Колин Харрисон - Электрические тела

• Название: Электрические тела
• Автор: Колин Харрисон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Прочее домоводство
• Год: 2006
• ISBN: 5-94145-372-8

Джек Уитмен – тридцатипятилетний вице-президент могущественной мультимедийной корпорации. Он богат, честолюбив и страшно одинок: его беременная жена недавно погибла. Однажды вечером, возвращаясь домой в поезде подземки, Джек встречается взглядом с женщиной, которая производит на него неизгладимое впечатление своей экзотической красотой. Так начинается легкая интрижка с черноглазой Долорес. Но вскоре это приключение превращается для Джека в кошмар, угрожающий его карьере, благосостоянию и даже жизни.

---

По словам Долорес, она делала покупки в угловом магазинчике, когда заметила несколько пожарных машин у жилого дома невдалеке, и пошла в ту сторону, ища взглядом дым или огонь. Когда она подошла ближе, то стало ясно, что ничего особенного не происходит, просто несколько пожарных-ирландцев стояли у машин в огнеупорных костюмах и высоких резиновых сапогах, завернутых до колен, чтобы видны были написанные на внутренней стороне имена. А командир отряда что-то проверял. Один из пожарных отсоединял рукав от гидранта, и она спросила у него, что случилось.

– А, ничего особенного, – отозвался он, не поднимая взгляда. – Просто какой-то старик курил в постели. Огня почти не было. Ничего делать не пришлось.

Пожарный снял толстую прорезиненную желтую куртку и работал в синей футболке с аббревиатурой нью-йоркской пожарной службы на спине. Долорес смотрела на его мускулистые руки. И ее пронизала странная искра желания: она поняла, что ей хочется, чтобы он кое-что с ней сделал. Он отсоединил рукав от гидранта.

– Совсем маленький пожар? – спросила она.

Пожарный выпрямился. Он оказался типичным бруклинским ирландцем, крупным мужчиной с густыми короткими волосами и ярко-синими глазами, у которого в будущем отрастет живот, – но сейчас ему было лет двадцать семь – двадцать восемь. Он посмотрел на нее:

– Ага. Как тебя зовут?

– Долорес.

– Что, Долорес, хочешь потрахаться?

Она потрясенно уставилась на него.

– Дело ведь в этом, так? У меня сейчас нет времени разговаривать, но, насколько я вижу, дело в этом. Ты чертовски красивая баба. Когда я возвращаюсь со смены, то проезжаю мимо этого угла, в десять часов. Так что если хочешь встретить меня тут в это время, давай.

Вот и все. Так просто. Пожарный снова принялся за работу. Долорес подумала, что он явный идиот, но что-то в нем было – чем-то он был похож на прежнего Гектора, а ей страшно хотелось секса. И пожарный был белым. И у него не могло быть СПИДа, потому что, как всем известно, голубых в пожарные не берут. И в тот вечер она попросила приятельницу посидеть с малышом и, если Гектор вернется раньше, сказать ему, что она вышла. Ей было совершенно наплевать на то, что он подумает. Она стояла на углу в десять часов – и остановившаяся через несколько минут машина мигнула фарами. Она села, они почти не разговаривали. Он привез ее к себе домой – в двухэтажную квартиру на Стэйтен-Айленд, они немного выпили в гостиной, а потом он подсел к ней и выключил свет. Она боялась, что он может ее ударить, но он этого не сделал. Его звали Патрик, он крепко ее поцеловал, и они начали раздеваться...

Голос Долорес заполнял темный воздух вокруг нас. Казалось, он существует сам по себе – голос гнева, отчаяния и желания. Я пытался понять, что именно заставило Долорес с такой легкостью изменить мужу. Я по-прежнему не понимал, почему ее брак с Гектором так быстро разрушился, но, прежде чем я успел ее об этом спросить, она продолжила:

– Мы делали обычные вещи, понимаешь, а потом он захотел трахнуть меня в зад. Гектор никогда такого не делал, он говорил, что это спугнет удачу. А я думала, что это будет больно, и это действительно было больно – немного, но он был осторожен. А потом он залез в ящичек тумбочки и вытащил оттуда... такой длинный резиновый член, дильдо, знаешь? Я стояла на четвереньках, он трахал меня в зад и спросил меня, хочу ли я эту штуку. А я не знала. Я боялась, что это будет больно... Я не ответила ни «да», ни «нет». Он сказал, что знает, что делает, и что больно не будет. А если будет больно, мы прекратим. И он опустил руки и сделал это, понимаешь, и то и другое одновременно, дильдо впереди... И, признаюсь, это было что-то... что-то такое, чего я раньше не испытывала, чтобы два одновременно. Я вроде как закрыла глаза и кусала губы. Это было... так чудно. Было больно, но хорошо. И было так странно, что я, католичка, такое делаю. А я замужем, и у меня ребенок. Я вроде как ненавидела себя – а вроде и нет. А потом, когда он вез меня домой, то спросил, понравилось ли мне это, и я сказала, что, наверное, да. А он спросил, буду ли я это делать с ним и двумя его приятелями, если я посмотрю на них и решу, что они меня устраивают. А я думала: «Мне сегодня было плохо? Нет». Мне было немного странно. Но я чувствовала себя в некотором роде счастливой, как будто попробовала что-то, чего делать не положено, и это оказалось неплохо... Мне не делали больно, меня не били, так? И я сказала этому парню, что, ладно, я подумаю. И примерно через неделю я снова ушла из дому так, чтобы Гектор не знал, и этот парень, Патрик, забрал меня, и мы снова поехали к нему домой. И его приятели там были, тоже ирландцы, только они были копы. И женатики к тому же. А я посмотрела на них и решила, что вид у них неплохой. То есть они были опрятные, не толстые и не противные. И они опустили жалюзи, и мы начали выпивать. Один из парней достал кокаин, но я отказалась... И они включили музыку – того парня, который играет на саксофоне, Кении Дж., – и Патрик попросил меня раздеться, и я разделась. А потом остальные тоже разделись, и я им сказала, что если они станут меня мучить, то я откажусь, пусть даже их трое. Не говоря уже о пистолетах на столе. Так что все разделись, и мы это сделали, ну, ты можешь себе представить. Парни все время менялись. Помню, я вдруг засмеялась, и они спросили, в чем дело, а я сказала: мы ведь все католики, вот в чем дело. И они тоже стали смеяться, ха-ха-ха, мы все католики. А потом они еще усерднее принялись за это и называли меня шлюшкой-латинос и... ну, в общем, стало довольно круто. Но я помню, что, хотя они вели себя плохо и я вела себя плохо, мне нравилось трахаться с ними. Я вроде как ждала, что они будут гадкие, но они не были гадкие. Они мне больно не делали. Они говорили разное, понимаешь, но в основном для себя, их это возбуждало. И мы, типа, знали, что это всего лишь раз. То есть я знаю, что это унизительно, например, когда я лежала на спине, а они были надо мной и делали... ну, ты можешь себе представить. Но в этом было что-то такое, что мне вроде как нравилось, честно говоря, хоть я и знаю, что такого женщине хотеть не следует. У меня все болело, они меня совсем затрахали: задница болела, и рот, и все. И двое снова это сделали, пока третий смотрел, потому что у него уже больше не вставал. Он думал о жене, а остальные над этим смеялись, понимаешь? Это было вроде как грустно. А потом я приняла душ, и мы еще выпили. Тем двум парням, которые копы, пора было на дежурство, а Патрик отвез меня домой. Он спросил, когда я с ним снова увижусь, а я ответила, что это, по-моему, все. Что мы это сделали и никому плохо не было, и все. Мне не хотелось что-то начинать. Я сказала, что люблю мужа. Он немного разозлился, но сказал, что понимает. Так что я решила, что на этом все, но тут я сглупила. По району пошли слухи, типа, что я трахаюсь с шестью пожарными или каждую неделю даю четырем полисменам, и все такое... Наверное, кто-то из них проболтался: на пожарной станции они только и делают, что сидят, болтают и моют пожарные машины. Один из них немного говорил по-испански, – может, это он и рассказал. Гектор все про меня знает, вот почему он ревнует. Это было плохо, потому что у меня был ребенок, и из-за Гектора. Но если бы я не была замужем? Это было бы плохо? Не знаю. Я не залетела, не подхватила заразы, так что я из-за этого не переживаю, понимаешь? Конечно, когда Гектор об этом услышал, ему захотелось меня побить. Но он испугался, что копы придут и изобьют его. Он стал спрашивать, правда ли это. Я ответила, что не скажу. Но он знает. Он знает меня, он знает.

Голос Долорес затих над крышей. Мне пришло в голову, что она обладает некой отвагой.

– Я ведь рассказывала тебе, что случилось с магазином? – продолжила Долорес. Вокруг нас в кронах деревьев гулял ветер. – Это его изменило. То, что случается, меняет нас... Никогда нельзя знать, когда что-нибудь случится... – Долорес взглянула на небо. – Он стал не таким, каким был. То есть он остался вспыльчивым, может сильно психануть из-за чего-нибудь, но при этом Гектор теперь какой-то... жалкий. Я даже боялась, что он спрыгнет с моста или еще чего-нибудь сделает. Я ему твердила: «Я этого не вынесу». Он говорил все время, что парней вроде него трахают с рождения до смерти. Как и его папу и мамку и их отцов и матерей. Я так и слышу, как он это говорит. Понимаешь, Гектору всегда хотелось стать богатым. Вот почему я рада, что он не знает, где мы с Марией сейчас. Мне надо нанять адвоката для развода, или как там это делают.

– Ты его все еще любишь?

Долорес помолчала. Красные огни на Центре международной торговли мигали.

– Конечно, я все еще его люблю. Но мы говорим не об этом.

Долорес закончила свой рассказ. Мы молча сидели на крыше. Ветер налетал на нас, принося то странное ощущение, когда наконец-то расскажешь всю правду. Как мужчина, я понимал тревоги Гектора из-за Долорес. В самый разгар близости можно уловить странное выражение на лице женщины – и ясно понять, что она находится очень и очень далеко от тебя. Теперь я понимал, что, когда мы с Долорес занимались сексом, ее в тот момент трахали все ее прежние мужчины, словно это был мысленный коридор, по которому проходили множество раз, – возможно, там присутствовал даже тот мужчина, который изнасиловал ее в юности и сбросил ее трусики с пешеходной дорожки Бруклинского моста. В ее сознании хранилось все ее прошлое. Обладать ею было невозможно.