Владимир Щербаков - Чаша бурь. Научно-фантастический роман

• Название: Чаша бурь. Научно-фантастический роман
• Автор: Владимир Щербаков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1985

Щербаков В. Чаша бурь: Научно-фантастический роман. / Худ. Т. Дроздова. — М.: Молодая гвардия, 1985. — 320 стр. — (Библиотека советской фантастики). 1 р., 100 000 экз. (п).

В романе обсуждаются вопросы, связанные и с современностью, и с далеким прошлым Земли. Где располагалась Атлантида? С кем воевали атланты? Можно ли представить атлантов, доживших до наших дней? Эти и многие другие вопросы связаны с положением нашей планеты в Солнечной системе, ее геологическим прошлым, а также с влиянием космических факторов.

---

В сложном термине «зилак мехл расенал» можно уловить уже знакомые созвучия. Перевод должен звучать так: «предводитель силы росенов».

Страбон писал: «До тех пор, пока у этрусков был один правитель, они были очень сильны».

В большинстве своем этруски — простые «лаутни»; пахари, мастеровые, моряки, строители. Рисунки на зеркалах отражают глубокое и точное проникновение в психологию человека. Они показывают также, что этруски ценили юмор. Подгулявший молодец на одном из зеркал утолил жажду из фонтана, выполненного в виде головы льва. Из пасти зверя бьет струя воды она заменяет ему язык. Герой сцены говорит льву: «Шед сле!» — «Иди следом за мной!» Каменный зверь отвечает: «Тиге се!» — «Тяни это (струю воды)!»

Есть свидетельство, что на рубеже нашей эры в альпийских долинах говорили еще по-этрусски. Позднее рутены, северные соседи этрусков, совершили переход к Днепру, «на родину». Возможно, в этом походе участвовали потомки этрусков.

Что именно дала Этрурия Риму? Вот краткий перечень: музыкальные инструменты, ростр и якорь, театр, горное дело, керамику и металлообработку, траволечение, мелиорацию, города в Италии, искусство гадания, капитолийскую волчицу. Первые цари Рима были этрусками: Тарквиний Приск, Сервий (Сербий) Туллий, Тарквиний Гордый. Этрусские кулачные бойцы участвовали в римских празднествах. Почти все, что этруски построили в Риме, римляне впоследствии определили эпитетом «величайший». Сам Рим был основан этрусками, а этрусская система подземных каналов и сегодня является частью городского хозяйства «вечного города». Этрусский щит, этрусское копье, этрусские доспехи надежно защищали Рим и Италию. Мюлейштейн писал: «Этрурия — колыбель Рима. Рим — могила этрусков». Небезынтересно отметить, что этрусские пророки смогли точно предсказать время гибели Этрурии.

Отдельным образам этрусских мифов суждена была долгая жизнь. Пуи-пир сродни современному слову «бой». Пир, кровавый пир найдем в «Слове» именно в значении смертельной битвы. В одной из сказок А. С. Пушкина есть рифма «волна — вольна». Интуиция поэта поражает. Ведь этрусская «Воля синяя» прямо связана с «волной». Птица Сва, родственница отца неба Сварога, по-народному весело и непосредственно ожила в «Сказке о золотом петушке». А кот-баюн, голос которого разносится на несколько верст, олицетворяет грозовую тучу, и сила его восходит по родственной линии к леопарду и рыси.

Живой язык постоянно изменяется, за тысячелетия он далеко уходит от языка-предка. Только умерев, язык перестает меняться, и, к примеру, через три тысячи лет потомки с удивлением и недоверием вслушиваются в странные, так и не узнанные до конца созвучия.

* * *

Подвижность, стремительность линий, передающих саму суть и душу изображаемого, характерны только для этрусского искусства. Не говоря уже о римлянах, сотни лет спустя мы не найдем ничего подобного у греков. Пройдет еще тысяча лет и даже много больше — европейские мастера все еще будут тщетно разгадывать вечные секреты этрусков. Но даже лучшие из этих мастеров, самостоятельно открывшие идею движения, смогут передать его лишь схематически-упрощенно. Самые экспрессивные их творения все же утверждают скорее мысль об отсутствии порывистости и подвижности всего живого, нежели о непреходящей этрусской идее преобразования и движения. Этрусское искусство — пламенное искусство. Лишь Франс Гальс, Леонардо да Винчи и Валентин Серов создали полотна, которыми сказали намного больше, чем их предшественники.

Трудно спорить о том, лучше или хуже отдельные образцы искусства этрусков, ибо их живопись, например, судя по затерянным в руинах немногочисленным осколкам, — это совсем другая живопись, чем живопись европейская, американская, греческая или японская. Она также отличается от перечисленного, как пламя от тления, водопад от стоячей воды, рвущий узду конь от сытой коровы, жующей сено. Этрусскую живопись отличает одухотворенность, секрет которой не раскрыт. Для этрусков же этот секрет, или тайна, были тайной полишинеля.

Современные западные живописцы понятия не имеют, с какой стороны подойти к капитолийской волчице и как ее надо фотографировать, чтобы передать почти очеловеченную и в то же время свирепую, дико оскаленную и по-своему умную морду прижавшего одно ухо зверя. Одна из уцелевших подвесок ожерелья изображает льва. Вряд ли слова в состоянии передать ту высшую форму совершенства — в понимании этрусском, конечно, а не европейском, — которой достиг неизвестный мастер шестого века до нашей эры. Чем отличается рычащий зверь от его изображения? Кажется, ничем особенным — в случае творческой удачи художника. Так эту проблему понимают, кажется, до сего дня. Но на этом языке разговор об этрусках бесполезен. У них были совсем иные представления и совсем иные мерки художественного совершенства. Ибо тот же лев у них, будь он из бронзы или золота, во много крат свирепее, подвижнее льва настоящего.

Можно вспомнить и о химере — сказочном звере со змеей вместо хвоста.

Оратор Авила сконфуженно застыл в археологическом музее Флоренции с табличкой «Оратор Авл Метелла». (Все же в нем, несмотря на позу, воплощающую уверенное спокойствие, движения в тысячу раз больше, чем в любом греческом бегуне, — в последних случаях мы без труда распознаем уже знакомую нам подделку под движение.)

В полутьме могил и склепов этрусские мастера изображали подчас танцовщиц и героев не просто в движении, а за один миг до его начала. В момент резкого поворота танцовщицы вот-вот закончат пируэт; смертельные враги на стене «склепа авгуров» показаны за одну десятую долю секунды до того, как они бросятся друг на друга. Когда рассматриваешь изображения схваток или битв, слышится звон оружия. В сцене охоты явственно раздается хлопанье птичьих крыльев. Чем это объяснить? Неизвестно.

В архитектуре передать подобные эффекты невозможно, и тут уж, кажется, этруски должны довольствоваться тем немногим, что было известно и до них. Однако величайший архитектурный памятник — это все же не пирамида Хеопса, а памятник этрусскому владыке Порсенне в Клузии. Дело даже не в размерах. Вот как Плиний Старший описывает могилу близ Клузия:

«Порсенна похоронен недалеко от Клузия, где оставил четырехгранный памятник из каменных плит; длина его сторон составляет 300 стоп (88,8 метра), высота 50 стоп (14,8 метра). В этом квадратном постаменте расположен непроходимый лабиринт; если кто-нибудь в него войдет без клубка шерсти, то не сможет найти выход. На этом постаменте стоит пять пирамид, четыре в углу и одна в центре. У основания они шириной 75 стоп (22,2 метра), а высотой 150 стоп (44,4 метра). Они сужаются в высоту так, что сверху покрыты металлическим кругом, с которого свисают колокола на цепях. Их раскачивает ветер, их звук слышен вдали, так же как это было в Додоне. На этом круге стоят четыре пирамиды, каждая высотой 100 стоп (29,6 метра). Над ними на общем основании стоят пять пирамид, высоту которых Варрон не сумел привести; этрусские источники, однако, утверждают, что они были так же высоки, как вся постройка до них».

Ни Варрон, со слов которого это записано, ни Плиний не могут привести сведений о третьем этаже пирамид, потому что архитектурный замысел этрусков остается для них за семью печатями. Между тем в этом величественном надгробии сквозит та же идея изменяемости всего сущего, хотя в сооружении использованы самые простые формы. Именно этот эффект и не позволил римлянам определить высоту верхнего этажа пирамид, которые были разновеликими (что еще более усиливало иллюзию метаморфозы). Центральная пирамида верхнего этажа была высотой 74 метра (это сумма высот первого и второго этажей пирамид). Четыре боковые пирамиды создавали впечатление верхней ломаной линии, которая гармонично сочеталась с нижним архитектурным изломом у квадратного постамента. Они были меньшей высоты ее нетрудно рассчитать: 19,7 метра [1]. Уменьшающаяся от этажа к этажу высота пирамид создавала главную линию, квадратное основание и высокая средняя верхняя пирамида придавали сооружению стройность. Все вместе создавало ощущение неповторимого движения с резкими переходами от одной пирамиды к другой. Римские историки не могли понять и другого: пирамидами они называли этрусские шатры — основу многих последующих архитектурных форм.

Все сооружение на 16 метров выше пирамиды Хеопса, но создает совершенно иное впечатление. Стало модным делать подобия египетских пирамид, якобы помогающие зарядиться энергией. Нужно помнить, что египетские пирамиды — это пирамиды атлантов (Египет был колонией атлантов, о чем стыдливо умолчали египетские жрецы в политических целях: так легче было заключить союз с греками против персов, на что они надеялись во времена Солона).