Сергей Другаль - Особая форма

• Название: Особая форма
• Автор: Сергей Другаль
• Жанр: Научная Фантастика

---

Дождался, вышел. Восемь лун разных размеров в беспорядке по небосводу ходят, ночь темно-голубая с серебром, тени окрест шевелятся, птаха скворчит в перелеске, словно спросонья. В такую ночь хорошо с друзьями у костра сидеть... Вообще, славная планета, вполне для людей пригодная. Думаю я так, а сам через кусты по прямой туда, к пуджикам. Очки на глаза и вижу: лежат носатики рядком, штук десять. Длинным пушистым одеялом, с боков подоткнутым, укрыты. Хоботки поверх одеяла, и верхние лапы тоже. А с четырех сторон киберы с косами недреманно в темноту таращатся, бдят. Ну, эти мне не страшны, ибо не интересуют меня носатики. Где, думаю, наши? Капитан, думаю, где?

Поднял я свое оружие, направил раструб на сарай и нажал на спусковой крючок. Рисковал, поскольку параметры гипноизлучения пуджиков мне известны не были. Я мог войти в противофазу и погасить гипнополе этих хоботоносцев, но мог и усилить это поле. В первом случае мы бы посмеялись над происшествием и всей гурьбой пошли на катер. Что будет во втором случае, я не знал.

Сначала я услышал, как кто-то в сарае загремел опрокинутым ведром, а потом Лев заорал в ночи "Ой да ты не стой, не стой!", и послышался голос капитана:

- Возьми гитару!

Лев выбежал еще в плавках, но уже с гитарой. Рядом в медленном танго двигался капитан. Мимо них с ведром в руке и босиком побежал к ручью космофизик. Когда с тесаком в руке появился планетолог и, неловкий спросонья, сделал попытку залезть на дерево, мне стало тяжело глядеть на все это и я выключил излучатель.

Капитан остановился и говорит Льву:

- Не одобряю я вашей привычки петь среди ночи. Конечно, каждый вправе в свободное время вести себя как найдет нужным. Но ведь вы разбудили повелителей! А это нехорошо.

Лев оглядел себя, вроде как смутился и молча удалился в сарай, наверное, досыпать. Биолог укрывал пуджиков и что-то шептал успокаивающее. С ведром, полным песка, вернулся космофизик, потом туда же в сарай ушел капитан, и вскоре все затихло. А я сел на пенек и снова стал думать.

Без анализатора излучений здесь не обойтись, поскольку угадать частоту гипнополя мне, видимо, не удастся. Анализатор, если он у нас вообще есть, валяется где-нибудь, пойди найди, когда не знаешь даже, каков он с виду.

Перебить носатых? Но как я потом перед самим собой оправдаюсь? Виноват ли зверь, если он иным способом, кроме как паразитируя, пропитание себе добыть не в состоянии? Да и не кровь пуджик пьет. Так, мелкие услуги, кто пушинку на матрац, кто сенца клок, да и пупок почесать невелик труд... Тут заметил я, что не столь ищу выход, сколь задаю риторические вопросы и даже вроде как оправдываю паразитов. Испугался я, поняв, что и сам слегка подвержен, ретировался в сторонку и сразу рассуждать стал по-иному, бескомпромиссно.

Ладно, думаю, гипноизлучатель непригоден, и черт с ним. Но сам-то я еще на что-то годен или нет? Или воля моя иссякла, или подмок этот, как его, порох в этих, как их, пороховницах? Я почувствовал, что порох сух, что я еще способен мобилизовать свои внутренние резервы.

Первым решил вызволить капитана. Соображаю: если его смогу, то остальных и подавно. Ибо капитан в команде имел самую сильную волю. После меня, естественно. Стал я так и этак прикидывать, на чем капитана взять можно, чтобы вышел он из сарая, чтобы на катер вернулся. Долго думал и уж под утро понял: а на чем угодно, на любой заботе. На то он и капитан, чтобы за все душой болеть.

Подошел я к сараю поближе, сосредоточился и послал гипнограмму: "Ремонтник Рамодин болен, ему в кладовой бластер с гвоздя на затылок свалился. Дулом вниз".

Никакого результата, только кто-то захрапел с посвистом. Поднатужился я, дальше картину мысленно рисую: "Упал Вася, в глазах темно, и сосуд с жидким азотом опрокинул. В кладовке иней выпал, а Вася лежит в луже азота и уже дрожать перестал, поскольку спиной к полу примерз".

Если кто думает, что гипнотизеру эти сеансы ничего не стоят, пусть сам попробует. Мне и взаправду холодно стало, а в сарае настороженная тишина, вроде прислушиваются.

Совсем напружинился я, представив себя с проломленной головой на морозном полу распростертого. И стал я как из-за угла мешком пришибленный, все безразлично, только лечь побыстрее хочется, и голова трещит. Повернулся и пошел. Не помню, как до катера добрался. Очнулся в лазарете, лежу на боку, голова перевязана, спина болит, а рядом капитан с выражением заботы на лице.

- Ага, - говорит. - Очухался. Это хорошо. Ну, бластер ты еще мог на место сгоряча повесить, не знаю, чего тебе в кладовке понадобилось. А с азотом ничего понять не могу, сосуд-то полон, не мог же ты разлитый с пола собрать... Я нашел тебя на трапе, на голове шишка с кулак, комбинезон сзади порван, спина белая...

- Все в порядке, капитан, - говорю я. А сам тоже не все понимаю. Гематома на голове, обморожение - это я мог силой воли над собой учинить. Но комбинезон порвать, не желая того... И поныне это для меня загадка.

- Давно я так?

- Да уж час, не меньше, - отвечает капитан, сооружая мне оздоровительный коктейль, гоголем-моголем именуемый.

Лежу я, мобилизовался на выздоровление. Понимаю, что пострадал за други своя, и возгордился в сердце своем. И правильно сделал, что возгордился, капитан-то мне недешево достался. Далее рассуждаю, что капитан может выйти из катера и снова попасть под гипноизлучение, и потому надо его запереть, пока я остальных вызволять буду. Шевельнулся я, пока капитан с миксером возился, чувствую, спина болит, но терпимо. И встать, чувствую, могу. Выпил коктейль, таблетку проглотил и говорю:

- Капитан, я там притащил в виварий какого-то зверя пушистого и с хоботом. Правда, хобот так себе, если в два кулака впритык взять...

Последние слова я говорил зря, так как капитана в лазарете уже не было, он бегом бежал в виварий, чтобы пуджика обслужить. Это мне не понравилось: значит, наличествуют остаточные явления гипноза. Это потребует от меня принятия экстравагантных и нежелательных мер... Я услышал, как капитан хлопнул дверью вивария. И я защелкнул снаружи задвижку.

Для этого мне даже вставать не пришлось: зная конструкцию, телекинетически управиться с замком - пара пустяков. Естественно, в виварии никого не было, но там была вода и еда...

В галактике каждому известно, что ничто так не было развито в нашем экипаже, как чувство товарищества, и, исходя из этого, я решил использовать шишку на голове, чтобы заманить на катер и биолога. Он был у нас вместо корабельного врача. Это раз. И у него хобби - нейрохирургия. Это два. Шишка, хоть и не более чем плод моего воображения (а укажите мне болезнь, в которой воображение не играет роли), выглядела убедительно, и биолог не мог не заняться ею. В крайнем случае, думаю, дам согласие на трепанацию черепа, якобы для устранения последствий сотрясения мозгов. А какой любитель устоит перед такой возможностью?

... Биолог долго рассматривал устрашающую чалму из бинтов, которую я сварганил у себя на голове. К тому же я был бледен от боли в спине (уж лучше бы я вызвал ожог, как-то привычнее). Он даже перестал почесывать шею возле нижней губы своего пуджика. Очень мне захотелось дать тому по хоботу, но я понимал, что пока еще не время.

- Бластер на затылок упал, - скривился я. - Дулом вниз. И перевязать некому.

- Дай посмотреть, - страстно выдохнул биолог.

- На, гляди! - я сел, сдернул с головы чалму и застонал. Биолог почтительно уставился на мою гулю. - Рвота была. И сейчас голова болит. И озноб...

- Сотрясение. Точно тебе говорю - сотрясение. Но куда же ты? Тебе покой нужен.

- На катер. Ты чеши, не отвлекайся. А я пойду, лед на голову положу, может, поможет.

- Лед - это в самый раз...

Биолог догнал меня, когда я поднимался на катер. Он взял меня под руку и повел в лазарет, но не довел. Я буквально вдавил его в дверь вивария и закрыл створку, не слушая громких высказываний капитана.

Все! На сегодня с меня хватит. Памятуя, что сон - лучшее лекарство, я завалился у себя в каюте и проспал весь день и всю ночь. Зато встал здоровее, чем был. Брился на ощупь, чтобы лишний раз не глядеть на себя в зеркало: берег хорошее настроение.

Пошел к лагерю, или колонии, не знаю, как назвать. А может, правильнее - к лежбищу пуджиков. Спина почти не болела, шишка помягчела и спала, что сильно утешило меня. К поясу у меня был привязан видикортиновый линь, который ни перерезать, ни даже перегрызть нельзя. Я занял позицию возле ручья и ждал недолго. Космофизик закончил отделку сарая и, сидя на днище опрокинутого ведра, любовался содеянным. Надпись о том, что здесь был я, он замазал, и это почему-то показалось мне обидным. Я сосредоточил взгляд и легко отвалил от стенки большой кусок штукатурки. Песок с глиной - с этим и ребенок справится.

Космофизик заволновался, собрал в кучу штукатурку, схватил ведро и побежал к ручью. Этого мне и надо было. Я дал ему набрать воды и, когда он разогнулся, обездвижил его. Космофизик стоял как памятник самому себе, пока я опутывал его линем. Потом я передохнул немного, перекинул его через плечо и отнес на катер. Всю дорогу ведро с водой, зажатое в его руке, болталось и било меня по бедру. Я уложил космофизика на стол в лазарете, убедился, что линь не мешает кровообращению, и вернул ему подвижность. Вернулась и способность скрежетать зубами: