Тимофей Круглов - Виновны в защите Родины, или Русский

• Название: Виновны в защите Родины, или Русский
• Автор: Тимофей Круглов
• Издательство: ИнфоРос
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-903675-05-0

Эта книга о тех, кто, не сходя с собственного дивана, оказался за границей — о 25 миллионах советских русских, брошенных на окраинах бывшей империи. Эта книга о тех, кого Родина не взяла с собой. Эта книга о тех, кого не стали эвакуировать. Эта книга о совести россиян…

Как из советских становятся русскими? Ответ на этот вопрос дала новейшая история. Судьба человека снова становится главной сюжетной линией художественного произведения.

Любовь встречается с ненавистью и смертью, верность присяге — с предательством. В центре повествования Интерфронт Латвии и Рижский ОМОН, впервые описанные изнутри. Друзья и враги, победы над собой и поражение великой империи — случай, выбравший Иванова, становится точкой на графике закономерностей, частью всемирного плана, по которому русский народ стал одним из самых больших разделенных народов в истории.

---

Сразу стало понятно, что этот вопрос — о контроле, о реальной власти в области, да и во всей стране в целом, волнует местных начальников очень серьезно. И неожиданное появление Иванова здесь расценивают не как досадную помеху, а как редкую удачу и неоценимую помощь.

— Нет, ты посмотри — молодой парень, беспартийный, а какое огромное дело поднимает в одиночку! — искренне восхищался маленький, жилистый, но басистый Сабанов, немедленно созвонившись с кем-то из секретарей обкома. — Это наш фронт! Не национальный, а наш! Там наши люди! — горячо объяснял он ситуацию невидимому собеседнику. И тут же начал хлопотать — размещение в гостинице, примерный график встреч с рабочими коллективами, расписание пресс-конференций и записей на местном телевидении и радио.

С Анатолием Петровичем проговорили бы и час, и другой. Но, решив вчерне все формальные и деловые вопросы, Сабанов спохватился и вспомнил, что за плечами у Валерия Алексеевича многочасовой перелет из Риги. Сибирское гостеприимство не заставило себя ждать. Тут же нашелся инструктор отдела, которому предстояло сопровождать гостя во всех поездках, и черная обкомовская «Волга» уже везла Иванова на окраину города — забирать вещи со съемной квартиры, потом, естественно, в гостиницу «Октябрьская». Высотка гостиницы утопала в цветах и мраморе. В буфете официантка стояла за спиной смутившегося Валерия Алексеевича и ловила каждое желание, пока он, наконец, не наелся вволю. Предложили с собой чай и бутерброды в номер, оказавшийся не по-рижски роскошным люксом.

Такие перемены после первых часов в чужом городе — после нервных поисков частников, сдающих комнаты, после стольких, признаться, тревожных мыслей — взбудоражили Иванова, и он долго не мог заснуть, несмотря на усталость после бессонной ночи, проведенной в полете и холодном аэропорте Кирова во время вынужденной посадки. Впрочем, впереди были два выходных дня, можно было спокойно отдохнуть, осмотреть город, подготовиться к встречам. Не тут-то было.

В субботу утром, едва успел Валерий Алексеевич позавтракать, как в дверь номера вежливо постучали. «Горничная?» — подумал было Иванов. Но в дверях появился пожилой, профессорского вида мужчина в дубленке, слегка припорошенной снегом. Ранний гость оказался действительно ученым из новосибирского Академгородка, председателем какой-то местной общественной организации. Организации, впрочем, не простой, а русского национального направления, что для Иванова было тогда в новинку. Откуда неожиданный визитер узнал о появлении в городе интерфронтов-ца из Риги, Валерий Алексеевич не спрашивал.

Он рассказал откровенно, что на самом деле в Латвии происходит, описал национальный состав населения в республике и всю вытекающую отсюда абсурдность претензий латышей на национальное независимое латышское государство. Впрочем, абсурд этот явно поощрялся центральной союзной властью. Разговор получился интересным и долгим. Поражало то, насколько отсутствовала в стране информация о реальных политических процессах, происходящих в Прибалтике. В «эпоху гласности» даже серьезные ученые, социологи в том числе, кормились непроверенными слухами. Ничего нельзя было узнать достоверно. СМИ полнились общими рассуждениями о необходимости дальнейшей перестройки и демократизации, но понять, как же эти процессы происходят на самом деле в разных республиках Советского Союза, было просто невозможно!

Огромная держава постепенно оказывалась не только неуправляемой, но еще и немой и глухой! Иллюзия информационного вала, захлестнувшего Союз с началом перестройки, сбивала с толку не только народ, но и органы власти на местах. Информации — самой острой, невероятной, горячей — казалось, было полно. Но при пристальном рассмотрении оказывалось, что за деревьями леса не видать, что первые полосы центральных газет посвящены вопросам давно уже неактуальным. Пресса взахлеб переваривала отрывочные факты и фактики давно ушедших дней, а достоверных сведений о сегодняшнем положении в стране было не найти.

Обменялись с профессором контактами и пропагандистскими материалами, пообещались сотрудничать; на том и расстались, договорившись о встрече с ученой общественностью Академгородка при первом окошке в плотном графике уже намеченных в обкоме мероприятий.

Проводив гостя до фойе, Иванов вернулся в номер и долго еще приводил в порядок мысли и чувства. А потом махнул рукой на все и отправился смотреть город. «Там где-нибудь и пообедаю», — решил он. И напрасно. 90-й год оставался 90-м. Недавняя сверхдержава оскудела просто до неприличия. В кафе — просторном и современном, как все в этом городе, — Валерию Алексеевичу не пришлось долго копаться в меню. Выбирать было не из чего. Жидкий супчик, подозрительного вида «котлета домашняя» из черствого хлеба, и на третье — компот, налитый за отсутствием обыкновенных стаканов в баночку из-под майонеза. Про «сто грамм», положенных для снятия стресса, и говорить не приходилось — не было их, ни в каком виде. «Перестроились!» — мрачно подумал, как выругался, Иванов.

Вспомнилось, как в июне, вместе со Свораком, ездили в Горький, только в тот раз — по неожиданному приглашению местного общества «Знание». Там все было хорошо и успешно — огромное количество встреч, телевидение и радио, преподавательский состав местных вузов, студенты — жадный интерес к редким гостям и еще более редкой правдивой информации из Прибалтики. Да еще и завод по производству лобовых стекол для автомобилей в Бору, где тоже удалось им побывать, перечислил немалую материальную помощь на счет Интерфронта Латвии. Но, несмотря на красоту Оки и Волги, Нижегородского Кремля и русской природы, в самом городе выжить оказалось тоже непросто. Во всех продуктовых магазинах стояли огромные пирамиды с одним единственным товаром — баночками с морской капустой. И все. Да еще страшной крепости «Зубровка» производства местного ликеро-водочного комбината. Как пугали горьковчане — выпускалась эта «Зубровка» чуть ли не на минеральной воде, и потому с ног она валила как выстрел охотника… (И после всего этого прибалты жалуются на отсутствие товаров в Риге или Таллине?! Попробовали бы они пожить так, как всегда жили большинство русских людей в промышленных городах, зарабатывавших для прибалтов и кавказцев кусок хлеба с маслом, а себе оставлявших черствую горбушку!) Но самым ярким впечатлением от Горького оказался вовсе не гигантский автозавод и не местные красоты, а небольшая прогулка по пешеходной улице. Шли они со Свораком неторопливо, оглядываясь, где бы поесть в этом городе, а музыка духового оркестра, расположившегося в скверике неподалеку, все равно заставляла ноги подпрыгивать. Но не узнать, не понять никак, что же это, такое знакомое, играет духовой оркестр? Потом сообразили — это была «Ламбада»! Смех сквозь слезы; именно зажигательная ламбада сопровождала всю перестройку. Трагическая комедия улицы — «корчится, безъязыкая, ей нечем кричать и разговаривать…».

В невеселых раздумьях Иванов дошел до огромной реки, не успевшей покрыться льдом, свинцово блестевшей в заснеженных берегах. Еще спешили по Оби последние баржи, но большая часть их уже притулилась по берегам с обеих сторон. На горизонте высились ряды многоэтажек, все было каким-то новым, без привычного для Прибалтики привкуса истории, воплощенной в старинном камне. В Новосибирске властвовали бетон и дерево. А еще — очень все было ровное — ни горки, ни холмика, ни крутого извилистого спуска. В общем — не до романтики. В таком городе нужно было жить для того, чтобы строить что-то новое и грандиозное, решать какие-то сверхпрорывные общесоюзные задачи, что ли. Впрочем, для того, наверное, и отстраивался так Новосибирск в последние десятилетия советской власти.

Вся эта огромность еще дышала, функционировала по инерции, но каким быстрым может быть распад налаженного хозяйственного механизма, Иванов, к сожалению, уже успел увидеть в Латвии.

А потом закончились выходные и… понеслась душа в рай…

Через неделю, прямо в самолете, Валерий Алексеевич набрасывал в блокноте черновик статьи для «Единства»:

..Понедельник начался встречей на ПО «Электросигнал». И опять вопросы, рабочих, на которые так трудно дать ответ.

— Почему вы не обращаетесь к президенту?

— Помогает, ли вам. ЦК КПСС?

— Как думает помогать русским в Латвии Верховный Совет России? Отвечать приходилось горькую правду. Об истинной роли Горбачева, Яковлева, Ельцина. О том, что скрывается на самом, деле за «демократией», «гласностью» и «перестройкой». Последний вопрос был таким: «Чувствуете ли вы. себя в Латвии как дома?». В этот, момент, я чувствовал себя дома в этом, заводском. Красном, уголке Новосибирска.

Следующая встреча — с аппаратом, обкома. Конечно же, уровень информированности здесь гораздо выше. И вопросы, профессиональные — какова судьба компартии Латвии? Как проходил процесс размежевания? Помогает ли КПЛ Интерфронту? Нет ли опасности отрыва лидеров партии от рядовых коммунистов?