Клод Фаррер - Последняя богиня

• Название: Последняя богиня
• Автор: Клод Фаррер
• Издательство: Вече, РИПОЛ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7141-0196-0

Клод Фаррер (1876–1957) принадлежит к числу самых ярких писателей Франции, под чьим псевдонимом скрывался потомственный морской офицер Шарль Эдуард Баргон, отслуживший во флоте два десятилетия. И прославился он благодаря не только его увлекательным приключенческим романам, но и не менее захватывающим романам любовно-эротической направленности, сюжетное развитие которых позволяет по праву отнести их к произведениям авантюрного жанра.

В романе Фаррера, вошедшем в очередной том серии «Каприз», – «Последняя богиня» автор мастерски переплел любовные переживания эстета-аристократа Фольгоэта со страшными событиями первой мировой войны, чем предвосхитил творческие достижения Э. Хемингуэя, воспевшего любовь на фоне войны.

---

Чудесная Вавилонская башня, – согласен. Но где была моя голова, если я считал вчера эту башню прочнее ассирийских или римских? Чтобы совершенно, дотла уничтожить ее, – чтобы оставить от нее лишь немного пыли, так немного, что будущие археологи и не посмеют говорить, жили или не жили здесь люди, – сколько понадобилось бы времени? Очень немного, если бы только сумели употребить его вполне методически, вполне научно, для разрушения вместо охраны, для истребления друг друга вместо взаимопомощи, для взаимной ненависти, вместо… терпимости (кажется, что это самая умеренная любовь – терпимость – все еще превосходит человеческие силы? Бедный Христос! для такого человечества ты был распят на кресте!). О, достаточно было бы трех или четырех лет, чтобы уничтожить дело трех или четырех столетий!

Она из фарфора, наша башня. Хороший удар молотком… и готово! Мы сами с барабанным боем препроводим себя назад, в пещеру медведя, которого наш почтенный дедушка с таким трудом оттуда удалил, и займем ее.

Кто беспокоился о прежней войне, о войнах XIX, XVIII, XVII столетий? Это было дело солдат, только их дело. Когда вновь наступал мир, народы, победители или побежденные, ничуть не чувствовали себя оттого хуже.

Чтобы Франция немножко пострадала от военных прогулок великого короля,[5] понадобилось около тридцати трех лет. При этом голод был бесконечно неприятнее, чем Голландия, Англия, Испания и император, вместе взятые. Если бы стали сражаться в царствование ее величества Республики, третьей по имени, то двинулись бы не армии против армий, а народы против народов.

Что я говорю: народы – расы – и, хуже того, группы рас: одна половина человеческого рода против другой половины. Человечество само разорвет себя на части, совершая самоубийство! Вот оно, самоубийство, которое представлялось мне третьего дня единственным правдоподобным концом для цивилизации, слишком распространившейся, ничего не пощадившей на пяти континентах и не знающей более ни границ, ни варваров…

Право, это именно то, что может, что должно случиться. Как! как! Война, всеобщая война, которая была бы самоубийством, самоубийством всего мира? Почему нет? Я начинаю относиться не так скептически к возможным дипломатическим и военным осложнениям.

Ба! Южный экспресс снова двинулся в путь, тихо, тихо, тихонько. Нет ничего невозможного в том, что когда-нибудь мы доедем до места назначения…

4. Наемный автомобиль

Вчера вечером на испанской границе спальный вагон дал нам даровое представление. Я не спал и немного беспокойно ходил по коридору поезда. Явился таможенный чиновник, больше для проформы, осматривать вагоны.

Я подошел к нему и отрекомендовался. Сказал ли я вам, что несмотря на то, что давно в отставке, я остаюсь морским офицером?.. Лейтенант запаса.

Итак, я спросил моего таможенного:

– Разве война объявлена?

Он мне ответил:

– Нет, командир, война…

У него не было времени сказать что-нибудь еще.

При этом страшном слове «война», при этом дважды повторенном слове, коридор мгновенно наполнился влетевшими в него женщинами, более чем легко одетыми; они пищали, как птички, опрокинутые на лету бурным порывом ветра; послышались ахи, охи, «Иисусе Христе», и «мама», и нелепые вопросы вперемежку с воплями, даже мольбами, обращенными то к таможенному чиновнику, то ко мне, словно мы могли тут что-нибудь сделать. И это продолжалось от Ируна до Андей.

После чего, когда таможенный осмотр был кончен, порядок вновь воцарился в южном экспрессе, который, скажем мимоходом, развил теперь французскую скорость, втрое или без малого втрое больше испанской.

Вот проехали Аустерлиц. Вот и платформа вокзала Орсэ.

Что такое? Разве я пьян?.. Однако я пил только воду; а между тем уже два раза я слышу, как помощник начальника станции, в белой фуражке, самым повелительным голосом командует:

– Эй, носильщики, сначала багаж офицеров!…«Офицеров сначала»?.. Быть не может! Францию подменили во время моего отсутствия!

Но, несмотря на жестокую толкотню, я без всякого затруднения нашел носильщика для моих чемоданов, а этот носильщик без всякого затруднения нашел для меня наемный автомобиль около вокзала.

Едем. Я опускаю стекло и обращаюсь к шоферу.

– Ну, старина, война объявлена?

– Ничуть не бывало, все это лишь фокусы, чтобы одурачить нас и заставить явиться на перекличку.

– Чтобы вас одурачить? Вас? Что бы тогда пришлось говорить мне, только что проехавшему 2000 километров как раз из-за этих фокусов?

– Я вам перечить не стану; только, каким вы меня видите, вчера вечером я насчитал четырнадцать франков выручки вместо сорока пяти. Это мой средний заработок – сорок пять.

– Как так?

– Ну, да! две трети наемных автомобилей уже реквизированы. Тогда, подумайте… публика начала рассуждать так: «Раз нет более экипажей, не надо их брать». И мы, оставшиеся, катаемся без седоков…

Вот непредвиденное отражение!

Я дома.

Прежде всего – ванна.

Потом – Королевская улица.

Ладно, ладно… «Изменилось ли что-нибудь в Датском королевстве?».

Вот уже двадцать лет знаю я морское министерство; вот уже двадцать лет, как я вхожу туда словно на мельницу… а сегодня неожиданное явление: выступает часовой с ружьем и останавливает меня…

– Друг мой, я офицер и являюсь за приказом. Я совсем не хочу, чтобы вы для меня нарушали устав. Скажите мне только, куда надо идти…

Он, как полагается, берет ружье на плечо.

– Налево, капитан,[6] приемная.

Швейцар, которого я знаю… О, швейцар, которого бы я не знал на Королевской улице!.. Такой еще не родился.

– Послушайте, Жозеф, не могли ли бы вы передать мою карточку г-ну Феральди? Я никого ни о чем не собираюсь просить, я пришел за приказом.

Бритый рот улыбается… Невыразимая улыбка!

– Передать вашу карточку, капитан? Ничего нет проще! но приказания! если вы соображаете, что получите их…

В приемной человек сорок. Итак, я получаю сорок убийственных взглядов, когда швейцар возвращается, называя меня по имени, меня, первого из сорока:

– Г-н Феральди вас ждет, капитан… Вы знаете, где это?

– О, да!..

Перейти наискось двор. Подняться в четвертый этаж. (Со времен Кольбера никогда не подметали лестницы. Кажется, что, вследствие неизвестной мне причины, подметание невозможно. Ах, я буду голосовать за статую из чистого золота на площади Согласия в честь того, кто продаст морское министерство какому-нибудь англо-американскому отелю).

Коридор направо. Первая дверь налево. Подняться на шесть ступенек. Повернуть налево. Три ступеньки вниз. Прямо. Пятая дверь. Стой! налево, во фронт! – Здесь. – Словом, сам швейцар Жозеф имел полное право спросить у меня, знаю ли я еще, где находится канцелярия Феральди.

Вхожу. Рукопожатие: Феральди главный начальник всего личного состава морского ведомства (флот, арсеналы, офицеры, судовые команды), важное лицо; впрочем, он учтив и симпатичен. Приветствую его со всем подобающим почтением.

– Ну, дорогой директор, – мир или война?

Он самоуверенно улыбается:

– Мой дорогой командир, вчера вечером я сказал бы вам: «Не знаю». Но сегодня утром я скажу вам напротив: «Знаю», потому что действительно знаю.

Он знает, что мир. Мир без всякого сомнения.

– Да?

– Да, мой дорогой командир. И дело идет не о вероятности: у нас есть полная уверенность.

– Браво! Следовательно? в таком случае я могу вернуться туда, откуда приехал?.. Я приехал из Гренады, вы знаете… я был там еще третьего дня…

Уклончивый жест:

– Да, очевидно… все-таки не сейчас, само собой разумеется: подождите, пусть дипломаты придут к соглашению насчет… этого дела… текста… Неизбежно понадобится несколько дней, вы знаете.

– Знаю!.. Впрочем, что же произошло в промежуток между вчерашним днем и сегодняшним?

– Произошло то, что я не спал: шестьдесят четыре телеграммы! Впрочем, все совершенно успокоительные: Австрия идет на уступки.

– Вот как? Это меня удивляет… потому что… если подумать…

– О, нет! это не должно вас удивлять: Австрия не существует с того момента, как Германия пожелала не раздувать ссоры…

– Это-то меня и удивляет.

– Это-то и не должно вас удивлять!.. Сегодня Германия ни в чем не уверена… Завтра, когда закон о трехлетней службе будет отменен, когда возобновится русская революция, когда… ну, конечно, у кайзера будут хорошие карты… и он, может быть, глуп, этот человек, но не до такой степени, чтобы начать игру, не имея в руках козырного туза и уверенности, что вскроет его при следующей сдаче…

– Существует не только кайзер, существует его сын… существует окружающая их клика… Эти дворянчики в остроконечных касках, которые мечтают лишь о ранах да шишках… В этом гадком мире за пределом для войны, за хороший casus belli жадно хватаются, даже если предлог только…

– Хватаются, если могут ухватиться!.. Они не ухватились… итак…