Синъити Юки - Сад опавших листьев

• Название: Сад опавших листьев
• Автор: Синъити Юки
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

Это грустная новелла о старости, смерти и памяти, но также и о том, что сад создается трудом всей жизни.

---

Со смертью Судо уход за садом практически прекратился. Каяма не приглашал больше никого, считая Судо единственным и непревзойденным садовником. Так и росли ветви, осыпались листья. Ветер гонял их по каменным плитам.

Все шло, как заведено в природе, и сам Каяма, также следуя ее законам, стал быстро угасать. Спина не была уже такой прямой, болели плечи и поясница, сдавали глаза: в них поселилась тень смерти.

Два-три раза в день Каяма спускался в сад. Его все чаще донимала ноющая боль во всем теле, особенно если целый день он проводил в комнате, погруженной в неподвижное безмолвие. В слабых глазах поднималась рябь, похожая на облака. В такие минуты его неодолимо тянуло в сад.

Управившись со своими нехитрыми повседневными заботами, он читал старинные книги, которые собирал в течение многих лет. Иногда занимался каллиграфией. Радость охватывала его, когда он опускал на бумагу кисть с черной тушью. Но он при всем желании не мог бы назвать эти дни днями спокойного, как принято считать, уединения, ибо тень смерти падала и на иероглифы.

В последнее время Каяма часто слышал звуки, исходящие от камней. Казалось, каждая каменная плита, по которой он прошел, отвечает негромким эхом.

«Может быть, это шаги тех пяти сгоревших женщин?…» – задумался однажды Каяма, и вдруг его охватил страх. Нет, конечно, это его собственные шаги.

Но однажды ночью к комнате Каяма, пройдя по плитам, приблизилась молодая женщина в белом кимоно.

– Кто там? – спросил он, но в ответ женщина лишь повернулась спиной. Пояс ее кимоно был не затянут. Женщина медленно, словно скользя, стала удаляться. Ясно, что она приходила звать его. Каяма босиком быстро спустился в сад, боясь от нее отстать.

Он шел по плитам, по которым ступала женщина, и шептал, что вряд ли у духов есть ноги, что все это ему не снится. Его поразило тепло каменных плит… Может быть, это тепло ее ног?…

В саду Каяма из восьмидесяти плит сада Аобадай были выложены разбегавшиеся веером три дорожки, и Каяма потерял из виду белую фигуру. Придя в себя, он увидел, что стоит у голубого камня. Шагнув к нему, он хлопнул в ладоши, как обычно зовут у пруда карпов, и услышал эхо, отозвавшееся из глубины камня. И вдруг вновь зазвучали за спиной каменные плиты. Каяма вспомнил, как Судо говорил ему, что погибших женщин было пятеро. «Может быть, это одна из пяти? – с трепетом подумал он, и перед его глазами вновь возник старый чайный домик, похожий на завалившийся амбар. – Может быть, к домику ходила только одна из пяти женщин?… Именно та, которая появилась сегодня?»

– Слышите?

– Что?

– Ну, раз не слышите…– вспомнил Каяма свой разговор с Судо. Вряд ли сегодня за ним приходила его жена, умершая более десяти лет назад. Нет, фигура этой женщины была совсем другая – похоже, это молодая девушка. Каяма раздирали сомнения.

7

Каяма исполнилось семьдесят лет. Теперь большую половину дня он рассеянно проводил в шезлонге на веранде, иногда погружаясь в дремоту. Он часто думал, что хорошо бы вот так же легко, без страданий покинуть этот мир. Сад, раскинувшийся на двухстах цубо, по-прежнему радовал его своей пышной зеленью, но в глубине души уже давно затаилась какая-то тревога. Каяма хорошо понимал, что от этого ощущения ему уже не избавиться.

С хозяйственной сумкой в руках Каяма выходил на улицу, где его оглушал шум многочисленных автомобилей, и нетвердой походкой спускался вниз к магазину. Замечая среди покупателей мужчин примерно своего возраста, он отворачивался. Отворачивался инстинктивно, съеживаясь от мысли о том, какое жалкое зрелище являют собой старики. Им не нужна роскошная мебель или антикварные вещи. Полупустая хозяйственная сумка в руках семидесятилетнего старика – нет, такое сочетание, пожалуй, вызывает не только жалость, но где-то и смех.

Аппетита у него почти не было. И если сад, казалось, разросся вдвое, то сам Каяма стал вдвое тоньше. Каждый раз в его сумку ложились одни и те же продукты: хлеб, масло, яйца, фрукты, зеленый чай – список был небольшим. Он считал, что и этого вполне достаточно, ибо, чтобы сократить обременительные хлопоты, относился к еде небрежно.

Изредка у него появлялось желание поесть настоящей японской еды, но он отгонял от себя эту мысль и довольствовался самым малым – опять же потому, что все это ему было безразлично. Три раза в день ел одно и то же, потом сократил еду до двух раз, а в последнее время и вовсе до одного. Только воды пил много: она заменяла ему пищу. За покупками Каяма выходил не каждый день, поэтому нередко ел хлеб, уже начинавший издавать запах плесени.

Ложился он с заходом солнца. Просматривал вечернюю газету, читал некоторое время старые книги, до тех пор пока не начинал чувствовать тяжести в веках. Тогда он закрывал книгу и думал, что хорошо бы вот так тихо отойти в мир сна… Но чаще он лежал в темноте с широко открытыми глазами, дожидаясь наступления утра: ему было тяжело дышать, он покрывался потом и боялся сомкнуть веки.

В этот год женщина в белом вновь начала приходить к нему по каменным плитам садовых дорожек. Она стала появляться все чаще, и всякий раз Каяма спешил за ней в сад. С бьющимся сердцем шел он следом, слыша, как громкий голос в душе зовет и зовет эту женщину, пока, словно устыдившись чего-то, не останавливался в нерешительности… Женщина в белом всегда исчезала. И всегда в одном и том же месте – где-то за голубым камнем…

На щеку Каяма упала капля. Нет, это была не слеза. Откуда-то поднималась к глазам неясная боль, рождавшая эту скупую влагу. Ему вдруг пришло в голову, что торговец камнем тоже умер, как и Судо, побежденный сакэ.

«…Если ты жив, почему же не приходишь? Мне так хочется вновь увидеть тебя, твоего сына…»

В темноте плеснул на поверхности пруда серебристый карп и вновь исчез в поднятой им волне. По воде широко пошли темные круги. Там, в глубине, привольно плавали рыбы. Каяма замер, не в силах отогнать от себя волнующее видение женщины в белом. Ему казалось, что вот так, не двигаясь, сидит он на этом камне уже сотню лет…

8

Неожиданно Каяма увидел перед собой сына.

– А сын торговца?

– Что?

– Нет, ничего, я просто думал о другом… Когда ты пришел?

– Да уже давно. Ты болен, отец?

– Мог бы иногда и навестить меня, если это тебя беспокоит. Сколько раз в год ты бываешь здесь?

– Раза четыре, наверное…

– И считаешь, видимо, что этого достаточно?

– Да нет, но как-то уж так получается…

– Жена здорова?

– Ничего.

Каяма только что закончил свой нехитрый ужин.

– Пришел бы чуть пораньше, поужинали бы вместе.

– Теперь уж в другой раз.

– В другой раз… Ты действительно так думаешь?

– Конечно.

– В другой раз… В другой раз меня уже не будет.

Каяма попытался представить, о чем думает сейчас его сын и что бы он мог ему ответить.

– …Ему ведь уже много лет… Очень много.

– Но я жил не для того, чтобы услышать такие слова.

– Чего он хочет?… У него такое грустное лицо. Ведь сейчас он может иметь все, что ему нужно.

– Да, я когда-то действительно чего-то хотел. Но теперь мне уже семьдесят… А вот для тебя у меня кое-что есть.

– Есть ли у тебя какое-нибудь желание? – спросил Каяма.

– Да нет, пожалуй, особых желаний нет.

– И деньги не нужны?

– Деньги нужны всегда, сколько их ни имей.

– Как раз об этом я и хочу с тобой поговорить. Денег-то, правда, у меня уже нет, но есть кое-что другое. Недавно я приготовил для тебя вот это.

Из ящика под книжной полкой Каяма достал конверт из пергаментной бумаги и положил его на колени сына.

– Что это?

– Открой – узнаешь. Не надо спрашивать.

Сын, едва лишь взглянув, сразу же вернул конверт Каяма.

– Не нужно?

– Деньги нужны всегда, но этого я взять не могу.

– Ты понял, что там написано?

– Это страховка от несчастного случая при автомобильной катастрофе.

– Если со мной что-то произойдет, сумма увеличивается в десять раз. Ты ведь знаешь, что самая высокая смертность среди пешеходов – именно среди семидесятилетних стариков и детей. Взнос – пятьсот тысяч иен, страховку же ты получишь в размере пяти миллионов.

– Я же сказал, что не могу этого взять.

– А вдруг я выйду на улицу, случайно споткнусь и упаду? Секунда – и я под машиной. Может ведь такое случиться?!

– Перестань, этим не шутят!

Лицо сына вспыхнуло от стыда. Увидев, что он смутился, Каяма почувствовал какую-то сладостную боль, она как бы подталкивала его совершить это безумие. Впрочем, ему было все равно – безумие это или трезвый расчет.

– Я не меняю своих решений. Так что возьми этот документ себе. В конце концов, все равно тебе от этого не уйти.

…Вдруг перед глазами Каяма всплыл огромный заброшенный сад в Аобадай; фигуры хлопочущих садовников и рабочих, выкапывающих камни, показались ему далекими призраками.