Юрий Тупицын - Перед дальней дорогой. Научно-фантастический роман

• Название: Перед дальней дорогой. Научно-фантастический роман
• Автор: Юрий Тупицын
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1978

Тупицын Ю. Перед дальней дорогой: Научно-фантастический роман. / Художник Ю. Макаров. М.: Молодая гвардия, 1978. — (Библиотека советской фантастики).

Действие романа Ю. Тупицына «Перед дальней дорогой» происходит в коммунистическом обществе XXIII века. На Земле готовится экспедиция на далёкую планету звёздной галактики — Кику, где предполагается существование жизни. Неожиданно возникают загадочные обстоятельства, мешающие своевременному вылету экспедиции в Космос. Их исследование наводит ученых на мысль о том, что за действиями людей внимательно следит «другой разум», представители которого тайно проникли на Землю. Следы ведут на Кику. Глубокие знания, смелость, находчивость помогают ученым и космонавтам преодолеть трудности. Экспедиция отправляется в путь.

---

— Попробую пояснить. У людей мозг, как и компьютеры, ими созданные, работает в двоичном коде, а у немидов — в троичном. Все мысленные образы человек строит из двух элементарных кирпичиков, а немид — из трех.

— Стало быть, ваш мозг лучше, многограннее? Я правильно понял вас?

Посланец, очевидно, уловил нотки обиды и некоторой надменности в словах Хельга.

— Нет, неправильно. Так ставить вопрос попросту нельзя. У вашей системы мышления — свои преимущества, у нашей — свои; и у той и у другой есть собственные, специфичные недостатки. Разве правомерно решать, что вкуснее — томат или огурец, яблоко или груша? Арбуз или дыня?

Виктор белозубо рассмеялся.

— Но мозг — не огурец и не груша!

— Верно, мозг — это логическое устройство. Он может иметь разное быстродействие. Человеческий мозг, в принципе, работает быстрее немидского. Образно говоря, у землян — разум-спринтер, а у немидов — разум-стайер. Человеку легче стать высококлассным узким специалистом, немиду — универсальным инженером или учёным. Картина мира, которую рисует мозг немидов, создаётся заметно медленнее, но она полнее, точнее человеческих представлений о тех же самых реальностях. Мировоззрение человека и человечества в целом — карандашный рисунок, акварель, живопись. Мировоззрение немидов — барельеф и даже объёмная структура.

— А конкретнее?

— Например, немиды хорошо представляют себе пространство четырех измерений. Между тем для человека четырехмерные фигуры — всего лишь математические абстракции. Людям дано вторгаться в этот мир лишь косвенно, путём оценки математических выводов, его натуральное воображение тут бессильно.

— А вы, стало быть, можете зримо представить себе четырехмерный шар или конус? — с любопытством уточнил Виктор.

— Разумеется, — не без гордости ответил посланец.

— Завидую!

— А я завидую вашей способности почти мгновенно оценить сложную ситуацию и принять верное решение.

Они посмеялись, с явной симпатией поглядывая друг на друга. Посланец сказал, что мягкость и скульптурность немидского мышления сказались и на самом характере их истории. Начиная с самых ранних этапов развития их цивилизации вражда, войны, драки играли в сообществах немидов гораздо меньшую роль, чем на Земле. Обычно торжествовало здравомыслие, желание и умение понять друг друга, а стало быть, и пойти на взаимные уступки. Из-за этого немидская история протекала, если применить к ней человеческие мерки, замедленно, даже вяло, но зато она была куда менее жестокой и кровавой. Если человеческую историю можно сравнить с горной речкой, которая то мчится, стиснутая скалами ущелья, то срывается в неизвестность многометровыми водопадами, то история немидов — это полноводная равнинная река, если она и разливается, то всего лишь раз в году.

Человечество привлекло немидов не схожестью, а отличиями и даже несопоставимостью. Не так-то просто оценить свои собственные достоинства и недостатки и уверенно провести грань между ними. Инерция эволюции способствует переразвитию некоторых общественных благ, иногда из стимуляторов прогресса они становятся его скрытыми, тайными тормозами. И порою достижения превращаются в изъяны, в своеобразных троянских коней цивилизации, из которых в самый неподходящий момент могут вырваться злые силы и затормозить процесс, а то и отбросить общество вспять. Привыкают и к собственным достоинствам, начинают относиться к ним без должной бережливости и внимания, случается, что эти достоинства начинают угасать, трансформироваться, приобретая иные, далеко не очевидные в перспективе свойства. Внутреннему наблюдателю, лишённому сторонних контактов и материалов для сравнения, привычный мир являет собой картину, освещённую ровным рассеянным светом. При таком свете трудно разглядеть мелкую социальную структуру: бугорки и впадины, морщины и трещины общественной жизни. Все меняется при встрече двух разных цивилизаций! Чуждые миры словно освещают друг друга резким боковым светом. Длинные тени, бегущие от малейших неровностей, позволяют обнаружить все дотоле тайное и скрытое: и зло, и благо.

Виктора интересовал, даже беспокоил один вопрос, который так и просился ему на язык. Нетерпеливый Хельг несколько раз порывался задать его и не без труда удерживался — неудобно же все-таки перебивать гостя, да ещё такого почётного. Но как только в рассказе посланца наступила пауза, Виктор сейчас же вклинился в неё.

— Простите, но у меня складывается странное впечатление, что немиды наибольшее значение придают духовным, моральным ценностям других цивилизаций. Так ли это?

Посланец некоторое время молча смотрел на собеседника, чувствовалось, что он удивлён и даже несколько ошарашен.

— Да, это так, — наконец ответил он. — Но почему вам кажется это странным?

Пришёл черёд удивиться Виктору.

— Да потому что я всегда считал, что инопланетные контакты полезны прежде всего в научно-инженерном плане! Обмен познанием, теоретическими идеями, искусством машиностроения, самими машинами и устройствами. Да разве это не главное?

— А обмен мироощущением?

Виктор вздёрнул соболиную бровь.

— Что это даёт?

Посланец улыбнулся и вздохнул.

— Молодость!

— Чья молодость?

— Ваша. Молодость людей вообще. Молодость земной цивилизации в целом. В молодости все кажется простым и доступным, нужен только хороший инструмент, ясная голова да крепкие руки.

— А разве не так? — белозубо улыбнулся Виктор.

— Все гораздо сложнее, юноша. — Посланец заметил недовольное движение Виктора и поспешил добавить: — У меня и в мыслях не было обидеть вас. Юность прекрасна! Она прекрасна даже своими ошибками.

Взгляд Хельга приобрёл насмешливый оттенок, не ускользнувший, видимо, от посланца.

— Я не хочу сказать, что наука и инженерия — несущественны, это необходимейший атрибут всякой высокоразвитой цивилизации. Но наука и инженерия — дело наживное.

— Не в этом счастье?

— Я не хотел бы уводить разговор в эту сторону. Притягательность счастья, как и многого другого в нашем большом мире, в его загадочности и непостижимости. Стоит ли спорить о непостижимом? Вернёмся к нашей проблеме. Окиньте взглядом земную историю! Человеческий разум постепенно, но неуклонно вгрызался в плоть природы, срывая один за другим покровы с её тайн и загадок. Все новые и новые стихийные силы обуздывало человечество, заставляя служить себе, все дальше и дальше проникало оно в просторы космоса и глубины микромира. И нет пределов этому движению!

— Так уж и нет?

— Нет! Полноценное общество разумных может прогрессировать практически бесконечно. То, что не завоёвано сегодня, будет завоёвано завтра — через десяток, через сотню или тысячу, через миллион или миллиард лет. Но для такого неустанного движения нужно духовное здоровье, нужны мощные, негасимые стимулы прогресса — восхождение трудно, порою тяжко, иногда мучительно.

Разве в годы грандиозных свершений, когда человечество стало полновластным хозяином планеты и вышло в космос, оно едва-едва не погубило себя в пламени всеуничтожающей ядерной войны? По узкой жёрдочке, оступаясь на каждом шагу и едва балансируя, люди кое-как прошли над пропастью, готовой поглотить все сокровища культуры, бережно накопленные и сохраняемые тысячелетиями. Разве наука и инженерия удержали людей от падения и гибели? В дальней дороге людей подстерегает немало испытаний и опасностей, которые пока ещё незримо для них таятся в космосе. Без крепкого духовного здоровья и непреклонной решимости справиться с этими трудностями невозможно!

— Вы не убедили меня, — сказал после паузы Виктор, хмуря свои соболиные брови. — Нет, не убедили! Но заставили крепко задуматься.

* * *

Игорь был наслышан, что посланец всегда был похож на кого-то из экипажа, причём всякий раз на другого. Идя на встречу, он гадал, чьи черты ему придётся угадывать в облике загадочного инопланетного существа? Лорки, Соколова, может быть, свои собственные? Но сколько ни вглядывался Игорь в лицо и фигуру посланца, сколько ни присматривался к его жестам и мимике, он не заметил никакого сходства ни с собой, ни с кем-либо из товарищей. Посланец был самим собой, немолодым, может быть, пожилым человеком с утомлённым лицом, но необыкновенно ясными, живыми глазами. Он явно как-то повзрослел по сравнению со своим изображением на голографиях, которые довелось видеть Игорю, стал суше, подтянутее. Его движения обрели непринуждённую точность, которую дают людям многолетние и серьёзные занятия спортом. Постарел? Над этим стоило потом подумать.

Может быть, эти смутные размышления и заставили Игоря спросить:

— Простите, а каков ваш истинный облик? — Дюку подумалось, что вопрос прозвучал не совсем тактично, и он поспешил добавить: — Я имею в виду облик немидов.