могли. Грубая щетина за ночь покрыла подбородки мужчин, лица женщин были перепачканы расплывшейся от слез косметикой. Нарядная одежда измялась, узкие туфли натерли ноги. Спины и бедра болели от долгого лежания на твердой поверхности, шеи не ворочались и отчаянно ныли. И всем без исключения хотелось в туалет.