Вера Хенриксен - Знамение

• Название: Знамение
• Автор: Вера Хенриксен
• Издательство: Издательский центр «ТЕРРА»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01043-Х

Конунг Олав, святой Олав, Олав сын Харальда…

Пусть не удивит читателя, что все это — один человек, король Норвегии, один из самых известных людей в истории Севера, прошедший путь от жестокого викинга до национального героя, канонизированного после смерти и превратившегося в святого, которого почитают не только в самой Скандинавии, но и в Европе. Изображение его есть в Риме и Иерусалиме…

Ему принадлежит честь христианизации языческой Норвегии и объединения ее в единое государство.

И именно он ввел в стране новые законы, принятые на тинге в Мостере в 1024 году и запрещающие жертвоприношения, идолопоклонничество и приготовление жертвенного конского мяса.

Именно он запретил «выносить» младенцев на съедение диким зверям. И именно он заставил людей жить по заветам Христа, хотя сам и не всегда придерживался их…

Удивительная жизнь Олава сына Харальда не раз привлекала внимание замечательных писателей, в том числе Сигрид Унсет и Бьёрнстьерне Бьёрнсона, лауреатов Нобелевской премии в области литературы.

Счастливого плавания на викингских драккарах!

---

Этой ночью Сигрид была нежнее с Кальвом, чем во все предыдущие годы.

Сразу после Пасхи к ним прибыл гость. Это был Финн Арнисон; вместе с кораблем и дружиной он направлялся из Каупанга на север и решил ненадолго остановиться здесь. После заключения мира между Олавом и сыновьями Арни он побывал у короля.

До этого он никогда не был в Эгга; Сигрид не видела его со дня свадьбы в Каупанге.

Еще до свадьбы Кальв сказал, что она познакомится с его братьями, но Сигрид встретилась только с младшим, Арни. Тот побывал в Эгга два года назад. Он был спокойным, рассудительным парнем, не берущим на себя, однако, слишком много.

И вот теперь прибыл Финн.

— Позор иметь таких братьев, как ты и Торберг, которые подчиняются бабам! — сказал он Кальву, когда они вечером сидели в зале. — Сначала Торберг позволяет своей жене уговорить его действовать против указа короля. Потом ты позволяешь своей жене настраивать себя против Олава. Можешь мне поверить, я хорошо понимаю, почему ты был таким упрямым при подходе к Каупангу!

— Не тебе рассуждать о том, что кто-то кому-то подчиняется, ты сам рабски привязан к королю, — сухо заметил Кальв.

— Я не знал, что ты считаешь для себя позором службу у конунга, — со злобной усмешкой произнес Финн. — Могу тебя уверить, я не ожидал, давая клятву королю, что это может обернуться против моего собственного брата!

— Похоже, вы, братья, прекрасно ладите между собой, — вмешалась Сигрид; она не могла скрыть злорадную усмешку.

— Возможно, тебе придется меньше улыбаться, когда ты узнаешь, как я думаю поступить с твоим братом, — сказал Финн. — Король поручил мне вести дело против убийцы Карле.

Сигрид озабоченно взглянула на него.

— Ты не очень-то благодарен мне за то, что я спасла тебя от королевского гнева в Каупанге, — сказала она.

Финн повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.

— Королевского гнева по поводу чего? — спросил он.

— Он хотел узнать, кто отказал умирающему в его просьбе позвать священника.

— Хотя ты и говоришь правду, я сомневаюсь, что чем-то обязан тебе, — сказал Финн. — Ты сделала это не ради меня.

— Более откровенно ты никогда не выражался, — согласилась Сигрид. — Своей поездкой в Мэрин ты не снискал моего расположения. Но я не думаю, что Туриру следует опасаться тебя. Тебе не хватит ума, чтобы заманить его в ловушку.

— Посмотрим, — возразил Финн. — Однако я не намерен сидеть и болтать с бабами.

Повернувшись к Кальву, он начал говорить о военном походе, для которого король собирает силы со всей страны; для этого он и послал Финна на север.

— Теперь будет видно, кто по-настоящему предан королю, — сказал он. При этом он пристально посмотрел на Кальва.

— Я буду верен королю до тех пор, пока он будет верен мне, — спокойно ответил Кальв. — Большего он не может ожидать ни от кого. И я надеюсь, что он достаточно высоко ценит верность свободного человека, чтобы полагаться на меня.

— Красиво сказано, — заметил Финн. — Но я пока не уверен в том, что с его стороны будет мудро полагаться на тебя.

Кальв пожал плечами.

— Ты гораздо больше боишься короля, чем я, — сказал он. — И в этом главное различие между нами. И я не думаю, что это дает тебе право бахвалиться своей верностью.

Финн вскочил и ударил кулаком по столу, так что мед выплеснулся из рога.

— Никто никогда не называл меня трусом, не поджимая при этом хвост от страха! — воскликнул он.

— Я подожму хвост, как только ты дашь мне для этого хороший повод, — ответил Кальв. — И если ты такой храбрый, как ты говоришь, ждать долго не придется.

— Это может произойти совсем не так, как ты себе это представляешь! — с угрозой произнес Финн, но все же сел на место.

Некоторое время они сидели молча; тишину нарушила Сигрид.

— Кое-кто откажется от участия в этом походе.

— Вред ли за ним пойдут люди из Сэлы, — задумчиво произнес Кальв. — И я очень сомневаюсь, что Эйнар Тамбарскьелве отправится с ним.

— Теперь Эйнар Брюхотряс больше не лендман, — сказал Финн.

— Да, — сказала Сигрид. — Он не позволяет привязать себя к королю сильнее, чем это ему самому нужно. Эльвир обычно говорил, что он слишком хитер, чтобы становиться на чью-то сторону, не будучи наверняка уверенным, на какую лошадку стоит ставить.

Она от души смеялась, когда Эйнар заключил мирный договор с королем Олавом, чего, по словам Эльвира, он так желал, и вернулся домой, так и не став королевским лендманом.

— Он так и говорил? — усмехнулся Кальв. — Во всяком случае, Эйнар единственный из хёвдингов, кто устраивает свои дела так, что может поддерживать отношения с королем Кнутом, не нарушая при этом клятвы, данной Олаву.

Братья сидели и разговаривали, а Сигрид, пожелав им спокойной ночи, пошла спать.

На следующий день Кальв проводил Финна на корабль.

— Если хочешь следовать моему совету, веди себя осторожно с Туриром Собакой, — сказал он. — Если он поступил так, значит, на это были свои причины. Он считает торговлю на Бьярмеланде своим правом, большая часть собственности, отнятой им у Гуннстейна, явилась компенсацией за его убытки, а с Карле он находился в кровной вражде.

— Если ты позволяешь своей жене понукать тобой, это не значит, что я должен делать то же самое.

— Для короля лучше завоевать себе друга, чем нажить врага, — сказал Кальв.

Но Финн только самодовольно усмехнулся.

— Можешь быть уверен в том, что, если я доберусь до Турира Собаки, он долго будет помнить об этом, — сказал он.

В эту зиму в усадьбе было много разговоров. Сигрид не придавала этому особого значения, зная, что у девушек всегда находилось, о чем поболтать. И она не делала никаких попыток разобраться, что к чему. И когда уже Кальв был готов к походу на юг, разговоры достигли и его ушей.

И он вынужден был позвать к себе Грьетгарда.

— Я слышал, ты сделал одной из девушек ребенка, — сказал он.

— Да, — ответил Грьетгард. — Я этого не собираюсь отрицать.

— Я скорее ожидал этого от Турира, чем от тебя.

— Не всегда все получается так, как мы ожидаем, — сказал Грьетгард, глядя мимо Кальва.

— Не слишком увлекайся этим! — сказал Кальв. Но было ясно, что он не слишком рассержен происшедшим, и Грьетгард вздохнул с облегчением.

Сигрид восприняла это куда тяжелее. Если к кому-то из своих сыновей она и питала особую привязанность, то это к Грьетгарду. И ей казалось, что она потеряла его после того, как год назад он вернулся из похода.

Теперь он больше не приходил к ней со своими радостями и печалями, как это было в те годы, когда они помирились после смерти Эльвира. Он много беседовал с Энундом, а в последнее время сблизился с Кальвом. Она считала это причиной его отдаления от нее, но только теперь она поняла, в чем дело. Ей следовало бы подумать об этом раньше.

Она должна была быть с ним рядом, когда он впервые выбирал себе девушку, проследить за тем, чтобы выбор был хорошим; и она, Хелена дочь Торберга, была более чем красивой. Сигрид она давно уже нравилась, она была аккуратной, послушной, прилежной. Сигрид удивляло, что никто из работников не сватается к ней, и только теперь она поняла, в чем дело. Это была девушка Грьетгарда, и никто не смел приблизиться к ней.

Сигрид было не по себе оттого, что Хелена пользовалась теперь большим доверием Грьетгарда, чем она. И теперь, когда отношения между ними перестали быть тайной, она видела, как ее сын привязан к ней.

Но при мысли о том, что девушка согрешила, смягчалась Сигрид: девушке было шестнадцать, она была влюблена, и это не могло принести ей ничего, кроме несчастья.

Отношения Грьетгарда и Хелены занимали Сигрид куда больше, чем приближавшийся отъезд Кальва. И когда настало время расставания, она пожалела о том, что мало уделяла ему внимания.

Во внутренний Трондхейм вернулись перелетные птицы, леса и поля наполнились жизнью. Скворцы свистели и рассыпали трели, веселое пенье певчих дроздов оттенялось более серьезным и мечтательным пеньем черных дроздов. Повсюду пели жаворонки — с той беззаботностью, с какой они выбирали себе место для гнезд.

Потом пришло лето с расточительным изобилием. Все росло, зеленело, дышало. И скорбь по поводу теряющейся в суете жизни забывалась в спешке полевых и домашних забот.

И вот наступила осень; Эльвир как-то сказал, что осенью вся природа плачет слезами дождей об ушедшем лете. Один за другим следовали серые дни, пока, наконец, зимний снег не покрыл замерзшую землю. И обнаженные ветки деревьев покрылись серебристым инеем, сверкающим на солнце.

Синицы и желтоголовые корольки, которым был не страшен мороз и долгие зимние ночи, пели среди заснеженных, сверкающих деревьев, а стаи кукш кружились над крышами домов.

А потом, когда солнечное тепло победило силы тьмы, с крыш и деревьев начало капать. Мир медленно просыпался; удивленно, осторожно, трепетно; и чем сильнее становилась власть солнца, тем громче пели птицы.