Эллери Квин - Кот со многими хвостами

• Название: Кот со многими хвостами
• Автор: Эллери Квин
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-9524-1883-Х

 Эллери Квин - легендарный сыщик-любитель и сочинитель криминальных романов. Под его именем двоюродные братья Фредерик Дэннэй (1905-1982) и Манфред Ли (1905-1971) написали серию увлекательных книг, стоящих в одном ряду с произведениями корифеев детективного жанра А.Кристи, Э.С.Гарднера, Р.Стаута и Дж.Д.Карра.

    Зловещий убийца Кот-душитель держит в страхе целый Нью-Йорк. Тандем Квинов оказывается на передовой поисков неуловимого маньяка. И главный вопрос - чем руководствуется преступник, выбирая жертву? Именно отсутствие очевидного ответа на этот вопрос стало причиной паники и беспорядков в городе.

---

— Джимми, они такие славные люди и так мне благодарны! Если бы они только знали!..

— Это напоминает мне... — начал Джимми, но Эллери прервал его:

— Какова ситуация с почтой, Селеста?

— Мэрилин по утрам спускается за ней, как только встает. Мистер Сомс уходит до первой почты.

— Это нам известно.

— Мэрилин хранит текущую корреспонденцию в проволочной корзине на своем письменном столе. Читать ее для меня не составляет труда, — продолжала Селеста дрожащим голосом. — Прошлой ночью я проделала это, когда Мэрилин и Стэнли спали. Днем тоже есть возможности. Ведь Мэрилин иногда приходится уходить из дому в связи с ее работой.

— Это мы тоже знаем, — мрачно произнес инспектор.

Неожиданные экскурсии Мэрилин, особенно в вечерние часы, держали их в напряжении.

— А если Мэрилин дома, она всегда завтракает в кухне. Я могу читать ее почту, даже когда Стэнли не спит, из-за плотного занавеса.

— Превосходно.

— Рада, что вы так думаете... — И Селеста внезапно оросила слезами голубой галстук Джимми.

Но когда девушка вернулась в квартиру Сомсов, на ее щеках играл румянец, и она сказала Мэрилин, что прогулка пошла ей на пользу. И это соответствовало действительности.

* * *

Селеста установила время их встреч между десятью и четвертью одиннадцатого вечера. Стэнли ужинал перед сном не раньше девяти, а засыпал не раньше половины десятого.

— Так как мальчик прикован к постели, он не нуждается в длительном сне. Я не могу уйти, не будучи уверенной, что Стэнли заснул, а потом я еще помогаю мыть посуду после ужина.

— Вы не должны слишком много заниматься домашней работой, мисс Филлипс, — заметил инспектор. — Это может вызвать подозрения. Сиделки не...

— Сиделки тоже люди, не так ли? — улыбнулась Селеста. — Миссис Сомс — больная женщина, которая трудится целый день, и если я могу избавить ее от части работы, то буду это делать. Неужели меня за это исключат из шпионского профсоюза? Не беспокойтесь, инспектор Квин, я не выдам себя. Я ведь понимаю, что поставлено на карту.

Инспектор промямлил, что не имел в виду ничего подобного, а Джимми прочитал стихотворение, якобы сочиненное им, но подозрительно похожее на поэзию Елизаветинской эпохи[109].

Итак, они встречались в десять или немного позже, каждый раз на новом месте, о котором договаривались на предыдущем свидании. Для Селесты это было путешествием в страну фантазии. Двадцать три с половиной часа в сутки она работала, ела, шпионила и спала среди Сомсов, поэтому полчаса вне дома казались ей полетом на Луну. Правда, переносить эти встречи ей помогало только присутствие Джимми — она начинала побаиваться напряженных вопрошающих лиц Квинов. Селеста с трудом сдерживалась, идя к условленному месту по темной улице и ожидая тихого свиста Джимми, служившего сигналом. После этого она присоединялась к трем мужчинам в подъезде, под навесом магазина или в переулке — в зависимости от того, где было назначено свидание, — рассказывала им об однообразных событиях прошедшего дня, отвечала на вопросы о почте Сомсов и телефонных звонках, держась в темноте за руку Джимми и чувствуя его взгляд, а потом бегом возвращалась в ставший таким уютным безопасный маленький мирок Сомсов.

Селеста не пыталась объяснить, как аромат теста миссис Сомс напоминает ей маму Филлипс, а Мэрилин каким-то непостижимым образом пробуждает в ней лучшие воспоминания о Симоне, в каком мучительном страхе она проводит каждый час и каждую минуту. Хотя ей очень хотелось рассказать им об этом — особенно Джимми.

* * *

Квины думали не переставая. Между вечерними встречами с Селестой им больше нечем было заняться.

Снова и снова они возвращались к рапортам о Казалисе, которые выводили их из себя. Он вел себя так, как если был бы доктором Эдуардом Казалисом, знаменитым психиатром, а не коварным параноиком, поглощенным удовлетворением своей ненасытной жажды смерти. Казалис все еще работал с коллегами над историями болезней, присланными частными практикующими психиатрами. Он даже посетил собрание у мэра, где присутствовали Квины. На этом собрании Казалиса непосредственно изучали люди, понаторевшие в искусстве притворства, но кто был лучшим актером — они или он, — оставалось большим вопросом. Выступление психиатра было вежливо расхолаживающим — он повторил, что они зря теряют время, что, хотя им удалось уговорить некоторых коллег прислать истории болезней, остальные упорствовали, и рассчитывать на них было нечего. Инспектор Квин доложил мэру, что среди немногих подозреваемых, о которых сообщили доктор Казалис и его соратники, никто не может быть Котом.

— А вы добились какого-нибудь прогресса по вашей линии? — спросил Казалис инспектора. Когда старик покачал головой, врач улыбнулся. — Возможно, это некто, живущий за пределами Нью-Йорка.

Эллери счел это заявление недостойным.

Тем не менее, доктор в эти дни выглядел скверно — он казался усталым и похудевшим, а в волосах прибавилось седины. Его лицо выглядело старым и измученным, под глазами обозначились мешки, а пальцы, если не барабанили по какому-нибудь предмету, шарили по телу, словно ища, за что ухватиться. Миссис Казалис, также присутствующая на собрании, сказала, что участие в расследовании явилось для ее мужа непосильным трудом, и выразила сожаление, что уговорила его продолжать эту работу. Доктор погладил руку жены и сказал, что его беспокоит не сама работа, а то, что он потерпел неудачу. Молодые легко переживают неудачи и идут дальше, а старики сгибаются под их грузом.

— Эдуард, я хочу, чтобы ты бросил это дело, — настаивала миссис Казалис.

Но он улыбнулся и ответил, что уйдет на покой, как только «завяжет кое-какие узлы».

Неужели он издевался над ними, используя столь прозрачную метафору?

Или страх перед разоблачением оказался достаточно сильным, чтобы сдержать постоянный импульс к убийству?

Возможно, Казалис заметил, что за ним следят, хотя детективы уверяли, что это исключено.

А может быть, они «наследили» во время визита в его квартиру? Правда, они работали тщательно и методично, не прикасаясь ни к одному предмету, покуда точно не запомнят его местоположение, и аккуратно возвращая его на прежнее место.

Все же Казалис мог заметить, что что-то не так. Не исключено, что он приготовил ловушку — оставил в одном из ящиков с медкартами какой-нибудь волосок, видимый только ему. Психопат определенного типа мог принять подобную меру предосторожности. Ведь они имели дело с человеком, чей ум превосходил его безумие. Возможно, он был наделен даром предвидения.

Все передвижения доктора Казалиса были столь же невинными, как у человека, бредущего по полю в солнечный день. Ежедневно он принимал у себя в кабинете одного-двух пациентов — главным образом женщин. По вечерам Казалис обычно не покидал квартиру. Однажды он навестил Ричардсонов вместе с женой, в другой раз посетил концерт в «Карнеги-Холл», где слушал симфонию Франка[110] с открытыми глазами и судорожно стиснутыми руками, а потом, расслабившись, наслаждался Бахом и Моцартом. Он также побывал на званом вечере с коллегами и их женами.

И ни единого раза Казалис не подходил близко к Восточной Двадцать девятой улице и Первой авеню.

На десятый день после удушения Доналда Каца и шестой день медицинской карьеры «Сю Мартин» Квины дошли до ручки. Большую часть времени они молча сидели в Главном управлении, в той комнате, куда поступали рапорты. Когда молчание становилось невыносимым, они свирепо огрызались друг на друга, после чего тишина приносила облегчение.

Причиной новых морщин на лице инспектора Квина был страх, что Казалис может переждать расставленную ему западню. Безумцы часто отличаются необычайным терпением. Возможно, Казалис думал, что, если долго ничего не предпримет, они решат, что Кот завершил свой перечень, и отзовут сторожевых псов.

Неужели Казалис ждал именно этого?

Тогда он знал, что за ним наблюдают.

Или же, если Казалис предвидел, что наблюдателей не уберут никогда, он мог ждать, пока они от усталости не станут беспечными, чтобы нанести внезапный удар.

Инспектор Квин так досаждал своим оперативникам, что они буквально возненавидели его.

Мозг Эллери исполнял акробатические номера. Предположим, Казалис действительно оставил ловушку в своем архиве и знает, что кто-то рылся в его картотеке. Тогда ему известно, что полиция проникла в самое сердце его тайны и знает метод выбора жертв.

В таком случае предположение, что Казалис догадался об их плане, не будет переоценкой его сообразительности. Он должен был сделать только то, что сделал Эллери: поставить себя на место противника.

Если так, то Казалис знает, что они вычислили его будущую жертву и что при нападении на Мэрилин Сомс он рискует попасть в западню.