Борис Лапин - Под счастливой звездой (сборник)

• Название: Под счастливой звездой (сборник)
• Автор: Борис Лапин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1978

Лапин Б. Под счастливой звездой: Научно-фантастические повести и рассказы. — М.: Молодая гвардия, 1978. — (Библиотека советской фантастики). — 240 стр., 100 000 экз.

Для иркутского писателя Бориса Лапина в фантастике важны не столько необыкновенные научно-технические идеи (хотя он не пренебрегает ими), сколько характеры героев. Автор исследует проблемы, связанные с перепроизводством информации, с вынужденным отрывом горстки исследователей от всего человечества, решает вечные вопросы о долге и праве, об ответственности каждого перед каждым. Ему удаются не только драматические, но и юмористические страницы.

---

Наоборот! И вообще одиночество оказалось не по нему. Он ждал совсем другого. Конечно, в отделе движения его еще и надули слегка, наговорив всяческих страстей о «Золотом петушке». Старый знакомый Никондр удружил. «Это, — говорит, — не просто бакен, это своего рода пекло, представляешь, в центре такого потока. И нам нужен на этом бакене не просто оператор, а сам дьявол, смелый, изобретательный, изворотливый. И всего на год. Сейчас интенсивное движение в связи с исследованиями системы Сатурна, и если бакен замолкнет хоть на час… Чуешь, чем это пахнет?» Да этому бакену сам господь бог, если бы он вдруг объявился на свете, не заткнет глотку, не то что какой-то затюканный «Золотой петушок». Правда, несколько раз ударяли метеориты, бакен подбрасывало этак легонько, как яхту на волне. Но ничего не произошло, первичная оболочка поглощала метеориты, как губка — воду. Один даже оставил пробоину, ну и что? У этой посудины чрезмерный запас прочности. Вот и сиди здесь, Руно Гай, как птичка в клетке, карауль аппаратуру да опустошай кладовку. Можно мемуары писать. Можно даже сначала изучить язык папуасов, а уж потом на этом языке мемуары писать. «Я и Нора». «В поисках Норы». «В погоне за Норой». Или еще лучше: «Жизнь без Норы». Вот именно, самое точное название.

Далеко-далеко проносятся мимо корабли, по его позывным прокладывают курс… Сквозь циклопические кольца Сатурна, то и дело дающие о себе знать проплывающими за иллюминатором причудливыми золотыми глыбами-миражами: старинным замком, башенкой, колесницей, вздыбившимся медведем, пастухом со стадом овечек… К синему-синему Титану, где в ледяных полостях играют сочные радуги… К обманчиво-приветливому Нептуну, точно сплошь покрытому изумрудной травкой… К мрачному, до сих пор не разгаданному Плутону, приемышу солнечной семьи… А иные возвращаются домой, на Марс, и всем пассажирам, сходящим с трапа, загорелые девушки вручают подснежники… Марс, база космонавтики, далекий, желанный, почти недосягаемый старина Марс… А ведь еще дальше, совсем далеко, мерно кружится вокруг Солнца теплая праздничная Земля. А по Земле стремительно кружится Нора, огненная комета с ледяным сердцем.

Нора…

А он уже почти год один-одинешенек болтается здесь, на дальней орбите Япета, восьмого спутника Сатурна. Этот Япет ему-как бельмо на глазу. В жизни не видывал более скучной планеты. То ли дело — Луна, Фобос, Деймос! Впрочем, Япет — вполне под стать бакену. Хорошенькую же рабoту нашел ты себе, Руно Гай, — караулить бакен. Бакенавтомат. Сторож при автомате. Черт бы побрал тебя вместе с твоим другом Никандром! Тоже мне, доброволец! Вызвался на опасную работу. В детстве в пионерском лагере вожатый, бывало, шугал: «А ну, кто добровольцем… холодненький компот рубать?» Вот так-то, Руно Гай, доброволец…

Сверху, из радиоотсека, послышался басовитый сигнaл вызова на связь. Руно двумя прыжками преодолел десяток ступеней, хотя знал, что это наверняка сосед с 343-го бакена-кому больше? Поболтает минуту, как обычно, потом даст пятидневной давности последние известия из Москвы — пятнадцать минут обшения с цивилизованным миром. Послушает Руно известия, отфильтрует от помех и передаст дальше, на 345-й бакен. Связь у них — как в древности, когда ездили на лошадках, от яма до яма, от бакена к бакену. А навалится «Золотой Петушок» — и эта нарушается. Лишь изредка присылал весточку с Марса Никандр, непосредственное начальство, инструктировал, спрашивал про настроение.

А что про него спрашивать, настроение у нас, как водится, отличное. Да и ответа на свой праздный вопрос Никандр не ждал, какие уж ответы при таких расстояниях… И больше никто. Никогда. Ни разу.

И все-таки на каждый сигнал связи Руно Гай мчался сломя голову, как ошпаренный. Все еще надеялся. Жаждал. Заклинал. А вдруг: «Соскучилась, простила, возвращайся скорей, целую, твоя Нора»?! Бред, конечно, чепуха, фантазерство. Ледяная комета не может растаять… Конечно же, это сосед с 343-го. Но вдруг все же?..

Руно Гай нажал клавишу динамика.

— Терпит бедствие исследовательское судно «Профессор Толчинский». Повторяю. В районе звездных координат… терпит бедствие…

Он до предела ввернул регулятор громкости.

Она и не предполагала, что защита вызовет такой интерес во всем институте. Как-никак тема ее докторской диссертации считалась достаточно частной: «Сверхглубокое бурение в ледовых массивах Титана». Подобные темы защищались в институте чуть ли не еженедельно. Ну пусть «весьма перспективно», пусть «с блеском» — действительно, эти скважины помогут проникнуть в самые нижние и наиболее теплые полости, организовать там исследовательскую станцию, — но чтобы набился полон сад и своих, «сатурновцев», и «звезд первой величины» из других отделов, и даже сам директор Объединенного Института Космоса академик Благов пожаловал, — такого она не ожидала. Наверное, поэтому Нора Гай волновалась чуть больше, чем рассчитывала, и если бы не Жголь Иванович, едва заметными кивками подававший время от времени сигнал «все в порядке», возможно, она смешалась бы, сбилась, а то и вовсе убежала с трибуны.

Впрочем, едва начали задавать вопросы, волнение разом испарилось. Она отвечала кратко, уверенно, даже, пожалуй, дерзко. Но тут уж виноваты они, спрашивающие, — вопросы были интересные и трудные, очень трудные. Патриарх внеземных исследований академик Благов, грузный, седогривый, румянощекий, тяжело поднялся со своей скамьи под пальмой: — А в будущем, лет этак, скажем, через сотню… Что даст ваш метод в будущем?

— Думаю, через сотню лет в одной из теплых полостей вырастет город. Город с ледяным сводом вместо неба…

— Ого! — прогудел Благов. — Город на Титане? С ледяным сводом вместо неба? Оч-ч-чень интересно!

Когда «сам» уже сел и по традиции вопросы считались исчерпанными, из глубины сада заседаний раздался задиристый голос кого-то из неименитых:

— А вы хоть бывали на Титане-то, барышня?

— А вы? — вспыхнув, вопросом на вопрос ответила Нора. — Что-то я вас там не встречала.

Смех и аплодисменты заставили сесть все еще что-то ворчавшего под нос парня, и громче всех смеялся довольный Благов.

И вот все это позади: и доклад, и вопросы, и речи, и поздравления, и музыка, и цветы. Она сидит усталая на террасе под звездами и рядом тоже усталый и счастливый, наверное, счастливее ее самой, Жюль Иванович учитель, наставник, друг.

— Был еще и дополнительный фактор успеха, Нора. Если для вас мало основных. Угадайте, какой.

— Боюсь, не угадаю!

— Вы сама, Нора. Есть в вашей внешности что-то такое… неуловимо космическое. А внешность, уверяю вас, в двадцать втором веке значит нисколько не меньше, чем во времена осады Трои.

— Преувеличиваете, Жюль Иванович!

— К сожалению, нисколько. К сожалению для меня, разумеется.

— Почему для вас?

— Позвольте задать вам один нескромный вопрос, Нора.

— Сегодня я готова отвечать на любые вопросы. По инерции.

— Когда вы пришли к нам, в группу Титана, помнится, у вас были прекрасные длинные волосы…

Она рассмеялась:

— Всего-то? Я их срезала. Они слишком нравились одному человеку.

— За вами толпами ходят поклонники…

— Да, правда. К сожалению, правда.

— Почему к сожалению?

— Мешают работать. И вообще… жить мешают.

— Нора… Коли уж зашла речь о вас… позвольте на правах друга еще один вопрос личного характера. Вы такая молодая, такая красивая — и всегда одна.

— Не такая уж молодая, Жюль Иванович. Мне тридцать восемь…

— Господи, тридцать восемь!

— И у меня двенадцатилетний сын. В Мирном, в музыкальной школе.

— Но вы не ответили на мой вопрос!

Нора подняла на него удивленные глаза.

— Странный вы сегодня. И вопросы странные. Старомодные. Но вам я отвечу. Я любила одного человека и потеряла его. Другие меня пока не интересуют.

— Никто? — Его голос дрогнул.

Нора погладила его холодную руку, вцепившуюся в подлокотник кресла.

— С тех пор я превратилась в ледышку, дорогой Жюль Иванович. В настоящую космическую ледышку.

— Именно поэтому вы так легко расправляетесь с ледо' выми проблемами? пошутил он без улыбки.

Как бы она хотела сейчас помочь ему! Если бы существовала какая-то другая женщина, отвергающая «великого Жюля», уж Нора потолковала бы с нею! Но как потолковать с собой? Она ценила Жюля Ивановича, пожалуй, больше всех своих знакомых. Он наиболее соответствовал ее идеалу человека. Может, потому, что в нем было много or прошлого. И много от будущего. Даже внутри института далеко не все знали, что «великий Жюль» и скромняга Жюль Иванович — одно и то же лицо. Но уж кто-кто, а Нора знала его. Знала, что Жюль Иванович открыл теплые полости иод вечными льдами Титана. Что, рискуя собой, спустился «в преисподнюю», к самым магматическим потокам. Что обнаружил там «споры» — неведомую дотоле форму жизни.