Юлия Морозова - Знак Единения

• Название: Знак Единения
• Автор: Юлия Морозова
• Издательство: «Издательство АЛЬФА-КНИГА»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9922-0245-8

Каждому Пророчеству – свой мессия. Каждому мессии – свой тернистый Путь. А у каждого Пути есть своя Цель, но не каждому дерзнувшему пойти дорогой Предназначения хватит сил, терпения, да и просто удачи ее достигнуть. Впрочем, если вам совершенно наплевать на Пророчества, мессий, их Пути и Цели, позаботьтесь лучше о своей судьбе и своем личном счастье. Иначе об этом позаботятся другие. Но совпадет ли их представление о счастье с вашим?

---

Ох уж эта Фаша-Фашана… Круглолицая, с раскосыми глазами, загорелая, как прописавшийся в печке чугунок. Вертлявая, непоседливая, смешливая. Скорее любопытная, чем любознательная. Худая и нескладная. Ко всему прочему, приставучая, как растаявшая тянучка, да надоедливая, точно осенняя муха. Ее смоляные волосы, поутру туго заплетенные в толстую косу бабкой Апаш, к вечеру было не расчесать от нахватанных за день, непонятно как и где, репьев.

Эта маленькая негодница, любительница приукрасить события, искренне недоумевала, когда ее ловили на вранье: она обычно пожимала плечиками и говорила, что «ничего такого не имела в виду, просто так же интереснее».

Быть бы Фашане прилюдно поротой за свои бесчисленные шалости, но отцовская рука Талеген-дая[4] не поднималась ударить живой портрет жены, уже две зимовки как покойной, но (так поговаривали до недавних пор) все еще любимой.

Как истинная маленькая женщина, Фаша обожала блестящие украшения. Особую слабость она питала ко всяким брошкам и серьгам с разнообразными гремяще-звенящими висюльками. Вот и сейчас девочка, покачивая маленькой головкой, чтобы нежно бряцали гроздьями мелких монеток длинные сережки, любовалась на себя в крохотное зеркальце.

– Угу, красота неописуемая, – не глядя, отдала я должное стараниям Фашаны, безуспешно пытаясь вдеть нитку в кривоватую иголку устрашающего вида и размера. Света чадящая лампа давала совсем немного, так что даже в здоровое ушко попасть было нелегко.

– Ты не смотришь! Сейчас же посмотри! – В капризном тоне девочки прорезались командные нотки. – А не то…

Интересно, мне показалось, или рулады, выводимые бабкой Апаш, все же приобрели угрожающие интонации?

– Не то… – дочь вождя предусмотрительно понизила голос, – …я пожалуюсь отцу, и он высечет тебя плеткой, как строптивую кобылу!

– Жалуйся, – беспечно согласилась я, не отрывая взгляда от непослушной нитки, отказывающейся лезть в игольное ушко, и притворно вздохнула. – Хоть покаюсь Талеген-даю перед мучительной смертью. А то вторая седмица пошла, как глаз сомкнуть не могу, зная, кто изорвал платье и вымарал овечьим пометом перья на саукеле его невесты, достойной Тинары-абы – совесть заснуть не дает.

– Да ты!.. – задохнулась от возмущения девочка. – Да как ты! Ты не можешь этого знать!

– Могу. Иногда я очень некстати просыпаюсь ночью, чтобы… хм… подышать свежим воздухом. В одиночестве. И, бывает, интересные вещи вижу. Например, как некая хорошо знакомая мне особа пробирается к возку с приданым и…

Не став договаривать предложение до конца, я скосила глаза на безмолвствующую собеседницу. Фаша крепко задумалась. Угроза с моей стороны была нешуточной. Если станет доподлинно известно, что сие дело рук неугомонной Фашаны, – от порки ей никак не отвертеться. Бог с ним, с платьем, а вот саукеле, свадебный головной убор, готовился для невесты вождя лучшими умелицами клана Таул-сош-Гар больше года и стоил бешеных денег. Как раз с неделю тому назад, кажется, старшая сестра или тетка Тинары на все становище сокрушалась о порче приданого в целом и саукеле – в частности. Сколько на эту шапку с перьями пошло серебряной парчи, золота и драгоценных камней, будущая родственница вождя перечислила, по меньшей мере, трижды.

– Ладно, я тебя прощаю, – важно произнесла девочка. – Ничего папе говорить не буду, но ты должна признать, что я первая красавица, а эта неряха Тинарка, которая сама себе рвет платья и не может уследить за богатыми дарами, недостойна целовать следы моих ног!

– Истинно так. – Что, мне трудно подтвердить? – Краше луноликой Фашаны и во всех степных кланах никого не сыскать.

Фаша повеселела и принялась примерять следующую пару сережек, а я вернулась к починке куртки. Мир был восстановлен. Надолго ли?..

Подобные гневные вспышки и частые смены настроения стали привычными для девочки недели две назад. Подгадав момент, когда клан собирался перекочевать к месту зимней стоянки, в Шарип-тош-Агай прибыл отряд посланников дружественного рода Таул-сош-Гар, и становище облетела радостная весть о предстоящей свадьбе вождя. Слухи об этом ходили давно, но на этот раз в Шарип-тош-Агай приехала невеста: познакомиться с будущими родственниками, обычаями клана, себя показать. И если все будет благополучно, в День весеннего обновления войти в белую юрту вождя полновластной хозяйкой.

Привыкшая к безраздельному владению отцовской любовью, Фаша очень болезненно переживала появление в его жизни «другой женщины». Именно на ней девочка вымещала всю свою боль и обиду. Тинара же (не только на мой взгляд, но и по мнению всего рода) мало того что не заслуживала подобных нападок, так еще и сносила их просто с безбрежным терпением. Эта хрупкая, удивительной красоты девушка, старше будущей падчерицы всего на четыре года, лишь мягко улыбалась в ответ на жуткие оскорбления Фашаны. Oт Тинары никто не слышал не только ни одного бранного слова, но даже разговаривать с кем-либо на повышенных она себе не позволяла, стараясь болтать поменьше, а слушать побольше. Зато девочка в присутствии будущей мачехи словно впадала в помешательство и говорила просто ужасные вещи.

В кошму, служившую дверью юрты, поскребли, отвлекая меня от праздных мыслей о семейных проблемах главы клана. Похоже, Кирина с Эоной вернулись. Наконец-то.

Взглянув на вновь увлекшуюся примеркой девочку, я вздохнула, отложила куртку, которую латала, и осторожно отодвинула плюющуюся бараньим жиром лампу. От продолжительного сидения в скрюченной позе у «трудолюбивой швеи с ненормированным рабочим днем» затекли ноги и плечи. Я потянулась всем телом, помедлила, дав возможность застоявшейся крови свободно пробежаться по сосудам, и поплелась отвязывать шнур из конского волоса, удерживающий дверь.

Вместо ожидаемых захмелевших от неумеренного потребления кумыса подруг из дождя в юрту шагнул смутно знакомый мне кочевник. Вместе с ним в теплое нутро жилища просочились горьковато-резкие запахи непогоды и пропотевшей конской кожи. А следом по застеленному войлоком полу прополз и влажный холод.

– Храни вас Великое Небо!

– Да будут благополучны дети Его. – Зябко ежась на сквозняке, я указала рукой в сторону очага, как бы приглашая гостя.

Мужчина наконец опустил за собой кошму. Снял башлык, после присел рядом с огнем, почтительно протягивая к нему озябшие руки:

– Апаш-амай[5] видеть желают глаза мои. Мои уши жаждут внять мудрости той, кого осенило благодатью Великое Небо.

Услышав ритуальное воззвание, Фаша неопределенно, но как-то уж очень не по-детски хмыкнув, сняла шкатулку с колен. На четвереньках девочка подползла к спящей провидице и легонько потрясла ту за плечо. Старуха тотчас открыла глаза, будто вовсе не она недавно храпела так, что сотрясались войлочные стены.

– Что привело тебя в юрту Видящей, Харунак? – Шаманка не спешила вставать, а лишь чуть повернулась, чтобы лучше разглядеть пришедшего.

– Беда, – просто сказал мужчина. – Большая беда.

И если судить по крайне обеспокоенному выражению круглого обветренного лица, он не преувеличивал.

Ни о чем больше не спрашивая, старуха, кляня свои старые кости, поднялась. Мужчина встал следом и замер возле выхода. Кочевник терпеливо дожидался, пока Апаш соберется, позволяя себе лишь время от времени нервно потеребить жидкую косицу.

Фашана споро уложила провидице сумку и начала тоже одеваться, но была поймана за плечо цепкой старушечьей рукой.

– Со мной Рель пойдет. – Старуха ткнула в сторону притихшей на гостевой половине меня.

– Но… – попытались в один голос возразить мы.

Шаманка споров не любила.

– Старших слушать надо! – прицыкнула на нас Апаш, разворачивая ученицу лицом ко мне. – Отдай ей сумку, аждим.[6]

Девочка, обиженно поджав губы, в сердцах бросила вещи к моим ногам и демонстративно ушла за сундук – дуться.

«Не обижаться, радоваться надо!» Точно. Вот уж счастье – тащиться непонятно куда под проливным дождем!

– А ты, дочка, собирайся живее, не печаль старую больную Апаш, не убавляй и так считаные годы!

Интересно, сколько раз со счета сбивался тот, кто их считал?

– Не преувеличивайте, уважаемая Апаш, вы еще меня переживете! – На улицу, под дождь, мне не хотелось совершенно. – Все-таки, может, пусть лучше с вами Фашана сходит, прогуляется…

«…Голову свою дурную проветрит – авось там причуд всяких поубавится», – мысленно закончила я про себя предложение.

– Не уважаешь старость, дочка, – начала сокрушаться старуха, несомненно рассчитывая на благодарную публику в лице измаявшегося в ожидании кочевника. – Зубоскалишь над сединами…

Вот ведь старая пройдоха!

Взглянув на помрачневшего Харунака, я благоразумно не стала дослушивать тираду до «попранных предков» и «неблагодарной молодежи», а с обреченным вздохом подобрала брошенную Фашаной сумку и потащилась одеваться.