А. Казанцев - Мир приключений 1962. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

• Название: Мир приключений 1962. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
• Автор: А. Казанцев
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО “ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1962

Мир приключений №7: Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов / Москва: Детская литература, 1962.

СОДЕРЖАНИЕ:

А. Казанцев. Внуки Марса. Рисунки Г.Макарова……3.

Г. Голубев. По следам ветра. Рисунки Е.Мешкова……81.

Е. Рысс. Остров Колдун. Рисунки М.Хабленко……131.

О. Бердник. Пути титанов. Рисунок О.Коровина……205.

С. Гансовский. Хозяин бухты. Рисунок И.Прагера……253.

А. Кулешов. Сплетенные кольца. Рисунок Л.Дурасова……264.

Ю. Давыдов. Забытые путешественники. Рисунок Ю.Ракутина……285.

Н. Коротеев. По ту сторону костра. Рисунок Л.Дурасова……301.

---

— Фома Тимофеевич! — выкрикнул он. — Вода в трюме!

— Знаю, — сказал капитан. — Помолчи, Жгутов.

— Случилось чего? — спросила Глафира.

Капитан молчал. Как-то исподлобья он посмотрел на Глафиру и отвел от нее глаза и наконец сказал, глядя в сторону:

— Несчастье случилось, ребята.

— Со Степой что-нибудь? — тихо спросила Глафира.

— Он был моряк, Глаша, — сказал капитан, все еще отводя глаза. — Он был хороший моряк, Глаша.

— Погиб? — шепнула Глафира.

— Смыло Степана, — сказал Коновалов. Глафира молчала. Она только открывала и закрывала рот, будто ей нечем было дышать.

— Траулер рядом прошел, — сказал капитан, глядя в сторону и боясь посмотреть на Глафиру. — Мы-то огни увидели, да и он нас, видно, увидел, гудок дал. Ну, мы со Степаном решили развернуться, может, думаем, удастся с борта подойти. Я-то на руле стал, а Степан у борта, думал конец кинуть или, может, с тральщика кинут конец, так чтобы поймать. А как мы поворот сделали, так шлюпку и сорвало. Его в голову ударило, оглушило, а может, и зашибло, кто же разберет. И той же волной за борт унесло. Я круг ему кинул — куда там! И не разглядишь ничего. Я второй круг, а он за снегом совсем пропал. Потом снег прокинуло, а его уже не видать. И траулер пропал. Мы-то из пурги вышли, а они-то еще в пурге. Погиб Степа как следует моряку.

Мы молчали. Так мне было страшно посмотреть на Глафиру, что и я тоже отвел глаза и смотрел на покосившиеся полки, на книги, упавшие на пол, и ждал со страхом, что скажет Глафира. Но Глафира молчала.

И опять заговорил Коновалов:

— Терпи, Глаша, — сказал он. — Как человек погиб Степан, не трусил, не жаловался, как человек. Терпи, Глаша, как жена моряка, ты же должна была женой моряка стать, а моряка всегда море убить может.

— Не море, Фома Тимофеевич, Степу убило, — сказала Глафира шепотом, — злой человек Степу убил.

Она повернулась к Жгутову и прямо пошла на него, и Жгутов стал пятиться и наткнулся на лавку и опустился на лавку, не сводя с Глафиры испуганных глаз.

— Ты, Жгутов… — прошептала Глафира. — Жгутов Павел Андреевич Степу убил.

— Да ну что ты, что ты, Глаша! — забормотал Жгутов и вдруг почти взвизгнул: — Фома Тимофеевич, что она говорит?

Глафира взяла его руками за плечи и затрясла, и у Жгутов а бессильно моталась голова, и он все плотнее прижимался к переборке, будто надеялся пройти через нее, чтоб только не видеть Глафиру, чтоб только не слышать Глафиру.

— Бездельник, болтун, трус, — негромко сказала Глафира, — из-за тебя такой человек погиб. Ты ночь прогулял, весело прогулял, и еще гулять будешь, а он из-за твоего гулянья мертвый в холодной воде.

— Спокойно, Глаша, спокойно, — глухо сказал капитан. — Не нужно. Поговорим на берегу. Долго еще не будет гулять Жгутов.

— Сил моих нет! — сказала Глафира.

— У нас с тобой, Глаша, — также глухо продолжал говорить Коновалов, — силы должны быть. Нам судно спасать надо. У нас дети на судне. Горевать у нас еще время будет, а сейчас мы в море, сейчас мы штормуем, поняла меня, Глаша?

— Поняла, — прошептала Глафира и отпустила Жгутов а.

И Жгутов, что-то ворча про себя, стал бочком-бочком пробираться поближе к машинному отделению, чтобы в случае чего нырнуть туда, спастись от Глашиной ярости. Фома Тимофеевич повернулся, пошел к трапу и у трапа остановился.

— Теперь так, — сказал он, по-прежнему не глядя на Глафиру. — Вблизи остров Колдун. Островок необитаемый. Голая скала. Население — чайки да глупыши. Но бухточка есть. Будем выбрасываться. Толчок будет, возможно, сильный. Приготовиться надо. Спасательные пояса на всех надеты?

— На всех, — сказал я.

— Так. — Коновалов повернулся к Глафире и впервые за весь разговор прямо на нее посмотрел: — Ты, Глаша, здесь будешь командовать. Поняла? — Глаша молча кивнула головой. Коновалов медленно повернулся к Жгутову и сказал яростно и угрожающе: — Если сейчас мотор сдаст…

— Понятно, Фома Тимофеевич, — услужливо закивал головой Жгутов. — Будьте уверены, все будет в порядке! — И он стал опять пробираться к машинному отделению; там он спокойнее себя чувствовал.

Какой бы ни был плохой человек Жгутов, а все же, наверное, неприятно было ему смотреть на Глафиру, да и наших с Валей глаз он избегал. Он от растерянности все время встречался то со мною, то с Валей взглядом и даже как будто вздрагивал и торопливо отворачивался.

— Значит, все, — сказал Фома Тимофеевич. — Я предупрежу по переговорной трубке Жгутова. — И он, тяжело ступая, поднялся по трапу, а когда я оглянулся на Жгутова, то Жгутова уже не было. Он нырнул в машинное отделение и, наверное, трясся там, вспоминая глаза Глафиры.

Мы трое молчали. У Глафиры шевелились губы, что-то она про себя говорила, но совсем неслышно. Валя подошла к ней и обняла ее, но Глафира, кажется, даже не заметила этого. И слез не было v нее на глазах. Какой-то отсутствующий взгляд и беззвучно шевелящиеся губы.

— Тетя Глаша, — сказала Валя, — не убивайтесь вы. Замечательный же был человек!

— Я ему говорю, — сказала Глафира очень тихо (я с трудом разбирал ее слова: их заглушали удары волн, что-то скрипело, и плескалось, и потрескивало). — Я ему говорю, — повторяла Глафира: — «Вы. Степа, поберегитесь. Там, на палубе, и смыть может, и зашибить может». А он говорит: «Не бойтесь, Глаша. Если, говорит, Глаша, я вам нужен, так разве ж я не спасусь?.. Если ж, говорит, я вам нужен, Глаша, — повторила она еще раз, — так разве ж я не спасусь?» — Потом она беззвучно шевелила губами, но я догадывался, что она без конца повторяет про себя ту же самую фразу.

Я смотрел на нее, и мне было страшно. Она как будто не понимала, что происходит вокруг, не видела, не слышала ничего и только все про себя повторяла эту фразу. Валя тоже, кажется, испугалась, начала трясти ее за руку и говорить: «Тетя Глаша, тетя Глаша, что с вами?» Но Глафира не чувствовала ничего.

Из машинного отделения высунулся Жгутов.

— Капитан говорит, — выкрикнул он отчаянным голосом, — сейчас толчок, так что приготовиться.

Глафира медленно повернулась к нему, нахмурилась и, видно, заставила себя вернуться к тому, о чем она обязана была думать, что она обязана была делать.

— Валя, — сказала она резко и строго, — иди ко мне. Даня, сюда. Держись за поручень, Даня.

Она обняла Валю и уперлась ногами в переборку, а я вцепился в поручень и съежился весь, ожидая предстоящего удара. Так я стоял, а минута шла за минутой и все еще ничего не происходило. Потом дно заскрежетало, и я подумал: «Вот сейчас», но опять минута шла за минутой, а толчка все не бы по, и, когда я почувствовал, что ждать уже больше пет сил, что пусть он будет какой угодно, этот толчок, но пусть он только наконец будет, вдруг раздался скрежет и скрип, и меня оторвало от поручня, хотя я держался за него изо всех сил, я упал, и меня проволокло по настилу, я увидел отчаянное лицо Вальки и зажмурившуюся Глафиру, услышал громкий Валькин визг и обо что-то ударился, и тут погас свет, и мне показалось, что я потерял сознание.

На самом деле я не терял сознания. Просто меня оглушило, и на секунду у меня затуманилось в голове. А потом я почувствовал, что лежу, что болят ушибы и кругом какая-то странная тишина. Я подумал, что оглох, но сразу же услышал тихое всхлипывание Вали. Тихо было оттого, что разом прекратился шум волн и скрежет. Я попытался встать. Но все сместилось. Бот, очевидно, лежал на боку. Пол поднимался вверх, и в темноте ничего нельзя было понять — где верх, где низ. Потом я услышал, что кто-то спускается по трапу, слабый луч скользнул по трюму, показался фонарь. Секундой позже я увидел Фому. Лицо его, освещенное фонарем, было серьезно и хмуро.

— Дед ранен, — сказал Фома, — перевязать надо.

Ему никто не ответил.

— Есть тут кто живой? — спросил Фома.

Глава тринадцатая ГЛАФИРА ПРИНИМАЕТ КОМАНДОВАНИЕ

Странно было выйти из темноты трюма на свет. Странно было потому, что мы отвыкли от света, и еще потому, что все переместилось. Бот лежал на боку. По палубе трудно было ходить, она сильно наклонилась, и ноги скользили по мокрым доскам. Перед нами был остров Колдун — черная большая скала с крутыми, обрывистыми берегами. Только там, где выкинуло на берег бот, камин отступили, открыв маленькую бухту с пологим песчаным берегом. Впрочем, и на берегу, на приглаженном водою желтом песке, лежали черные, обточенные морем камни. Прислонившись к одному из таких камней, сидел Фома Тимофеевич. Глаза его были закрыты, лицо бледное-бледное, сбоку седые волосы слиплись от крови, и кровь тоненькой струйкой текла по щеке. Фома обогнал нас. Пока мы выбирались по наклонному трапу, он уже сошел с бота и стоял возле Фомы Тимофеевича. Мы попрыгали на берег и собрались вокруг нашего капитана.

— Его о борт ударило, — хриплым голосом сказал Фома, — оглушило, он с палубы покатился — и головой о скалу. — Фома шмыгнул носом и вопросительно посмотрел на Глафиру: как думаешь, будет жив старик?