Колин Харрисон - Электрические тела

• Название: Электрические тела
• Автор: Колин Харрисон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Прочее домоводство
• Год: 2006
• ISBN: 5-94145-372-8

Джек Уитмен – тридцатипятилетний вице-президент могущественной мультимедийной корпорации. Он богат, честолюбив и страшно одинок: его беременная жена недавно погибла. Однажды вечером, возвращаясь домой в поезде подземки, Джек встречается взглядом с женщиной, которая производит на него неизгладимое впечатление своей экзотической красотой. Так начинается легкая интрижка с черноглазой Долорес. Но вскоре это приключение превращается для Джека в кошмар, угрожающий его карьере, благосостоянию и даже жизни.

---

– Ах, не тревожься, ласточка, – сказала Мария, подражая матери.

– Давай я намылю тебе голову. – Я увидел, как вытянулась рука. – Подвинься немного.

– У меня большой палец на ноге такой, как твой мизинчик, – отозвалась Мария на фоне льющейся воды.

И они продолжали болтать. Счастливая ерунда о том, почему мыло скользкое, и что вода такая теплая, и что надо почистить под ногтями. И о больших и маленьких коленках. Это был задушевный напевный разговор, и Долорес казалась легкомысленной и непринужденной, какой я ее еще не видел. Возможно, она просто успокоилась, пока намыливала голую дочурку, а та прикасалась к ней. Я пригнулся, надеясь увидеть еще что-нибудь, но опасаясь, что пол заскрипит. Долорес услышит меня, резко обернется и поймет, что за ней наблюдают. И это подкрепит ее недоверие ко мне. Но я все равно прильнул к замочной скважине, но не разглядел почти ничего нового, кроме пухлой ручки Марии, перевесившейся через край ванны. Долорес нагнулась, чтобы выключить воду, и, когда трубы завизжали и завибрировали, я воспользовался возможностью и незаметно ускользнул.

Я прошелся по полупустой квартире, соображая, что им может понадобиться, и гадая, как поведет себя Долорес, когда отдохнет и будет нормально питаться. Я включил холодильник, а потом открыл дверцу – пластмассовые полки были покрыты плесенью. На кухонном столе я заметил крошечный пакет. Одна его сторона была матерчатая, а вторая – из прозрачного пластика. Я знал, что мой прежний жилец его не оставлял. В пакете оказались крошечная позолоченная рука, держащая крест, и несколько маленьких кусочков дерева, какие-то фасолины и семена, ореховая скорлупка, камешки, несколько бусин, маленький кристалл кварца. Если не считать позолоченной руки, содержимое было непримечательным: обычные вещи, которые могут накопиться у ребенка в кармане. Но пакет был сшит с явной любовью, а на листочке была напечатана короткая молитва. Я пошарил в карманах в поисках бумаги. За те несколько минут, пока Долорес и Мария заканчивали мыться, я поспешно переписал молитву на квитанцию от банкомата:

Oh potentose amuleto
Por la virtud que tu
Tienes у la que Dios
Te dio dame suerte, paz
Armonia, tranquilidad
Salud, empleo у propiedad
Para mi у para los mios.
Que saiga ei mal у que
Entre ei bien como entro
Jesucristo a la casa santa.

Долорес вышла из ванной одетая, неся закутанную в полотенце Марию. Ее влажные волосы были зачесаны назад. Я притворился, будто не видел пакета, и занялся проверкой деревянных ставен на окнах гостиной. Долорес небрежно смахнула пакет к себе в сумку и спросила, есть ли у меня чистые простыни. Я забыл, что ей с Марией они понадобятся.

– Все это в шкафу в прихожей. Одеяла и прочее, – ответил я, пытаясь помочь им освоиться. – Сейчас здесь нет продуктов, так что просто берите на кухне наверху все, что вам нужно. И завтракайте там. У меня есть хлопья, сок и тосты. Я не стану запирать дверь на лестницу.

– Ладно. Спасибо.

Она вытащила из сумки чистую пижамку для Марии.

– У вас есть для нее одежда?

– Миссис Розенблют дала ее нам. Это вещи ее внука.

Я понял, что Долорес не в чем спать. В шкафу наверху лежала дюжина старых ночных рубашек, принадлежавших Лиз, и все они были достаточно скромными, но мне показалось неуместным их предлагать.

– Спасибо за ужин. – Долорес помогла Марии продеть ноги в пижамные штанишки. – Немного странно говорить такое, знаете.

– Мне это так же странно, как вам.

– Мы хотим лечь. Она будет спать со мной. Мы устали.

– У меня есть лишний телевизор. Могу принести его вам.

– Было бы неплохо.

Я повернулся, чтобы уйти.

– Ой, можно попросить у вас об одолжении? – спросила Долорес.

– Конечно.

– У вас не найдется небольшой стеклянной банки?

Мне не хотелось спрашивать, зачем ей она.

– Под раковиной, – ответил я.

Я спал отвратительно, прислушиваясь к темноте. В какой-то момент я услышал, как заплакала Мария и как Долорес ее успокаивает. Звук поднялся по лестничному пролету на два этажа. Почему она плачет? Эти звуки рвали мне сердце. Потом стало тихо. Я ощущал пустоту моей большой кровати и возбужденно перекатывался по простыням, чувствуя себя отвратительно, думая о Долорес, беспокоясь из-за Вальдхаузена и Билза и пытаясь сообразить, что я могу сделать, чтобы убедить Президента одобрить сделку с «Фолкман-Сакурой». Когда я в постели, кислоте легче подниматься в горло – и я лежал, чувствуя, как она жгуче ползет вверх. Может, это была первая стадия синдрома Беррета. Я потянулся к прикроватному столику за очередной таблеткой низатидина. Из открытого окна доносился приглушенный ночной шум: машины, далекие сирены, гул подземки... От этих звуков еле слышно позвякивали оконные стекла. Мои мысли вернулись к спору с Моррисоном об услугах Ди Франческо по добыванию факсов «Ф.-С.». Как это ни странно, но Моррисон всегда знал: я сделаю то, что он мне прикажет. Он знал мой возраст, мои амбиции. Он знал, что в жизни молодых администраторов всегда наступает такой момент, когда они решают – словно эта свежая мысль пришла в голову им первым, и больше никому, – что усердная работа (я имею в виду черновую работу, перекладывание бумаг и бланков, тщательная подготовка отчетов, которые будут неделями лежать нечитаными, а потом бегло просматриваться начальством, скрупулезное составление расписания повышений и премий, хитроумное изображение заинтересованности банальными проектами, погоня за похвалами недовольных жизнью и зачастую садистски настроенных начальников) принесет им все желаемое. Деньги, конечно, но что еще важнее, понимание собственной сущности. Он сам через это прошел. Он знал, что я одержим.

И за это мне следовало благодарить мою мать. Когда я был ребенком, она постоянно твердила мне, что нельзя останавливаться на достигнутом. Она была любящей матерью, но никогда не была мною довольна. Я получал хорошие отметки, я делал то, чего от меня ждали, – но этого было мало. Она не одобряла мои поступки, словно похвала могла меня удовлетворить и тогда я не пошел бы дальше, стал бы похож на отца. Конечно, она делала это бессознательно, и разумом я уже простил ее, как подобает взрослому человеку. Сейчас моя мать встает рано и принимает душ, пока Гарри спит сном праведного пенсионера. Их дом на берегу залива стоит $ 920000. Ей шестьдесят один год. Она думает о разных вещах, но меня в ее мыслях нет. Если в жизни ее сына случатся неприятности, то это ее не коснется. Она тревожится о том, что станет с Гарри, если она умрет первой. Конечно, если он умрет первым, то это не страшно. Она предвкушает первый удар в партии гольфа. Вот что ее интересует. Для своего возраста она прекрасно играет в гольф, выиграла несколько женских региональных турниров. Она пьет кофе в машине. Здание гольф-клуба находится рядом с ее домом, она могла бы дойти туда пешком, но ее женская четверка любит по утрам первой начинать партию. Площадки, размякшие от ночной росы, смягчают удары и гасят скорость мяча, катящегося в лунку. При этом счет снимается, а моя мать всегда следит за счетом. Однако ее внутренний мир остается закрытым. Возможно, она каждую ночь грезит об оргиях с местной футбольной командой «Дельфины», но никто этого не заподозрит. Моя мать держит в машине темные очки и мажет губы солнцезащитным бальзамом. Ее зубы стесаны до пеньков и закрыты коронками, новая улыбка прекрасна и нелепа своей моложавостью, она агрессивно предостерегает вдовушек из гольф-клуба от излишнего дружелюбия в разговорах с Гарри. Ее волосы умело подкрашены и уложены в прическу преуспевающей пожилой дамы. Ее обручальное кольцо с четырьмя бриллиантами, каждый размером с кукурузное зерно, лежит в шкатулке на туалетном столике, оно мешает правильно держать клюшку для гольфа. Она держит кофе в одной руке, а другой ведет большой «Мерседес». Что у нее в голове? Я этого не знаю – и, наверное, никогда не знал. Она не звонила мне уже три года. Это – моя обязанность, я звоню ей примерно раз в месяц. Разговор кончается тем, что я обсуждаю с Гарри рынок ценных бумаг. Он спрашивает меня о ценах на акции Корпорации, а я напоминаю ему о том, что федеральный закон запрещает мне обсуждать с ним эти вопросы. Откуда мне знать, он может взять и купить пакет акций, а потом начать советовать своим приятелям в клубе сделать то же самое. Стоит мужчинам вроде Гарри достичь определенного возраста, и они рассчитывают на то, что им простятся мелкие махинации, они заслужили это право, платя налоги в течение сорока лет. Вот почему Гарри неизменно задает мне этот вопрос. Мою мать возмущает то, что я ему не отвечаю. «И это после всего, что он для тебя сделал!» – говорит она. Крыша над головой, уроки тенниса, оплата школьного обучения, первая машина. «Тебе следовало бы проявить благодарность», – ругает она меня. «Приезжайте в Нью-Йорк, мам, – отвечаю я. – Я свожу вас на какое-нибудь шоу. Походим в хорошие рестораны. Это доставит мне большое удовольствие». – «Не могу, – отвечает она, – я сейчас ужасно занята». Конечно, она не занята, но я не настаиваю. Я скучаю по матери, мне ее не хватает, но я не знаю, что тут можно сделать.