Андрей Балабуха - Нептунова Арфа. Приключенческо-фантастический роман

• Название: Нептунова Арфа. Приключенческо-фантастический роман
• Автор: Андрей Балабуха
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1986

Балабуха А. Нептунова Арфа: Приключенческо-фантастический роман. / Худ. Борис Федотов.  М.: Молодая гвардия, 1986 г. — (Библиотека советской фантастики). — 85 коп., 100 000 экз.

Ближайшее будущее. Исследователь морских глубин Александр Аркелов — представитель новой, трудной и чрезвычайно опасной профессии. Он батиандр. Вместе с друзьями Аракелову предстоит расследовать ряд таинственных происшествий и раскрыть секрет.

Вариант романа, изданный «Молодой гвардией», со значительными редакторскими купюрами.

---

— И вам, Орсон, спасибо. Какие вы молодцы, ребята, какие вы все трое молодцы… — и выскользнула из каюты в кокпит.

Аракелов озадаченно посмотрел на захлопнувшуюся дверь, но последовать за Папалеаиаиной явно не решился. Пуританин, подумал Янг. Всем бы хорош, но пуританин… Впрочем, это его дело. Зато от Папалеаиаины такого всплеска эмоций Янг никак не ожидал. Скорее это подошло бы Жюстин. Досадно: выходит, он неверно оценил ее характер… Для матерого журналиста, каким был Янг, непростительно. Впрочем, утешил он себя, в главном ошибки не было — Нептунова Арфа произвела впечатление. Вкусный материал, черт побери, из него такое можно сделать… Тянет на хороший цикл передач…

«Господи, до чего они все мне надоели! Расписывали-то как — свобода, мол, океан, пассат, восходы, летучие рыбы… А что мне эти летучие рыбы? Потрошить их да жарить для этих скотов? Чтобы руки — в чешуе да в слизи? Ну уж дудки, хватит с меня. Дня нет, чтобы не поругались. Дня нет, чтоб лечь на сухие простыни — сырость, сырость, сырость… К черту все! Если им это нравится — их дело. А с меня хватит! Ноги моей больше на их паршивой яхте не будет, как только придем в ближайший порт. Если Алю по душе, чтоб им дальше так помыкали — пусть остается. Я и без него проживу. Не пропаду. До него не пропала, так уж теперь и подавно. А если у него хоть чуть-чуть мозги варят, и он сбежит. Вернемся в Аделаиду, там жизнь человеческая. Работаешь — так за деньги. Домой возвращаешься — так действительно домой. Сухо, уютно, телевизор включить можно, в дискотеку сходить, в бар… Хочет, пусть со мной возвращается, хочет — пусть остается, а я в эти игры больше не играю».

7

Не без некоторого самодовольства Аракелов окинул взглядом поле боя; сегодня он хотел превзойти самого себя, и это, похоже, удавалось.

В большом закопченном котле, подвешенном над костром, томился суп из акульих плавников, заправленный содержимым чернильного мешка осьминога. Долетавший оттуда аромат будоражил гастрономическое воображение, и Аракелов удовлетворенно улыбнулся. Салат из frutti di mare[16] — дары моря, смесь различных съедобных моллюсков, водорослей и т. д. ] оставалось только заправить митихаари — кокосовым соусом, искусству приготовления которого научила его Папалеаиаина. Ну а гвоздем программы был, без сомнения, все тот же многострадальный осьминог, сдуру подвернувшийся вчера под гарпун Янга. Утром Венька добрых два часа отбивал его упругое, резинистое тело, доводя до должной кондиции, — процедура, требующая не только искусства, но и серьезной физической подготовки. Подняв туловище моллюска на вытянутых руках — безвольные щупальца свисали Веньке чуть не до пояса, — парень с надсадным мясницким «хаканьем» швырял спрута оземь, следя за тем, чтобы щупальца распластывались и шмякались на камни с сочным, глухим шлепком. Со стороны это выглядело весьма эффектно: казалось, Венька не то отправляет загадочный мистический обряд, не то исполняет модернистский танец… А сейчас, сваренный, освежеванный и завернутый в фольгу, неудачливый головоног медленно запекался в земле под костром. Еще немного — и его пора будет извлечь оттуда, чтобы разместить на блюде, которое по здешней робинзонской убогости с успехом заменит дюралевая крышка кормового лючка, разместить, уложив на свитые аккуратненькими коническими пружинками щупальца, наконец, полить его спиртом, поджечь и этаким фантастическим светильником поднести гостям…

Да, пожалуй, и в самом деле все хорошо. Да так и должно быть. Ведь сегодня прощальный ужин. Миссия Аракелова завершена. И сегодняшнее пиршество означает конец каникул на Караури, означает расставание. Расставаний Аракелов не любил. Но именно потому стремился всегда обставлять их елико возможно праздничнее, чтобы витийством и шутейством скрасить, приглушить внутреннюю горечь.

Из ближнего домика вышел Янг и, приветственно махнув рукой, направилс к Аракелову.

— Как поработалось?

— Отлично, Алек, отлично, — жизнерадостно откликнулся журналист. Мимоходом он почесал за ухом Амбала, возлежавшего на куче до соломенного хруста высушенных солнцем водорослей; тот не шевельнулся, даже глаз не приоткрыл, шельмец. — Попозже, к вечеру, я прокручу вам, Алек, что у мен получилось. Две получасовки. Разумеется, без вашей санкции, Алек, я ничего в эфир не пущу — не беспокойтесь…

— Я и не беспокоюсь, — заметил Аракелов. — С чего бы?

— Одна беда: я запись Арфы дал, минут на пять, приблизительно, точно еще не хронометрировал, так вот, не звучит она. То есть звучит, конечно, но не то. Не так, как там, под водой…

— Естественно, — Аракелов кивнул. — Как же иначе?

Они помолчали.

— А Бен где? — поинтересовался Янг.

— Веня-то? Я его за плавником послал. А то вечером костер не получится. Что было, мы за день извели. — Аракелов махнул рукой в сторону своей импровизированной кухни.

Янг потянул носом воздух:

— Вы, я вижу, сегодня в ударе.

— Надо.

— Понимаю. Завтра мы снова уходим в бескрайнее море, как сказал кто-то из классиков. Или почти так.

— Точно. Могу подбросить и вас. Уходим с рассветом. И к вечеру будем в Папалениме. А то вы здесь оказии ждать можете еще черт знает сколько. На прошлой-то неделе экраноплан так и не пришел. Рейсовый называется…

— Спасибо, Алек. Очень может быть, я воспользуюсь вашей любезностью.

— И чудненько.

Скажи в тот момент кто-нибудь Аракелову, что сутки спустя он все еще будет торчать здесь, на Фрайди-Айленде, в то время как Орсон, прибыв на его, аракеловском, катере, станет без устали мотаться по самым что ни на есть неожиданным местам в Папалениме, — он бы не поверил. Ни за что не поверил. И от души посмеялся бы над подобным предположением… Впрочем, все это случилось уже позже. Вечером, или, точнее, почти ночью. А пока — пока начали возвращаться с работы ганшинские изыскатели; вслед за ними появился и Венька — катер, стеля по воде едкий дымок дизельного выхлопа, развернулся и бросил якорь у самого берега. Все мужское население острова, даже Ганшин, которому возня эта была явно не по душе, отправилось перетаскивать наверх, к костровой площадке, привезенный Венькой плавник. Было его в избытке: десятка полтора досок, какие-то палки, сохранившие еще следы полировки и лакировки, и цельная лючина с каботажной шхуны, которой, похоже, крепко досталось в здешних (или нездешних?) водах. Но так или иначе, а это были почти четыре квадратных метра добротных, смоленых двухдюймовых досок — сущий клад! Не только на сегодняшний костер хватит, но и на тот, что зажжется на острове завтра или послезавтра, словом, тогда, когда Аракелова тут уже не будет…

Потом Аракелов с помощью Папалеаиаины и Жюстин закончил последние приготовления, и начался пир горой, праздник желудка, Лукулл обедает у Лукулла… В рекордный, даже видавшего виды Аракелова поразивший срок все было съедено…

Потом пели песни — несусветную мешанину языков и мелодий, вавилонский концерт, от которого даже Амбал, сам великий мастак по части мартовских арий, одурел и удалился, гордо неся задранный к небесам хвост… Наконец, приустав несколько, уселись чаевничать.

Вот тут-то Папалеаиаина и Жюстин и взяли Аракелова в клещи. Усевшись по обе стороны и умильно заглядывая ему в лицо смеющимися глазами, они потребовали подробностей об Арфе, да так, чтобы ничего он, Аракелов, не упустил, чтобы интересно было и дух захватывало… Аракелов не мог устоять, оно и ни к чему было — послезавтра так или иначе придетс отчитываться в Папалениме, а там и на «Руслане». Так почему бы не порепетировать, чтобы и потом получалось эффектно? Любил Аракелов эффекты, любил, что греха таить…

И он пустился рассказывать с самого начала, извинившись, что может повториться где-то, потому как расспрашивали они его уже об этой «операции Кракатук». Он — как мог коротко, хотя в несколько слов все равно не укладывалось, хоть убей — напомнил историю «Вахине Меа», и перед глазами его опять встал тот солнечный денек, пологая, длинная, зеленая волна и шхуна, пишущая круги под зарифленными, слишком непонятно для такой погоды зарифленными парусами… Вспомнил он и про архивные изыскания, коими они с доктором Фарвелем занимались в Папалениме, и про то, как наткнулся он — случайно, по сути дела, — на «аракеловский клин», и как наблюдение это забросило его сюда, на Фрайди-Айленд, подарив попутно знакомство с Папалеаиаиной, а потом и со всеми остальными. И что без них, без остальных этих ничего бы у него, Аракелова, не получилось, сказал он. Ибо едва ли не каждый из них, вольно или невольно, давал ему какую-то ниточку, какую-то мысль, какое-то новое направление поиска, каждый, включая даже Амбала.

— И за это спасибо тебе, Вениамин Палыч, хоть и достанется тебе на «Руслане» за умыкновение кота, ох, достанется, и выгораживать я тебя не буду, не надейся, но сейчас — спасибо!