Вера Кауи - Такая как есть [Запах женщины]

• Название: Такая как есть [Запах женщины]
• Автор: Вера Кауи
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-387-X

Героиня романа Ева Черни добивается всего, о чем она мечтала, для нее не существует запретов и препятствий, она не боится рисковать. Ее врожденный дар – возвращать женщинам красоту и молодость – приводит ее на вершину успеха: ее косметику и духи знают во всем мире.

Блестящая женщина, Ева легко распоряжается чужими жизнями, но почему же в ее собственной события не всегда происходят по ее сценарию? Почему тайны, которые Ева тщательно прячет от посторонних глаз, снова и снова преследуют ее?

---

– И я тоже, – сказала Ева с искренним волнением. – Из всех мужчин, которых она знала, этот человек был самым дорогим для нее.

– Почему ты выбрала именно его? Да, он выглядит очень мужественным, но таких много. У него репутация бабника – но таких тоже тьма. Он богат, но и ты тоже.

– Именно о таком типе мужчины я мечтала в детстве и дала себе клятву, что у меня будет такой муж, – ответила Ева, признавшись ему в том, в чем никому и никогда не признавалась. – Когда я была еще девочкой, мне нравилось смотреть на таких мужчин, и я очень завидовала женщинам, идущим с ними под руку. Их мир был далек от моего, словно они жили на другой планете. Но я твердо знала, что пройдут годы, и я стану на одну ступень с ними. Недостаточно быть просто богатой и красивой. Надо чтобы ты была не одна, а я сейчас одна. Вот почему я хочу стать миссис Кристофер Бингхэм IV – таким образом его мир станет моим и получится, что я всегда ему принадлежала.

– И ты станешь счастливой в этом мире?

– Ну конечно, а как же иначе?

Генри вздохнул:

– Будем надеяться…

Он умер десять дней спустя. Выяснилось, что у него был рак.

Еву потрясла ее собственная реакция. Это было чувство, которое она сама не могла определить, настолько новым для нее оно было. И потребовалось время, чтобы разобраться и выявить суть. Потеря. Это настолько выбило ее из колеи, что она невольно обратилась к Кристоферу за утешением. Во время похорон он поддерживал ее под руку, но она словно оставалась бесстрастной и не проронила ни единой слезинки. Но вернувшись на виллу, Ева была так безутешна, что едва она подняла траурную вуаль на шляпке, Кристофер, притянув к себе, обнял ее и проговорил:

– Выходи за меня замуж, я снова сделаю тебя счастливой.

И почувствовал, как ее напряженное тело расслабилось. Она положила руку ему на плечо, уткнулась лицом в грудь и проговорила кротко:

– Да, пожалуй, мне так это необходимо сейчас. Ева осознавала, что это должно быть сделано или сразу, или же не будет сделано никогда. Тем не менее отказалась от тактики стремительного натиска.

– Я готов ждать столько, сколько ты захочешь, – согласился счастливый Кристофер.

Они вернулись в Нью-Йорк, чтобы поставить в известность мать и сестер и заняться соответствующими приготовлениями. Когда Кристофер открыл перед ней дверцу машины у дома, который походил на французское шато, и навстречу к ним вышел дворецкий, Ева одарила Кристофера таким сияющим, лучистым взглядом, что он почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Холл вместо прихожей, выложенный черно-белыми мраморными плитками, и лестница, ведущая наверх, были такими громадными, что могли вместить лондонский двухэтажный автобус. На стенах висели портреты предков. А на полу стояли китайские фарфоровые вазы. Ева мысленно поблагодарила Генри Бейла за его наставления – Генри относился к числу самых известных коллекционеров и успел многое рассказать ей. Люстра сияла. Ноги утопали в толстом ковре. В доме стояла та самая тишина, которая, как поняла Ева, считалась неотъемлемой чертой такого рода домов и стоила очень дорого. Все это было тем самым, что она видела через окна в замке, – и даже более того. Здесь ее мечты наконец-то должны были исполниться.

Эдит Бингхэм находилась в гостиной вместе со своими тремя дочерьми, что Ева сочла хорошим знаком. Это означало одно – ее принимают, выходя за рамки простого этикета. Комната оказалась не очень большой и была изысканно обставлена дорогой мебелью от Веджвуда – чередование голубого и розового в ткани обивки. Повсюду стояли цветы, и на ковер падали солнечные лучи.

Вся семья сидела перед камином, и Кристофер провел Еву вперед, поддерживая ее под локоть. Мать встала и протянула гостье руку. На ней было элегантное шелковое платье серого цвета, заколотое бриллиантовой брошью на плече, двойной ряд жемчугов на шее. Она была коротко подстрижена, и волосы ее были искусно уложены. Эдит смотрела прямо перед собой, без улыбки.

– Мама, это мадам Ева Черни, – просто сказал Крис, но в голосе его чувствовалась гордость.

– Как я рада, что наконец-то могу встретиться с вами, мадам Черни, – проговорила Эдит. – Я очень много слышала о вас.

Улыбка ее была приятной, рукопожатие крепким. Она представила Еву свои дочерям и указала на кресло, которое Кристофер придвинул поближе к матери.

Подали чай и сандвичи. Потом миссис Бингхэм осведомилась, как прошел перелет через Атлантику, и заметила, что она сама путешествовала в Европу морем, но так и не смогла привыкнуть, что вместо дней поездка занимает часы.

Они поболтали о предстоящем сезоне на Бродвее, о последних бестселлерах, об общих знакомых. Разговор шел самый обычный, но Ева понимала, что четыре пары глаз изучающе сверлят ее и отмечают каждое ее движение, каждое сказанное слово. Но Ева чувствовала себя уверенно. Она знала, что выглядит как надо: костюм от Диора, сумка из крокодиловой кожи, все украшения настоящие. Но Ева знала и о том, сколько о ней всегда сплетничали за ее спиной.

Первой начала Шарлотта – старшая из сестер, она решила идти напрямик.

– Почему вы мадам Черни? – спросила она Еву. – Ведь вы не замужем, не так ли?

– Нет. Но мне казалось, что «мадам» звучит более основательно, чем «мисс». Во всяком случае, люди, которые писали обо мне статьи, обращались ко мне именно так.

– Как к Элен Рубинштейн?

– О нет, она известна просто как «мадам». Точно так же, как Шанель известна как «мадемуазель». – Само перечисление этих имен уже как бы ставило Еву в один ряд с этими звездами.

– Я довольно много путешествовала, – проговорила Эдит, глянув на дочерей, – но мне никогда не доводилось бывать в Венгрии. А вот в Вене я бывала часто, кажется, вы жили там какое-то время?

– Да. Когда мне удалось сбежать из Венгрии в 1956 году. И больше я никогда там не бывала.

– А кто остался в живых из ваших близких?

– Никого.

– А у нас очень большая семья. У моего мужа четыре брата и у меня две сестры и два брата.

– А я оказалась единственным ребенком, – ответила Ева.

– И чем занимались ваши родители?

– Мой отец был врачом – специалистом по кожным заболеваниям. А моя мать – его женой.

– Но ваши прабабушка и прадедушка, как слышала, относятся к семейству князей Черни?

– Боюсь, что они относились не к самой высокородной аристократии, – иронически усмехнулась Ева. – Есть семьи, корни которых уходят далеко в глубь прошлого, к Карлу Великому. Мои родственники не такие знатные – их родословная начинается где-то в пятнадцатом веке. – Она встретила взгляд Эдит Бингхэм и заметила искорку, вспыхнувшую в них, – одно очко она выиграла – ведь клан Бингхэмов вел свою родословную с семнадцатого столетия, да и то у истоков стоял наемный рабочий. Ева сочла, что этого рассказа будет достаточно, чтобы убедить Эдит, тем более, что семейство Черни было довольно большим и разветвленным, а добраться до документов в Венгрии не так просто, находясь в Америке, – так что Ева чувствовала себя достаточно уверенно.

Она сидела под перекрестным огнем зорких глаз, и ни единый мускул не дрогнул у нее на лице. Весь ее вид словно говорил – я из такого же теста, что и вы, и не пытайтесь давить на меня своим происхождением и богатством.

– Скажите что-нибудь на венгерском, – попросила Сьюзен – вторая дочь, – я никогда не слышала, как звучит этот язык.

Ева посмотрела прямо на нее:

– Вы паршивые снобы со свинскими манерами.

Сьюзен засмеялась и захлопала в ладоши:

– Ни единого слова не понять.

– Я могу произнести то же самое по-французски, если хотите, – предложила Ева. Улыбка Сьюзен сошла с лица. – Я также говорю и по-немецки.

– И на каждом так, словно это ее родной язык, – гордо заметил Крис.

Ева утвердительно кивнула.

– Мне приходится вести дела в самых разных странах, – сказала она, тут она достала из маленького кармашка часы и взглянула на них. Золото и эмаль обрамляли розу – изделие 1820 года, которое она приобрела у женщины, тоже венгерки, в один из своих приездов в Париж. Эта женщина, как и сама Ева, была беженкой. Раньше ее семья была весьма состоятельной, а теперь она продавала семейные реликвии, чтобы прокормиться.

Эстер, младшая из сестер, воскликнула:

– Какие чудесные часики! И такие необычные!

– Они принадлежали моей прабабушке, – негромко сказала Ева и поднялась. – Мне пора. Нам предстоит обед у французского посла, и у меня назначено время для парикмахера.

Дверь за нею и Кристофером закрылась.

– Отлично, – сказала Шарлотта.

– Но никто здесь не сможет сказать, кто она на самом деле, – проговорила задиристо Сьюзен. Она не могла говорить ни по-французски, ни по-немецки. И ей казалось, что та фраза, которую произнесла по-венгерски Ева, несмотря на милую улыбку гостьи, прозвучала как-то оскорбительно.

Они повернулись к матери.

– Очень и очень умная женщина, – сказала Эдит. – Даже слишком умная для Кристофера. «И для меня, впрочем, тоже», – подумала она про себя. Как и говорила Эстер, эта женщина очень хорошо знала, что ей надо и для чего это ей надо. Единственное, что беспокоило Эдит, – так это то, что Кристофер не имеет ни малейшего понятия, что это за птица.