РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ - БЕЛЫЙ РАБ

• Название: БЕЛЫЙ РАБ
• Автор: РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ
• Жанр: Классическая проза

Варварская расовая дискриминация и угнетение негритянского народа в США - такова тема романа Хильдрета "Белый раб". Его действие относится к 30 - 50-м годам XIX века - периоду обострения борьбы между рабовладельческим Югом и промышленным капиталистическим Севером. Со второго десятилетия XIX века, в связи с превращением южных штатов в главного поставщика хлопка для текстильной промышленности Англии, бурно развивавшейся после промышленного переворота, Юг заметно выдвигается в экономической и политической жизни США.

---

Мистер Мартин был очень доволен мною. Он полагал, что я теперь охотно буду продолжать таскать для него каштаны из огня. Он решил использовать меня как соглядатая и доносчика. Дело известное: в крупном, как и в мелком, тирания всегда опирается на организованную систему доноса и сыска, при которой самые разложившиеся элементы среди угнетенных становятся орудием в руках угнетателей.

Расположение и снисходительное отношение управляющего способны значительно облегчить ярмо раба. Понятно поэтому, что такое расположение представляет большой соблазн. Впрочем, средства, которыми пользуются угнетатели, к сожалению, таковы, что даже тысячи людей, считающихся свободными, готовы в любую минуту, совершая любые гнусности, помогать тиранам в их борьбе против самых священных прав их сограждан…

Надеясь воспользоваться расположением мистера Мартина в добрых целях, я тщательно скрывал от него, какое отвращение у меня вызывают обязанности, которые я внешне охотно соглашался взять на себя. Не раз, в то время как он был убежден, что я предан ему душой и телом, я мешал осуществлению его планов, успевая предупредить тех, кого он рассчитывал поймать с поличным.

Мистер Мартин, хотя в его руках и была безраздельная власть над судьбами сотен людей, был человек крайне невежественный и к тому же неумный. Будь он наблюдательней, он легко мог бы разгадать мои уловки. Но я так хорошо разыгрывал свою роль, что доверие его ко мне росло с каждым днем. Я вскоре имел случай в этом убедиться.

Однажды, приехав в поле, где я работал вместе с другими, он нашел, что работа двигается недостаточно быстро. Подозвав надсмотрщика за нашей группой рабов, он выхватил из его рук бич, служивший символом его власти и одновременно орудием для поддержания ее. Хлестнув меня им раз двадцать или тридцать (таков был обычай в подобных случаях), мистер Мартин вручил мне бич, заявив, что назначает меня надсмотрщиком; тут же он приказал мне проявить свое умение обращаться с плетью, поупражнявшись на спине моего предшественника.

Все сельские работы в Каролине всегда производятся под наблюдением надсмотрщика, выбранного управляющим из числа рабов. Сами управляющие, заразившись от своих господ ленью и жаждой роскоши, не желают утомлять себя чрезмерным трудом и разъезжать по полям, наблюдая за ходом работ, особенно в периоды большой жары. Рабов распределяют по группам. Каждая группа поручается надсмотрщику, назначенному на этот пост за подлое умение пресмыкаться перед управляющим и готовность, с которой он спешит предать любого из своих товарищей. Надсмотрщик облечен такой полной и неограниченной властью, какой обладает разве только сам хозяин. Он получает удвоенный рацион, сам не работает, и единственной его обязанностью является наблюдение за группой рабов, среди которых он расхаживает, вооруженный своей грозной плетью.

Стоит показаться управляющему - и все надсмотрщики собираются вокруг него: каждый из них отвечает за работу небольшой группы рабов, и для того, чтобы он твердо знал, как обращаться с подчиненными его власти неграми, самому надсмотрщику прежде всего дают почувствовать плеть, которой ему в дальнейшем надлежит пользоваться.

Если управляющий, как правило, всегда злоупотребляет своей неограниченной властью, то надсмотрщик в этом отношении заходит еще много дальше. Он в точности подражает вызывающим манерам и надменному тону своего повелителя, и значение его возрастает особенно от того, что он постоянно находится среди работающих. Само собой разумеется, что у рабов этот гнет вызывает еще большую враждебность, чем власть управляющего или другого белого, - ведь надсмотрщик вышел из их же среды, и они видят в нем предателя. В силу дарованных ему прав он полновластный хозяин всего, что принадлежит рабам, в частности их жен, которыми он распоряжается так же свободно, как управляющий или сам хозяин. Но даже если он случайно и оказался бы склонен к некоторой снисходительности, то опасение, что его сместят и на него ляжет ответственность за все упущения его подчиненных, удержит его и заставит проявлять грубость, несдержанность и жестокость.

Занимая это проклятое место надсмотрщика, я делал все, что было в моих силах, чтобы облегчить страдания моих подчиненных. Вся группа состояла из бывших рабов Карльтона, моих товарищей по несчастью, которых я вправе был считать моими друзьями. Не раз, заметив, что тот или иной из них готов упасть от непосильного труда, я отбрасывал бич и, схватив мотыгу, старался ободрить их и помочь выполнить задачу. Мистер Мартин, заставая меня за таким занятием, несколько раз высказывал мне свое неудовольствие, говоря, что я подрываю уважение к надсмотрщикам и что если я буду продолжать так вести себя, то вызову лишь презрение к себе.

И все же я должен со стыдом признаться: и мне случалось злоупотреблять моей властью, и я тоже иногда бывал резок и груб. Но встречался ли когда-нибудь человек, который не злоупотреблял бы неограниченной властью, оказавшейся в его руках?…

Неограниченная власть опьяняет человека. Если власть не подвергается ежеминутному контролю и проверке, она вырождается в деспотизм и тиранию. И если даже святость семейных уз, супружеская привязанность и родительская любовь не могут служить достаточной гарантией против злоупотреблений такой опасной и чрезмерной властью, то не смешно ли ожидать от нее чего-либо иного, кроме вредных злоупотреблений, там, где ей не ставят границ ни нравственное чувство, ни закон?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

После смерти жены Томас очень изменился: исчезли его бодрость и жизнерадостная приветливость, он стал печален и угрюм. Старательность и прилежание, отличавшие прежде его работу в поле, уступили теперь место мрачному отвращению к труду, и он всеми способами отлынивал от работы. Если бы он находился под началом другого надсмотрщика, то небрежность и лень навлекли бы на него, вероятно, всякие беды. Но я был горячо привязан к нему, жалел его и щадил по мере моих сил.

Жестокая несправедливость, жертвой которой Томас сделался в Лузахачи, видимо, изменила все его взгляды и убеждения. Он избегал разговоров на эту тему, но у меня были все основания предполагать, что и религиозные убеждения, последовательно внушавшиеся ему и так долго руководившие всеми его действиями, теперь уже оставлены им. Он как-то неожиданно стал прибегать к неведомому мне языческому ритуалу, которому научился от матери. Мать его была похищена и привезена сюда с африканского побережья и сохранила, по его словам, все предрассудки и верования родного края. Случалось, что он с дикой страстностью начинал утверждать, будто дух его жены являлся ему, напоминал об обещаниях, данных им этому видению, и мне порой казалось, что он готов потерять рассудок.

Во всяком случае, это был уже не тот человек. Он перестал быть покорным и послушным рабом, удовлетворявшимся своей участью, преданным и готовым отдать работе все свои силы. Вместо того чтобы действовать в интересах хозяина, как он делал прежде, он теперь, казалось, прилагал все старания, чтобы принести как можно больше вреда.

На плантации было несколько человек непокорных и смелых, которых он прежде сторонился. Но теперь он с каждым днем все больше сближался с ними и вскоре завоевал их доверие. Они поняли, что он одновременно и смел и осторожен и, что еще более ценно, справедлив и не способен на предательство. Они чувствовали также его умственное превосходство, и очень скоро он стал их неоспоримым вождем. Их ряды пополнились и другими, руководствовавшимися менее благородными целями и стремившимися только к добыче. Прошло немного времени, и их набеги распространились на всю территорию плантации. Томас и в этой роли проявил себя как человек не совсем обыкновенный. Все, что он предпринимал, делалось на редкость обдуманно и ловко. А если товарищам его грозило раскрытие того, что считалось тягчайшим преступлением, он готов был прибегнуть к последнему способу, свидетельствовавшему о его исключительном благородстве: Томас готов был защитить своих товарищей, взяв на себя вину и своим признанием ограждая тех, кого считал более слабыми и потому неспособными перенести грозившую им чудовищную кару. Такое великодушие и для свободного человека должно было бы считаться наивысшей добродетелью, - какого же восхищения оно достойно, если его проявляет человек под ярмом рабства!

Да, тирания все же не всемогущественна, и как бы она ни угнетала рабов, ни топтала их ногами, ни держала их всеми известными ей способами в отупении и невежестве, ей не удается угасить в них дух мужества и стремление к свободе. Дух этот тлеет и тайно горит в их сердцах, и настанет час, когда он вспыхнет ярким пламенем, которое ни подавить, ни угасить не удастся!…

Пока я пользовался доверием мистера Мартина, я имел возможность оказывать Томасу значительные услуги, предупреждая его о подозрениях управляющего, об его намерениях и планах. Но недолго удалось мне сохранить это доверие: не потому, что мистер Мартин стал сомневаться во мне, - уж очень легко было отводить подозрения такого тупицы, как наш управляющий, - но лишь потому, что я, по его мнению, не мог постичь всех тонкостей в выполнении обязанностей надсмотрщика. Наступило самое нездоровое в этих краях время года. Большинство рабочих в моей группе прибыли сюда из более северных районов и еще не успели привыкнуть к удушающей атмосфере рисовой плантации. Они тяжело болели лихорадкой, и случалось, что несколько человек одновременно выходили из строя и бывали неспособны работать.