Владимир Дугин - Рондо смерти

• Название: Рондо смерти
• Автор: Владимир Дугин
• Жанр: Детектив

---

Отправиться в поход за кладом я решил в три часа ночи. До этого момента оставалось еще много времени, поэтому, я снова присел к столу и перечитал расшифрованный текст. Одна фраза его была мне не совсем понятна: "Бриллиант я положил в то, что мама в детстве запрещала тебе трогать, и закопал..." Очевидно, это какая-то старинная шкатулка или резная коробочка, в которых хранят семейные драгоценности, сувениры и реликвии. Константин, конечно, сразу догадался бы, о чем идет речь, но, для меня это пока было тайной - не существенной и не надолго, думал я. И снова ошибся, причем моя ошибка едва не привела к самым неприятным последствиям.

Размышляя о том, как могло выглядеть хранилище "Суассона", я рассеяно рассматривал узор на ковре, прибитом над диваном у противоположной стены. Очевидно, прежние владельцы квартиры увлекались разнообразными видами спорта, так как на этом ковре располагались скрещенные рапиры и теннисные ракетки, а над ними висели старомодные боксерские перчатки из коричневой кожи.

Постороннему наблюдателю, скажем, какому-нибудь шпиону Организации, мои действия в тот вечер могли бы показаться, мягко говоря, несколько странными. Действительно, только что я возился с велосипедом, зачем-то в поте лица вывинчивая из его переднего колеса спицу, а потом, посидев несколько минут за письменным столом, вдруг быстро поднялся, вышел в переднюю и стал вставлять спицу на прежнее место...

Дело в том, что я нашел другой, гораздо лучший щуп, а мое стремление к порядку, подкрепленное профессиональной привычкой не оставлять лишних следов своих действий, не позволяло мне просто бросить спицу на стол или в какой-нибудь угол, отложив восстановление велосипеда на неопределенное "потом".

Вернувшись в кабинет, я снял с ковра одну из рапир, отвинтил от клинка рукоятку с чашкой и защитный наконечник, в результате чего получил отличный щуп.

Я сжег в пепельнице листок с расшифрованным текстом на тот случай, если бы в мое отсутствие в квартиру пожаловали бы незваные гости, и тщательно перемешал пепел.

Я проверил свой, вернее Клавин, пистолет, который так и не успел обменять на бывший у меня прежде, так что если бы меня задержала милиция, могло возникнуть недоразумение по поводу несовпадения номера имеющегося у меня оружия с номером в документе на право его ношения.

Я надел бронежилет. Я зачем-то побрился и почистил зубы. Я мерял комнату шагами из угла в угол, имитируя трубные звуки моего любимого марша "Бой под Ляоляном". А до трех часов все еще было далеко.

Когда стрелки на моих "командирских" показали три ноль-ноль, я давно уже сидел за рулем "жигулей", испытывая специфическое напряжение перед неизвестным, какое дано испытывать, вероятно, лишь искателям кладов и мореплавателям, отправляющимся на поиски новых островов.

35

Говорит один из нищих: "Братья,

Ночь темна, никто не видит нас,

Много хлеба, серебра и платья

Нам дадут за дорогой алмаз".

Д.Мережковский

Хотя дни стали короче, а институтская администрация по-прежнему соблюдала режим экономии электроэнергии, и все фонари были погашены, в парке было светлее, чем в прошлый раз. Сильный ветер разогнал тучи, дождь прекратился, и свет месяца в последний четверти беспрепятственно проникал сквозь оголенные ветви.

Я добрался до одиноко растущего на перекрестке асфальтированных дорожек гинкго, прислонился к его стволу и замер неподвижно, прислушиваясь и приглядываясь. Плотно посаженные и густые кусты шумели под порывами сырого холодного ветра, темные институтские корпуса смотрели на меня квадратами черных окон, где-то далеко постукивал по рельсам поезд.

Следуя указаниям записки, я стал так, чтобы край ствола гинкго сливался с углом расположенного поблизости здания старого главного корпуса, ГК, как для краткости обозначил его Виктор Богданович, следуя издавна принятому в институте сокращению. Отступив по этой линии приблизительно на метр от дерева, я вонзил свой щуп в мягкую после дождей землю...

Только на десятой или одиннадцатой попытке я почувствовал, что клинок рапиры уперся во что-то твердое, расположенное примерно на глубине шестидесяти-семидесяти сантиметров. Это мог быть всего лишь корень, какая-нибудь труба или кабель, поэтому, прежде чем приступить к раскопкам, я попытался прощупать землю вокруг оказавшей сопротивление точки. Рапира всюду свободно уходила глубже, предмет был совсем небольшим. Я чуть было не потерял это место, так как не догадался чем-нибудь его отметить. Когда я снова наткнулся на него, то только чуть-чуть вытащил щуп, потом поплотнее завернулся в плащ, чтобы не испачкать костюм, лег на землю, прижался ухом к холодному железу клинка и слегка ударил по его выступающему концу. Послышался звонкий щелчок, значит, это был не комок затвердевшей глины, не кусок дерева, а что-то довольно жесткое. Я оставил щуп в земле и взял лопатку.

То, что предмет находился не очень глубоко, не показалось мне странным. Виктор Богданович не мог, конечно, копать здесь яму, глубиной в рост человека, а шестидесяти-семидесяти сантиметров вполне достаточно, чтобы на шкатулку или коробочку не наткнулась лопата садовника, разрыхляющего приствольный круг земли, или совок играющего в парке ребенка. Мне же такая глубина была только на руку, так как упрощала работу.

Через несколько минут моя саперная лопатка звякнула о какой-то твердый предмет. Я разгреб землю руками и вытащил его, причем, на ощупь он показался мне довольно странным. Когда я поднял свою находку к свету, то с разочарованием увидел, что это небольшой химический флакон с широким горлышком, заткнутым притертой стеклянной пробкой. В таких "склянках", как называют их химики, держат обычно жидкие реактивы. На просвет флакон казался пустым. Я встряхнул его, внутри плеснулась прозрачная жидкость, что-то звякнуло. Очевидно, пробка прилегала не слишком плотно, и вода последних проливных дождей проникла в сосуд. В парке, недалеко от места, где рос гинкго, был расположен корпус химического факультета, и флакон, несомненно, был оттуда. Местная детвора часто играла - к зависти своих сверстников, живших подальше, - самыми неожиданными предметами: сгоревшими радиолампами, старыми конденсаторами, из которых счастливцы разматывали бесконечные ленты тонкой алюминиевой фольги, или "золота" на детском жаргоне, замысловатыми деталями физических и химических приборов. Все это добывалось на "свалке" - в больших мусорных ящиках на задворках института, настоящем Клондайке для будущих Эдисонов и Королевых. С раздражением, которое легко понять, я забросил "сокровище" подальше в кусты и снова принялся зондировать землю клинком рапиры.

Несколько раз я натыкался на обломки кирпичей и полуистлевшие куски дерева, один раз докопался до мощного корня, но ни шкатулки, ни даже простой консервной банки, в которой мог бы находиться "Суассон", я не нашел. Я исследовал землю вокруг старого гинкго не только на линии, указанной в записке, но и со всех других сторон, - результат был тот же.

Приближалось утро, скоро в парке появятся первые прохожие... Я постарался уничтожить следы своих раскопок - заровнял лопатой землю, притоптал ее и, разочарованный, медленно направился к выходу из парка. Сложив свои инструменты в багажник, я сел за руль и повернул ключ зажигания.

"Жигули" как будто разделяли мое настроение, и двигатель долго не хотел заводиться. Наконец, раздался хлопок, глушитель выбросил облачко серого дыма, и мотор заработал. Через двадцать минут я уже подъезжал к своему жилищу.

...Хорошо, что в такую рань на улицах было мало машин. Я так круто развернулся, что таксист, ехавший сзади вынужден был резко затормозить, его белую "волгу" занесло, и он чуть не вылетел на тротуар. Говоря языком работников ГАИ, создалась аварийная ситуация. К счастью, пассажиры, вероятно, очень спешили, а то не миновать бы мне неприятной беседы с разъяренным водителем и выяснений, кто из нас "козел".

Мотор моей машины успел хорошо прогреться, улицы были свободны, и обратный путь занял гораздо меньше времени. Мне стоило больших усилий не сбиться с быстрого шага на бег, пока я шел от ворот парка к месту моих недавних раскопок. Солнце еще не взошло, но было уже светло, и первые ранние прохожие появились на дорожках парка.

Треща ветками, я забрался в самую глубину кустарника, росшего у стены институтского корпуса. Несколько минут я безуспешно шарил в колючих зарослях, вглядывался в темную их глубину. Наконец, я заметил блеск стекла. Флакон застрял у самых корней, в развилке толстой ветки. Я вытащил его, пробка была на месте, и находившаяся во флаконе жидкость не вытекла, хотя все это время он висел в глубине куста горлышком вниз. Я встряхнул флакон и снова, как и в первый раз, услыхал, как внутри что-то звякнуло. Но и теперь, несмотря на то, что уже было совсем светло, как я ни вглядывался, ничего, кроме наполнявшей флакон почти под самую пробку прозрачной жидкости, я в нем не видел.