Михаил Гоголь - Мертвые души

• Название: Мертвые души
• Автор: Михаил Гоголь
• Жанр: Русская классическая проза

---

“Да еще ж не заложили”.

“Заложат, матушка, заложат. У меня скоро закладывают”.

“Прощайте, батюшка! Доброго пути вам!” говорила хозяйка, провожая его в сени. “Так уж, пожалуста, не позабудьте насчет подрядов”.

“Не позабуду, не позабуду”, говорил Чичиков в сенях. [Вместо а. “Так уж ~ в сенях”: “Да не забудь меня, если что случится покупать, так пожалуста уж… Приезжайте”.

“Приеду, приеду”.

“Уж пожалуста не позабудьте”.

“Не позабуду, не позабуду, матушка”, говорил Чичиков, отпирая дверь, ведшую на крыльцо, б. Так уж ~ говорил Чичиков, выходя на крыльцо. ]

“А свинного сала не покупаете?” сказала хозяйка.

“Почему не покупать, покупаю, только после”.

“У меня о святках и свинное сало будет”.

“Купим, купим, всего купим, и свинного сала купим”, говорил Чичиков, выходя на крыльцо.

“Может быть понадобится еще птичьих перьев. У меня к духову дню будут и птичьи перья…”

“Хорошо, хорошо”, говорил Чичиков. [“Может быть ~ Чичиков” вписано. ]

“Вот видишь, отец мой, и бричка твоя еще не готова”, говорила хозяйка.

“Будет, будет готова. Расскажите[Покажите] только мне, матушка, дорогу в город”.

“Не знаю, как бы тебе рассказать, чтобы опять как-нибудь не заблудился”.

“Мне бы только добраться до большой дороги”.

“Как же бы это сделать так”, сказала хозяйка. “Так-то рассказать мудрено, потому что много поворотов. Разве я тебе дам девчонку, чтобы проводила. Ведь у тебя, я чай, есть место на козлах, где бы сесть”.

“О! поместится”, сказал Чичиков.

“Пожалуй я тебе дам девчонку. Она у меня знает дорогу. Только ты, смотри, не завези ее. У меня уж одну завезли купцы”.

“Не беспокойтесь, матушка, мне она не нужна”.

В это время подъехала под крыльцо Чичикова бричка.

“Ей, Пелагея”, сказала помещица стоявшей около крыльца девчонке лет одиннадцати, в пестром платье из домашней выбойки и босыми ногами, которых издали можно было принять за сапоги, так они[за сапоги, до такой степени они] были крепко облеплены свежею грязью. “Покажешь барину дорогу”.

Селифан помог девчонке взлезть на козлы, которая, ставши одной ногой на барскую ступеньку, сначала запачкала ее грязью и потом уже взобралась на верхушку козел и села возле Селифана.

Селифан был во всю дорогу чрезвычайно сурьезен и необыкновенно ревностен и внимателен к своему делу, что всегда случалось с ним после того, когда что как-нибудь провинился или был пьян[На этом текст обрывается. ]

<ГЛАВА V>

Чичиков тоже придвинулся с своими креслами несколько поближе и невольно кашлянул прежде начатия речи, отдавши таким образом дань старой привычке всех проповедников. “Нельзя сказать…” таким образом начал Чичиков, “чтобы то, о котором[чтобы та вещь, о которой] я вам сейчас хочу предложить, было большой важности. Признаюсь, я даже опасаюсь, чтобы вы как-нибудь моей просьбы не почли даже безрассудной, потому что, точно, с некоторой стороны, она может показаться [отчасти] несколько странною… Дело вот в чем: в ревижских сказках, как вам не безызвестно, [как вам известно] числятся совершенно все души, составляющие недвижимость владения, [Далее начато: хотя] несмотря на то, что между ними есть такие, которые уже давно не существуют, но по существующим положениям нашего государства, равного которому в силе и славе, можно сказать, нет другого во всем мире, и иностранцы очень справедливо удивляются…[нашего государства, в силе и славе равного с которым, можно сказать, нет во всем мире, [другого государства] другого] так по таковым положениям, до подачи новой ревижской сказки, подати за них взносятся как за существующих. Тогда, как они между тем с своей стороны[Далее было: [не только никакой пользы] больше ничего, как [один] только пустой звук и] не только пользы, но даже убытки наносят владельцу. [не только никакой пользы, но даже наносят убытки] Чтобы доставить [можно сказать] за одним разом и вам пользу, [Далее начато: и себе также кое-что, хотя] потому что я к достойным людям всегда[Далее начато: име<л?>] чувствовал истинное уважение… я прошу вас уступить этих несуществующих мне. То есть перевесть их на мое имя так, как бы вы их продали мне”.

Собакевич слушал с тем же флегматическим видом и совершенным бесстрастием. Казалось, в этом теле вовсе не было души, или, лучше, она у него была, но[Далее начато: где-то] вовсе не там, где следует, а как у бессмертного Кощея где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что всё, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности его лица.

“Так можете ли вы меня удовлетворить в этом отношении?” сказал Чичиков, поглядывая на него с некоторою робостью.

“Вам нужно мертвых душ?” произнес обыкновенным своим голосом Собакевич.

“Да. Несуществующих”, отвечал Чичиков. “Так есть ли, у вас такие?”

“Найдутся; почему не быть”, сказал Собакевич [опять] тем же бесстрастным голосом, но с некоторою расстановкою, как будто бы в это самое время он о чем-то размышлял.

“В таком случае, если вы мне решитесь их уступить, я говорю впрочем, несправедливо: уступить, потому что кто же будет делать предметом купли такое дело, так если вы решаетесь так меня несказанно одолжить, чтобы я всегда помнил ваши ласки… то в таком случае я, пожалуй, готов купчую на свой счет…”

“Да уж, конечно: купчая должна быть на счет покупщика”, сказал Собакевич, смекнувший между тем, что покупщик без сомнения должен был иметь какую-нибудь выгоду” решаясь на такое приобретение.

“Извольте, я вам продам и, как с человека знакомого, я с вас, пожалуй, возьму недорого”.

“Чорт бы тебя побрал”, подумал Чичиков про себя: “со всего хочет содрать плеву! А по скольку вы бы взяли?” сказал он вслух.

“Чтобы не запрашивать с вас лишнего и напрасно не торговаться с вами, по сту рублей за штуку!” сказал Собакевич.

“По скольку вы изволили сказать?” произнес Чичиков, подумавший, что он ослышался.

“По сту рублей за штуку”, сказал Собакевич: [Далее начато: “Впрочем] “Пожалуй, я вам даже сделаю то уважение, что возьму серебром вместо ассигнаций”.

“Как же…” сказал Чичиков, несколько смутившись, и остановился. “Я полагаю, впрочем, что[Далее было: продолжал он] вам угодно было пошутить. Я не могу поверить, чтобы вы стали продавать, да еще и дорожиться”.[Далее начато: за такую вещь, которая…”]

“Какая ж тут дороговизна?” прервал Собакевич.

“Помилуйте, как же можно запросить вдруг такую сумму”.[Далее начато: Я признаюсь…]

“Сумма умеренная”, сказал Собакевич. “А по скольку вы хотели дать?”

“Я признаюсь”, говорил Чичиков: “зная, что это вещь вовсе вышедшая из всякого употребления, никак не полагал, чтобы вы могли извлекать из нее какой-нибудь интерес, и в случае, если бы вы уже не захотели быть так ко мне добры и решились попользоваться профитом, — я предполагал, что по осьми гривен на душу очень достаточная цена”.

“Как! по двухгривенному за душу!” вскричал Собакевич.

“Да. Я полагаю, что это весьма достаточная цена”, сказал Чичиков.

“Ведь я вам продаю не лапти”, сказал Собакевич.

“Однако ж, позвольте и мне тоже сказать”, произнес Чичиков. “Рассмотрите и мое положение: с какой стати я буду платить за людей уже не существующих, которые мне принесут только расход и разорение”.

“Так вы думаете, что я вам продам по двухгривенному ревижскую душу?”

“Помилуйте, какая ж она ревижская, она только на бумаге стоит ревижскою. Она в разоренье вам… Впрочем, чтобы с вами не спорить, даю по полтора рубли и больше, право, не могу ничего прибавить”.[Далее было:

“Ой, дадите больше”, сказал Собакевич.

“Ей богу, не могу”, отвечал Чичиков.

“Дадите, дадите, я уж знаю, что дадите”, сказал Собакевич.

“Я вам не шутя говорю, что больше не могу дать”.

“Так поскольку]

“По скольку вы сказали?” сказал Собакевич.

“По полтора рубли”, отвечал Чичиков.

“Стыдно вам и говорить такую сумму. Вы торгуйтесь, говорите настоящую цену”.

“Что же мне давать вам! Ведь самый-то предмет уж решительно не стоит никакого уважения. По полтине прибавлю”.[Вместо “По полтине прибавлю”: Я и так вам даю столько, как не знаю, кто бы мог дать. По полтине прибавлю. Два рубли и больше ни копейки”.]