Лев Правдин - Область личного счастья. Книга 2

• Название: Область личного счастья. Книга 2
• Автор: Лев Правдин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1962

Область личного счастья — это далеко не только область личной любви, это также не только свое место в труде, в коллективе. Личное счастье человека — в гармоническом сочетании этих двух сторон жизни человека. В романе говорится о дружном, но не простом коллективе людей, начавшем складываться в далеком северном леспромхозе во время Великой Отечественной войны. Не легко работать, не легко строить и личную жизнь. Диспетчер лесовозной дороги Женя Ерошенко полюбила технорука Корнева. А он верен своей невесте, угнанной фашистами в глубь Германии. Сложная история взаимоотношений Жени и Корнева составляет центральную линию романа. Наряду с этим рассказывается печальная, но поучительная история неудавшейся любви другой девушки — Марины и лесоруба Тараса, прослеживаются судьбы многих других героев романа, которые по-разному смотрят на жизнь, по-разному представляют себе счастье, по-разному добиваются его.

---

— Да. А вы откуда знаете?

— Мы все знаем. Пожалуйста. Прошу вас…

Он подхватил чемодан и, стреляя словами, поволок Марину куда-то в темноту. Она сразу растерялась и подчинилась неуемной энергии, с которой толстенький человек взялся за нее.

Он усадил Марину на переднее сиденье, рядом с шофером, сам устроился за ее спиной и, дыша свежевыпитым пивом, объяснил:

— Все очень просто. Вчера позвонили Евгения Федоровна, приказали встретить и доставить.

С трудом сообразив, кто такая Евгения Федоровна, которая имеет право приказывать этому напористому человеку, Марина спросила:

— Куда приказано меня доставить?

— В гостиницу, — последовал успокоительный ответ.

Гостиница помещалась, очевидно, где-то на окраине города. Машина бежала по укатанной дороге. Здесь недавно работал снегоочиститель, только он и мог навалить по краям дороги такие барьеры из снега. Это напомнило Марине леспромхоз и лежневую дорогу, которая также была окаймлена нагромождениями снежных глыб.

И гостиница, срубленная из сосновых брусьев и еще не оштукатуренная, и острый запах сосновой смолы, и печное тепло, и распевная северная речь дежурной — все это уже было, это — прошлое.

Дежурная проводила ее в номер. Там стояли две очень чистые, щегольски заправленные кровати. Еще был шифоньер светлого дерева и письменный стол. На стенах висела картина без рамы — ну, конечно, «Утро в сосновом лесу» — ив рамке под стеклом опись находящегося в номере имущества. Все это освещалось богатой люстрой из латуни и мутного пластмассового хрусталя.

Марина переоделась и пошла умываться. Гостиница была маленькая: всего четыре или пять номеров и служебная комната. На пышущей жаром плите кипело восемь больших алюминиевых чайников. Один вид этих солидных чайников наводил на мысль, что здешние постояльцы, все эти командировочные, — здоровые мужики, выпивающие по десятку стаканов чаю каждый.

Марине тоже захотелось пить. Она умылась, села к столу в своем номере и, попивая чай, стала ожидать вторжения прошлого.

Она выпила два стакана. Прошлое не появлялось.

Часы в коридоре пробили семь. Марина налила третий стакан, но пить не стала. Стояла теплая, хвойная тишина. Прошлое заставляло себя ждать. Марина вспомнила Москву, свою комнату на Песчаной, где она была так же одинока, как и здесь, и ей стало жалко себя. Собственно говоря, чего она ждет? Она одна. У всех людей, бывших некогда ее друзьями, давно уже появились свои дела, свои семьи, свои привязанности. И никому нет дела до нее.

И когда она уже совсем уговорила себя и перестала ждать, вдруг явилось прошлое.

Это был Виталий Осипович Корнев.

Марина узнала его, когда еще только хлопнула входная дверь и начальственный голос о чем-то спросил у дежурной.

— Войдите, — спокойно разрешила Марина.

Но он не вошел, он ворвался, большой, шумный, стремительный. Сразу видно, что человек привык к большим просторам, к большому размаху.

— Наконец-то и вы вспомнили о нас, — закричал он и начал крепко, словно разминая, пожимать вдруг похолодевшие ее руки.

— Женюрка мне звонила, что вы едете. А я встретить не мог. Вы уж извините.

Марина спросила:

— А вы как живете?

— Живем, — солидно ответил Виталий Осипович и тут же самодовольно спросил: — Ну, а Женя как?

— Я не узнала ее.

— Я сам часто не узнаю ее. Как приезжает, каждый раз новая. Театр любит, наверное, больше чем родного мужа. Я не жалуюсь. Просто скучно без нее.

Она предложила ему сесть, но он вдруг заторопился.

— А я за вами, если не возражаете. Сегодня у нас торжество. Наш поселок назван городом Веснянском. — Он, как показалось Марине, торжествующе повторил, будто прислушиваясь к звучанию своих слов: — Город Веснянск. Вот я завтра покажу вам, как тут все изменилось в тайге, на севере диком!

Марина подумала, что прежде всего сами все они тут изменились. Вот инженер Корнев — когда-то он не был так равнодушен к ней, и она рассчитывала на большой, сердечный разговор, а вместо этого он тащит ее на какое-то торжество. У него, наверное, просто нет времени на сердечные разговоры.

Она не хотела, она боялась нашествия прошлого, но ждала его с фаталистической покорностью, и когда вдруг оказалось, что прошлое существует лишь в ее воображении, ей сделалось обидно.

Вздохнув, она с надеждой спросила:

— Город! А помните, какая здесь была глухомань?

— Помню! — засмеялся Виталий Осипович. — Мы сегодня только и делали, что вспоминали. Надоело. Сейчас поедем говорить о будущем. Это все-таки имеет какое-то практическое значение.

Марина открыла шифоньер. Он достал ее пальто и приказывающе посоветовал:

— Обуйте валенки.

Она возмущенно отказалась:

— Не замерзну.

Но валенки все же надела, сделав вид, что подчиняется, так как в гостях не своя воля.

Потом она сидела в зале маленького клуба и слушала горячие речи. Перед этим Виталий Осипович знакомил ее со множеством людей. Она, улыбаясь, пожимала жесткие ладони и тут же забывала фамилии, которые ей называли.

Тараса здесь не было, она не спросила о нем и была рада, что сегодня не встретила его. Вера в прошлое, в его власть над людьми уже начала тускнеть. Марина была почти уверена, что он отнесется к ней просто, как хороший знакомый, с этой стороны ничего ей не грозило, особенно теперь, когда у него есть жена, которую он, наверное, любит.

Конечно, она поступила глупо тогда в Москве — отказалась разговаривать с Тарасом. Растерялась и трусливо повесила трубку. Такая демонстрация оскорбленного самолюбия, пожалуй, равнозначна глупости. Верно, обида на него еще не улеглась и теперь.

Мысль о том, что первую обиду его любви нанесла она и что, может быть, только она одна виновата в разрыве, не приходила ей в голову.

Она винила во всем Тараса, который, по ее мнению, не выдержал испытания временем.

Но теперь это уже не имеет никакого значения, и остается только пожать друг другу руки, как полагается старым, добрым друзьям.

— Город наш самый молодой на свете! Только сегодня народился. Это мы с вами, товарищи, построили его среди тайги и теперь будем поднимать, как наше дитя, и воспитывать в духе коммунизма, как нас воспитывает наша родная партия.

Так говорила молоденькая женщина в синем платье, стоя у трибуны. У нее были гладко зачесанные волосы, собранные сзади в большой узел, нежная шея в облачке белого шарфика и румянец возбуждения на щеках. Маленькое ухо с блестящей голубой капелькой сережки розово просвечивает. Она, вся легкая, стройная, стояла, раскинув руки по краям широкой трибуны, как бы держась за нее, чтобы не улететь, и говорила:

— Мы — новорожденные. Новый город. А у нас уже есть славное прошлое, но нам некогда сейчас предаваться воспоминаниям. Я тоже старожил…

Ей не дали окончить, послышались смешки, вспыхнули аплодисменты. Женщина тоже засмеялась, но потом, вспомнив, что ей, как оратору, пожалуй, этого и не полагается, вытащила из-за ремешка часов маленький василькового цвета платочек и сделала вид, что вытирает губы. Но всем было ясно, что она смеется, и это еще больше развеселило участников торжества. Наконец она справилась со своей улыбкой:

— Да, старожил. Я еще девчонкой положила первый камень в фундамент первой школы. Вот товарищ Корнев помнит, он тогда этот камень мне подал и показал, куда надо положить.

ГОРОД В СНЕГАХ

Когда Марину первый раз провели по всем заводам и цехам комбината, она решила, что никогда ей не понять и даже не запомнить всего увиденного.

Провожала ее молоденькая женщина, секретарь редакции многотиражки Клавдия Долина, та самая, которая вчера на торжественном вечере сказала, что она старожил новорожденного города.

Марина, откровенно завидуя ее совершенному знанию комбината, сказала об этом.

— Ничего в этом удивительного нет. Я сама здесь на стройке работала и сейчас учусь в нашем техникуме на химика. Ну вот, сейчас мы пойдем в самый шум. Так что разговаривать не придется.

И в самом деле, еще в коридоре Марину охватило ощущение шума, тяжелого, бесконечного, воспринимаемого всем телом, как воспринимается ветер на открытой равнине. Это ощущение усилилось, когда она вошла в машинный зал.

Здесь, у машин было очень тепло, даже жарко. Вдруг Марине показалось, что наступила ужасающая, беспредельная тишина. Она видела людей, которые неторопливо и уверенно что-то делали около огромных машин. Стремительно вращались многочисленные валы, но до Марины не долетало ни единого звука, словно ее вдруг поразила полная глухота.

Клавдия, как по коридору, вела ее между двух машин. Этот путь казался бесконечным. Марина видела только множество больших и не очень больших валов, через которые бесконечным потоком неслась белая река бумаги. Голубоватые электрические искры перебегали по ней.