Владимир Щербаков - Красные кони (сборник)

• Название: Красные кони (сборник)
• Автор: Владимир Щербаков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1976

Щербаков В. Красные кони: Рассказы. / Обл. и ил. худож. Р. Авотина.; М.: Молодая гвардия. 1976. — (Библиотека советской фантастики). — 302 стр., 40 коп., 100 000 экз.

---

Крылатое утро. Ранний щедрый снег. Сизый голубь ударил в окно, проломил холодное стекло. Капля крови на подоконнике быстро остыла, загустела. На беличьем хвосте заиндевелой ветки — малиновая полоса, след выпущенной на волю птицы. Как ни силилось солнце начать день на небе — от беленых крыш долго исходил чистый сильный утренний свет.

Кому не захочется взмыть птицей, чтобы проплыть над обновленной землей?

Стоит только повернуть диск из зеленого металла плоскостью вдоль силовых магнитных линий — и полет станет явью. В диске осталась лишь треть накопленной в нем когда-то энергии, но и этой трети больше чем достаточно для исполнения утреннего желания. Сегодня Эрто волен быть космолетчиком, волен вернуться на Корабль, завтра будет поздно. Ему дали диск, сила которого могла бы вернуть его к ним даже в последнюю секунду — только пожелай! Пусть полированная чечевица будет последним искушением. Захочешь — вмиг будешь на Корабле, энергии как раз хватит, чтобы добраться до точки старта. Только пожелай… Сквозь мглу времени уже проступает, кажется, знакомая акварель заката над восхитительным морем…

Словно подземный поезд в туннеле, пронесется Корабль и, умчавшись от одних миров, приблизится к другим, сияющим и желанным. Снова замрет время, они остановят его, потому что в синем огне реактора бесконечные ленты пространства и времени соединятся, превратятся в легкий кристаллический порошок. Потом, на планете, порошок сожгут в аппарате, который обращает реакцию, и пустой след Корабля снова наполнится бесконечно сложной плотью космоса и пульсациями ее ритма. Сказочное возвращение, похожее на коротенькую поездку, на прогулку.

Но приходили все новые и новые мысли — о жизни, о цели ее, о разуме, который, освобождая и наделяя силой волшебной, подчас как бы заключает чувства в незримый стеклянный колпак, делая их предметом изучения, а цветы созвездий не менее прекрасны оттого, что познаны силы, двигающие ими, и многажды тревожат сердце крики птиц перелетных, и прозрачные березы погружаются в таинственный сон. А мысль, улетевшая за край вселенной, возвращается вдруг к лунной тропе на озерной глади и, как птица, складывает крылья в неведомом ранее бессилии.

Раньше он думал, что это пройдет, теперь знал: это навсегда (они были выбраны Кораблем для первого контакта с такого типа планетой). И не потому ли Вэлта посвящала его во все замыслы?

Он повернул диск. Магическое течение поля увлекло к распахнувшемуся окну, потом — в подоблачные просторы.

Путеводной нитью тянулась внизу заснеженная дорога, по которой ползли редкие грузовики.

И далеко, за лесами и полями, готовился к отлету межзвездный снаряд. Теперь Эрто, пожалуй, не поспел бы к старту. Путь его пролегал в иных измерениях, где гармония космических пустот уступала место ритмам холмов и перелесков, мерной текучести земных ветров.

По ватному облаку скользнул зайчик. Мгновенная грусть. «Это они», подумал Эрто. Точно серебряная монета, сверкнув, упала в колодец. И снова рывок в снежную беспредельность.

…Под знакомым окном синицы таскают хлебные крохи из кормушки, складывают их на край. За окном — лицо Валентины. Она что-то говорит. Ветер — не разберешь! Но Эрто догадывается, ведь она уже многое знает и многое может поведать. Корабля нет. И ей это понятно. И что бы ни случилось, в нем и в ней живет вера: она не создана Кораблем, она найдена им здесь. И тот, главный для Эрто вопрос, который его волновал и ответа на который он не мог найти, в это утро перестает тревожить его.

Что еще означают слова, смысл которых он пытается угадать? Просьбу, признание, ответ? Нет, это уж никак не понять… Слишком ярок день, и воздух звенит, и шепот вершин все ближе и ближе…

Постепенно теряя скорость, диск опускался. Качнулась свеча березы, ветки ее взлетели навстречу. Холодные комки растекались талой водой под воротом рубашки.

Подлинная космическая явь, о которой он помышлял мальчишкой… Он подумал о том, что нужно пройти лес, подняться на холм, потом на следующий, миновать рощу и опять взбираться на холмы и пригорки и долго брести по первозданной зимней целине, чтобы выбраться на след, на тропу, лотом на шоссе. Он будет идти по дороге, не пытаясь проситься в проходящие машины. Поздней ночью, он уверен (последняя подсказка Корабля?), шеститонный грузовик остановится рядом, и шофер подаст ему темную от масла руку. И этот недальний путь навстречу жизни и работе, быть может, превзойдет по своей значимости для будущего молниеносный росчерк Корабля.

Рождение ласточки

Агнис

Пространство над сушей и водами было пустым. Вообразив однажды крылатое существо, взвившееся над лугом, над рощами и озерами, Агнис долго размышлял. Среди созданного им были медлительные кроты, вечно роющиеся в земле, рыхлящие почву, слепые и незаметные, были стопоходы, во всем подобные кенгуру или ланям (только иначе им названные), растущие колонны, пьющие влагу из глины и каменных россыпей, цветы и травы. Цепочка причин и следствий, причудливо переплетавшихся, указывала теперь на свободные вертикали.

Стояли тихие звездные ночи, когда любая мечта, стократно усиливаясь, зажигала искры мысли, а звезды сияли ровно и ярко, все больше разгораясь к полуночи, медленно меркли, точно зеленые угли, покрываясь к утру серым пеплом. Планета дремала, как сотни других планет, где ведомо таинство летних ночей, но галактическими течениями предначертан другой ход событий особый для каждой планеты, для каждой земли.

Много дней подряд встречал Агнис утренний свет на крыльце дома. А подруга его, та, что годы провела с ним вместе, жена его с именем пространным и нежным — Флиинна, — часто глаз не могла сомкнуть и томилась тревожными предчувствиями.

«Нет, не увидеть мне воздушного создания над крышей дома, никогда не увидеть, если не помогу я ему появиться на свет», — решил Агнис. Придумать просто, трудно сделать. Только сама природа не раз создавала подобные шедевры (перепончатые летуны, гости из других миров, населяли в обилии заповедник, но не об этом ему мечталось). Кринглей, сосед Агниса, услышав о затее, только рукой махнул: не полезней ли заняться другим делом? Но ответ рождался в сердце. Думал Агнис о том, как полетит птаха в поднебесье и заглядится, задивуется на нее и стар и млад. Имя ей придумал: ласточка. Имя негромкое, но все казалось ему, что вот так и должно назвать птаху, не иначе, и что где-нибудь уже летает такая птица да еще с тем же, быть может, именем. (Велики ведь и жизнеобильны подзвездные миры Вселенной — а ей ни конца ни края!)

Рыжебородый, но похожий на ребенка, Агнис нарисовал свою ласточку на двери дома, и ни на что не была она похожа, так что Флиинна, строгая, неразговорчивая — темный плат до бровей, зеленые глаза под долгими ресницами, платье до пят, медлительная походка, степенная речь, — так что Флиинна, выйдя как-то по воду и увидев рисунок, покачала головой да звонко рассмеялась…

…А потом, как водится, дни работы сменялись днями беспокойного отдыха, и надежда чередовалась с отчаянием. Однажды Агнис был близок к тому, чтобы проклясть день и час рождения замысла. Вышла из строя термокамера, и погибли первые миллионы живых клеток — сердце ласточки, ее миофибриллы, тончайшая паутина которых наметила контуры крыльев. В мгновение ока живые нитки, что так заботливо были сшиты Агнисом под синими стеклами микроскопов, скатались в пульсирующий комок. С последним импульсом жизнь покинула непрочное пристанище.

Не на день и не на два забыл он о своем детище, листал старые фолианты с жизнеописаниями великих мастеров и ученых, развлекая себя курьезами, которых больше чем предостаточно на долгом и многотрудном пути человечества любой, пожалуй, планеты. Мало ли случайностей и до обидного нелепых происшествий становилось помехой? И трудно порой угадать, где подстерегает неудача. Книги лишь маленький остров знаний, доступный для путешествия одиночки. Электронные машины памяти хранят в себе так много, что обращаться к ним нужно с умом и сноровкой, да и то не всегда. Нелишне вначале знать, о чем спрашивать, а это, в свой черед, приходит после многих проб и ошибок.

— Чего проще — начать сначала! — воскликнул Агнис однажды поутру, купаясь в светлом облаке, спустившемся так низко, что космы его обволакивали край платья Флиинны, стоявшей рядом. — Пробовать, и нет другой мудрости! Только тогда можно рассчитывать на мудрость других. — При этих словах его, сказанных так громко, что туман заколебался, Флиинна вдруг подумала, что скоро придет и ее время — понять и помочь, но, как и чем, пока не знала.

Агнис чувствовал себя отдохнувшим, готовым все начать сначала. Вечером выковал он три медных цветка с жаркими золотыми лепестками и серебряную ветку вербы. Горн гудел, и молот ковал веселье на празднике света и огня. За окном сизые ветры гнали тучи — уже наступал благодатный сезон дождей.