Андрей Лесков - Жизнь Николая Лескова

• Название: Жизнь Николая Лескова
• Автор: Андрей Лесков
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Книга А. Лескова об отце рассказывает вначале о роде Лесковых, детстве и юности писателя, его трагических заблуждениях 60-х годов, поисках гражданского, нравственного и эстетического идеала. Вторая половина книги охватывает период с 1874 года до смерти Н. С. Лескова в 1895 году, период расцвета творчества писателя, его сложных нравственных исканий, противоборства официальной печати, дружбы с Толстым и другими деятелями русской культуры.

---

В первое же серьезное, целиком беллетристическое свое детище, вопреки всем законам строения и теме повести, он ввел нечто произведшее в Киеве впечатление разорвавшейся бомбы: “Мой дядя много занял у гамбургских банкиров и считал себя чем-то вроде Карла Великого. Я до такой степени его уважаю, что всегда сожалел: отчего, когда он проезжал через Ахен, его не положили там вместо Карла Великого? Этим нас освободили бы от очень маленького профессора”. А в следующей главе добавлялось еще, что Киев славится сухими женщинами и “самыми невежливыми докторами в целой подсолнечной” [“Овцебык”. — “Отечественные записки”, 1863, апр., с. 582, 592. В позднейших редакциях, эти выпады опущены.]. Гейневский стиль был возведен в нестерпимую степень. Орловская родня встала на дыбы. Киевская растерялась. Ученый дядя олимпийски презрел.

Последние свои годы С. П. Алферьев жил в доме Алексея Семеновича, обслуженный и досмотренный во всех своих нуждах. Здесь же жила и последняя уже сестра, Марья Петровна. Этим исключалось или смягчалось чувство старческого одиночества.

Возможно, что именно в годы старения и досужества впервые захотелось бегло оглянуть пройденный жизненный путь.

Скупой на все виды письма и особенно на автобиографические сведения, он ограничился коротенькой схемой своей жизни, набросанной на синем листочке в восьмушку, построенной по десятилетиям. При всей ее лаконичности, она подтверждает подлинность ряда лиц и местностей, описываемых или упоминаемых в произведениях, статьях и заметках Лескова. Заполнение места, отведенного на листке для седьмого своего десятилетия было отложено до его истечения, если таковое действительно полностью истечет. Пока была поставлена только начальная его цифра. Проставить вторую не было дано.

“I пер/иод/ 1816–1826.

Мое рож/дение/ в Орле. — Ранние годы детства в Горохове. — Корм/илица/ Варвара. Позднейшие годы, о которых сохранились воспоминания: Кирасиры, Кельнер, Герцог, Жильберт, Черемисинов, Языков, Воронин. — Учителя: M-r Louls, Дюсосе; Афросим Степанович Птицын, Лаваль. — Соседи: Зиновьева и ее карлик, Осипов, Афросимовы, Шуманские, Клепаков, Ефимовы, Сабуров. —

Приходское село — Собакино: церковь — духовенство, говенье, светл/ые/ праздники; святки; Троицын день. Развлечения: бильярд, гитара, рыбная ловля. Чибрик, серенькая лошадка. — Замужество сестры — болезнь моя, когда оставались одни.

II пер/иод/ 1826–1836.

Москва. — Родные. — Пансион. Галушки. Содержатель и его семейство. — Учителя и надзиратели. — Классы и рекреации. Экзамены. — Вакации. — Болезнь и смерть брата. Д/октор/ Ставровский. Холера. — Отъезд в деревню. Болезнь в деревне. Залштейн — постройка в Горохове. — Возвращение в Москву. Поступление в Академию; Ясинские. — Товарищи. Курс. Профессора. Развлечения. Смерть Страхова. — Возвращение в деревню. Гусары: Конст/антинов/ — Роден — Шкотт.

III пер/иод/ — 1836—46.

Возвращение в Москву. Окончание курса. Поездка в Горохово.

Опред/еление/ на службу при Академии и при больнице. Рябчиков и проч. — Смерть отца. Побывка в Горохове. Назначение в путешествие. Поездка в Петерб/ург/ — Докторский экзамен. — Путешествие за границу: Берлин — Париж — Вена — Прага. Швейцария: занятия, развлечения, встречи; впечатления. Возвращение в Петерб/ург/. Чтение пробн/ой/ лекции. — Назначение в Киев.

IV. 1846–1856.

Приезд в Киев в 1847. Март. Роковая встреча. Служба. — Перелом ноги. Приезд матери. — Командировка в Одессу, Крым и Константинополь.

V. 1856–1866.

Возвращение. Перемена Кафедры. Смерть матери. Поездка в Орел. Постройка дома. — Практика. — Окончание (1864) службы. — Жизнь частного человека и практ/икующего/ врача.

VI. 1866–1876.

Поездки (Петерб/ург/, Москва (1871–1872), за границу (1875 и в 1876 г.). — Смерть Над/ежды/ Ник/олаевны/, с 14 дек. 76. (Грусть и скука.)

VII. 1876—” [Арх. А. Н. Лескова.].

Заболев, он наотрез отказался принимать какие-либо лекарства: если организм еще жизнеспособен — сам справится, а нет — не к чему отодвигать на несколько дней неизбежное.

На уговоры племянника-врача собрать консилиум ответил: “Все, что мне нужно, я сам предусмотрел и сделал. Не успел только одно — заказать гроб. Это поручаю сделать тебе” [Арх. А. Н. Лескова.].

С этим и умер в ночь на 31 марта 1884 года на руках искренне любившего его Алексея Семеновича и его сердобольной жены, Клотильды Даниловны.

В надгробных речах отмечалась, между прочим, удивительная проникновенность его диагноза: “Печальный эпикриз всегда блестяще подтверждал его предположения” [“Киевлянин”, 1884, № 76, 3 апр.]. Некролог говорил и о замечательном даре слова этого “ученика венской школы” [“Киевлянин”, № 81, 12 апр.].

Почтил его память в столичной газете и Николай Семенович [“Новости и биржевая газ.”, 1884, № 91, 11 апр.]. Не был забыт он и в статьях и очерках последнего [Напр.: “Официальное буффонство”. — “Исторический вестник”, 1882, № 8; “Бибиковские меры”; “Мелочи архиерейской жизни”; передовые в “Биржевых ведомостях”, 1869, № 139, 141 от 25 и 27 мая, без подписи.].

Много в характере покойного было нерасполагавшего к нему, и сам он не искал ничьего расположения. Но мы здесь вообще разбираем не личные добродетели тех или других лиц, выясняем их роли и значение в жизни и судьбе Лескова. В этой области заслуга Алферьева огромна.

Припоминается товарищ Лескова по первым служебным его шагам в Орле, В. Л. Иванов. Он был из недоучившихся семинаристов, но сделал поистине “блестящую” карьеру, дослужившись в Орле же до статского советника, кавалера и венка на гроб с надписью: “Дорогому сослуживцу от благодарного губернатора!” [См.: Некролог Иванову, “Орловские губернские ведомости”, 1900, № 96. 13 дек. ] Нечто в этом роде, но — за отсутствием дара “умеренности и аккуратности” — вероятно, значительно менее пышное, грозило и Лескову.

Изъял его из мертвенно-дремотного Орла в университетский Киев, поставил в условия, благоприятствовавшие расширению умственного кругозора, пробуждению жажды к знанию, а с тем, попозже; и к писательству, — Сергей Алферьев.

Этою неотъемлемой от него заслугой и да будет почтен он в повести о жизни его именитого племянника.

Живописному очерку киевских типов и нравов старых лет Лесков предпослал эпиграф: “Мне убо, возлюблении, желательно есть вспомянути доброе житие крепких мужей” и т. д. [“Печерские антики”. Собр. соч., т. XXXI, 1902–1903.]

Древлее речение сие всегда встает в памяти, когда думаешь о некоторых представителях лесковско-алферьевской породы: кремень Димитрий Лесков; чудаковато-самобытен сын его Семен Дмитриевич; горделива и тверда в обычае Наталья Алферьева; властна и сурова Марья Петровна; крут ее брат Сергей; грозен и неукротим, породою этой данный, писатель.

ГЛАВА 5. НЯНЬКА

Нельзя обойти и представителя “пятого сословия” (по определению Горького, см. выше), влияние которого на будущего писателя в самые ранние его годы, по убеждению Горького, могло быть очень велико.

Нянька Лескова Анна Степановна Каландина появилась на свет божий, как говорилось, “в крепости” 2 февраля 1812 года. Перед ее рождением владельцы ее родителей продали кому-то старшую ее сестру Аннушку. В горькую память себе назвали и новую свою дочку опять Анной. Скорбь о проданной на возрасте первой дочери прочно жила в семье и глубоко залегла в душу подраставшего ребенка.

На шестнадцатом году и ее продали Алферьевым, от которых, с замужеством Марьи Петровны, она перешла в приданое к Лесковым

Уже старухой, уступая просьбам молодежи, с большой неохотой и скупо рассказывала она, с каким страхом одевала и причесывала по утрам свою “молодую барыню”, мать писателя. Но дальше этого не шла. Все, однако, знали, что владелица ее в свое время была с нею не мягче, если не нетерпеливее, чем с другими своими крепостными.

Жила память о том, что, придя в возраст, она как-то упала в ноги своей, младшей ее на год, суровой барыне, прося разрешения на выход замуж за избранника ее сердца. Марья Петровна ее выбора не одобрила и указала на другого жениха, в свою очередь нелюбезного Аннушке. Понуждения, по счастию, не последовало, и дело, казалось, заглохло. Но вдруг, при одной из недальних поездок Лесковых, через силу таившаяся Аннушка с закушенным стоном соскочила с козел и тут же, в придорожной канаве, родила. Ребенок не то был мертв, не то скоро умер, а она свековала дальше уже целиком вне личной жизни, в семье своих “господ”, не оставив эту семью даже и после “воли”.

Да и куда было ей идти, пятидесятилетней одинокой старухе?

Так и жила, пережив на двадцать пять лет свою строгую барыню и перехоронив вообще весь взрощенный ею лесковский выводок.

В рассказе Лескова “Несмертельный Голован” приведена, якобы дневниковая, запись его бабушки Акилины Васильевны Алферьевой о том, как 26 мая 1835 года сорвавшаяся с цепи бешеная собака Рябка бросилась “на грудцы Анне”, державшей на руках “Николушку”, то есть будущего автора этого рассказа, и как нежданно появившийся легендарный Голован схватил эту Рябку за горло, бросил в погребное творило и спас тем дитя от неминуемой гибели.