Александр Чаковский - Лида

• Название: Лида
• Автор: Александр Чаковский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1964

---

Я вышла в тамбур палатки и, увидев лежащие на земле носилки со свежими ещё следами крови, просто упала на них. Тотчас всё закружилось передо мною, потемнело, и я заснула.

…Мы лежали все вместе, рядом: две сестры из санбата, я, Михалёв и Пухов. Когда я проснулась, я увидела, что Пухов, осторожно ступая, пробирается к выходу. Было ещё темно, но спать мне уже не хотелось. Кругом стреляли из пулемётов и автоматов. В откинутый наверху квадрат было видно несколько звёзд. Значит, дождь наконец перестал. Я попробовала пересчитать звёзды в квадрате: их было семь или восемь. Я вспомнила, что вот так же смотрела на звёзды через окно палатки на Ладоге. Только там они были ясные и холодные, белые, как кусочки льда.

Зашуршал полог, и вошёл Пухов. Он остановился у входа. При свете звёзд его лицо показалось мне особенно осунувшимся. Даже губы, детски припухлые, стали тоньше. Щека подёргивалась в нервном тике, чего я раньше у него не замечала. Пухов стоял у входа и смотрел на нас.

Потом он скомандовал так громко, что я вздрогнула:

– Подъём!

Я приподнялась. Михалёв тоже, одна сестра вскочила, а другая, лежавшая рядом со мной, продолжала спать. Я сказала тихо:

– Вставайте!

Она открыла глаза и облизала губы.

– Кажется, я заболела, – проговорила она.

Я дотронулась до её лба. Он был очень горячим, на виске её лихорадочно бился пульс.

– Тогда лежите, – посоветовала я.

– Сейчас начнут поступать раненые, – сказал Пухов, – и потом ещё… Словом, не хватает санинструкторов, не успевают раненых выносить, командир полка приказал выделить двух сестёр.

Я видела, как вздрогнула его щека, и он сам, очевидно, это почувствовал, потому что дотронулся до щеки рукой.

– Сейчас идти? – спросила я, вставая.

Пухов посмотрел на меня, и лицо его внезапно снова показалось мне детским.

– Вы… хотите?

– Да, пойду, – отвечала я равнодушным голосом, потому что этот вопрос уже был решён для меня. – Что брать с собой? Только сумку? – спросила я, натягивая сапоги. Они были совсем мокрые, даже глина сверху не просохла.

– Да… сумку, и… там ждёт связной из роты… – чужим голосом произнёс Пухов.

Снаружи послышались чьи-то шаги и стоны: это несли раненых.

Сразу же, как только я вышла на воздух, на меня обрушились все звуки боя: треск пулемётов и автоматов, частые винтовочные выстрелы.

– Кто здесь связной из роты? – громко спросила я.

– Я, – отозвался чей-то тонкий голос, и от дерева отделилась маленькая фигурка.

Это был очень молодой парень в обмотках и огромных ботинках. У него было смешное, совсем детское лицо и хитроватая улыбка.

– В роту, значит, пойдём? – спросил он.

– В роту, – ответила я.

– Ну что же, – весело согласился парень, – айда в роту. – И он пошёл вперёд.

Связной шёл быстро, громко чавкая ботинками по ещё не успевшей просохнуть земле. Начинался рассвет.

А стрельба становилась всё оглушительней. Вокруг свистели пули. Этот свист прижимал меня к земле, и я шла, вобрав голову в плечи.

Передо мной возникали и исчезали люди. Подносчики снарядов со своими ящиками, санитары с носилками, командиры – все куда-то спешили, растворяясь в тумане.

Мой связной шёл будто наобум, не разбирая дороги. Автомат болтался у него на плече стволом вниз. Один раз он споткнулся, и я, думая, что его ранило, бросилась к нему, но парень выругался:

– Вот болото-то, лягушачьи места! – и снова пошёл вперёд. Я попробовала идти так же, как он, не сгибаясь, но никак не могла заставить себя держать голову прямо.

Внезапно где-то совсем рядом застрочил пулемёт, связной крикнул:

– Ложись! – и с ходу грохнулся в грязь.

Я тоже упала рядом, грязные брызги залепили мне лицо, но я боялась шевельнуть рукой, чтобы протереть глаза.

«Пиу, пиу, пиу!» – ныли надо мной пули.

Не помню, сколько времени мы так лежали. Пулемёт, стрелявший, как мне казалось, совсем рядом, замолчал. Я спросила:

– Это немцы стреляли?

– Все стреляют, – ответил парень, – и фрицы и наши. Разве разберёшь? Звук-то одинаковый.

Я старалась продолжать разговор, только чтобы подольше не вставать.

– А что там… в роте-то… бой? – спросила я.

– В роте? – переспросил связной. – В роте-то всегда бой. Вот вчера фрицы наступать пробовали, только мы им наклали. А сегодня – опять. На нашем участке самое сейчас главное место. А вы санинструктором к нам? – спросил он.

– Да, – ответила я.

– Ну правильно, – точно с кем-то соглашаясь, сказал парень. – А то у нас всех медиков за ночь-то поубивало. Ну, встали!

Он резко поднялся.

– Теперь бегом! – скомандовал парень. – А то тут полный прострел. – И он побежал.

Я бежала за ним, стремясь не отставать, и грязь из-под его ботинок летела прямо на меня; но я старалась смотреть только на его ботинки и больше ничего не видеть и ни о чём не думать. Что-то прогрохотало в стороне, и совсем недалеко поднялся из земли чёрный столб, оранжевый у основания, а я бежала и всё думала, как бы не упасть, потому что боялась остаться одна.

Наконец мы добежали до пригорка, и связной нырнул в какую-то дыру, я – за ним. Оказалось, что это вход в блиндаж. Блиндаж был малюсенький и набит до отказа. Я никак не могла туда втиснуться, так и застряла в дыре – половина внутри, половина снаружи.

В это время начался обстрел, снаряды рвались где-то совсем близко. С потолка сыпалась земля. Я сделала ещё усилие, чтобы протиснуться вперёд, но это было невозможно. А снаряды всё рвались, и я чувствовала, как бьёт меня по спине взрывная волна. Я всё боялась, что у меня оторвёт ногу, мне казалось, что вот сейчас её оторвёт, и я уже стискивала зубы, чтобы преодолеть боль.

Но обстрел быстро прекратился. Я вышла наружу и села прямо на землю у входа в блиндаж. Я ни о чём не думала, совсем ни о чём. У меня было такое ощущение, будто я совсем пустая, будто всё из меня вынули… Наконец мой связной вылез и сказал, что получил приказание отвести меня на передовую.

Тогда я совсем не восприняла это тысячу раз слышанное слово «передовая», а только ужаснулась, что снова надо куда-то идти. Я совсем измучилась и чувствовала, что силы мои исчерпаны, хотя ничего особенного не произошло: ведь я даже до передовой ещё не дошла.

– Идти будем так, – разъяснил парень, – сначала за мной – бегом, а потом поползём, а то кумпол сшибут.

Он снял с плеча автомат и, пригнувшись, побежал к лощинке. Я побежала за ним.

Мы промчались мимо маленького леса, и я слышала, как стучали пули, впиваясь в деревья, и срезанные листья, кружась, падали в грязь.

Как только лесок кончился, связной упал и пополз. Я тоже бросилась на землю и поползла. Он полз так, будто плыл на боку, а я так не умела. Мне очень мешала санитарная сумка, она волочилась по земле и за всё задевала. Наконец я провалилась в какую-то глубокую траншею.

Парень стоял выпрямившись и ожидал меня.

– Далеко до передовой? – спросила я, еле ворочая языком.

– А здесь и есть передовая. Ну, двинули к начальству. – Связной пошёл по траве, чуть пригибая голову, я – за ним.

В одном из поворотов траншеи, в небольшом углублении в стене, сидел какой-то лейтенант. У него было серое, видимо, давно не мытое лицо. Мой связной что-то тихо доложил лейтенанту. Тот повернул голову, скользнул по мне взглядом и сказал чуть с хрипотцой:

– Только смотри, чтобы целой остаться. Мне медики во как нужны. Если убьют, я тебе тогда…

Потом он подозвал меня поближе, объяснил, куда надо относить раненых.

Из всего того, что сказал лейтенант, я поняла, что мне надо только оказывать самую первую помощь раненым и перетаскивать их в угол траншеи, откуда их будут отправлять в ППМ, к Пухову. А во время атак мне надо идти позади и, если кто упадёт, перевязать, а отнесут его уже санитары. Правда, лейтенант добавил, что санитаров-то почти не осталось.

Получив инструкции, я спросила связного:

– Ты куда сейчас?

– Я туда, откуда с тобой пришёл.

Я подумала о том, что ему придётся снова проделать весь этот страшный путь. Но ему это, по-видимому, было нипочём. Лицо его по-прежнему хранило чуть насмешливое, хитрое выражение.

Попрощались мы очень дружески, и я двинулась вперёд по траншее…

Сейчас ночь и совсем тихо, будто и войны нет. Я сижу в траншее; из её глубины звёзды кажутся особенно яркими. Рядом со мной сидят бойцы, и почти всех их я уже знаю по имени.

Если когда-нибудь потом меня спросят, как прошёл мой первый день на передовой, как произошло моё «боевое крещение», я, пожалуй, ничего не смогу толково рассказать. Помню лишь, как пришла в траншею, села в угол и стала потихоньку выглядывать наружу. Потом увидела, как несколько бойцов выскочили из окопов и стали перебегать, а один из них вдруг упал шагах в десяти от моей траншеи. Стрельба стояла страшная.

«Ну, – подумала я, – сейчас надо выскочить и перетащить того бойца сюда, и тут перевязать». Ну… и не выскочила: не могла заставить себя выскочить, меня точно приковали к траншее.