Татьяна Смирнова - Зона сумерек

• Название: Зона сумерек
• Автор: Татьяна Смирнова
• Жанр: Фэнтези

Повесть о байкерах, мистике, свободе, Трассе.

---

Я чувствую растерянность. Мир рушится. Реакция дает сбой. Здравый смысл ушел в отпуск. Я пью кофе с Охотником. Этот Охотник — Вивиан. И ей не нужна моя душа.

— Знаешь, сколько в Городе Дождя таких идиотских суеверий? — продолжает она, — я как-то из любопытства подсчитала — больше четырех тысяч! В общем-то, дело не вредное. Я и само грешу. Домового подкармливаю. Ветер высвистываю иногда. А моя соседка — та верит во все подряд: в черных кошек, в разбитые зеркала и в прочие потерянные ножики. Вот уж кто, наверное, не скучает.

— Но постой, — прерываю я, — если Охотникам не нужны души, то что же им нужно?

Вивиан внезапно становится очень серьезной:

— Мы, действительно, Охотники, — произносит она с ударением на последнем слове, — только не за некрещеными душами. Дичь у нас другая. Прежде всего — ложь. Это — самый страшный враг. Если человек солгал, неважно, насколько необходима была ложь, он уже опустил щит, закрывающий его человеческую сущность от вторжения. Следом за ложью идут: зависть, трусость, жестокость. Все они — ее родные дети. Уходящему, тому, кто стремиться вперед, кто переходит на иной уровень сознания, всех этих спутников в дорогу брать нельзя. Иначе, незаметно для себя, он может свернуть совсем в другую сторону.

Холодом и странной жутью веет от простых и спокойных слов Вивиан.

— Но если это случится, у Города Дождя не будет более страшного врага.

— Верно, — соглашается Вивиан, — но нас этот аспект беспокоит уже меньше.

— Поясни.

— Ты мыслишь как принцесса. Наследница. Для тебя в первую очередь — благо города. Для Охотников главное — безопасность самого человека. Он станет врагом Городу, но еще более страшным врагом он станет самому себе. Иногда такого человека удается вернуть. Чаще — увы… И если в нем будет достаточно силы, его влияние распространится как чума. Тогда, только тогда, Розали, древний термин «Охота» возвращается к своему изначальному значению. Тогда мы, действительно, бросаемся по следу с целью "найти и уничтожить". Но сейчас не тот случай.

— Вивиан, — перебиваю я, — объясни, что во мне не устраивает Охотников?

Почему они не отпускают меня? Я не лгу… Ну, почти. Во всяком случае вам с Даяной — никогда. Я далека от расизма, сатанизма и прочего философского мусора.

— Верно, — смеется Вивиан, — я тебе все время об этом говорю. У тебя чистая душа, но изрядно замусоренные мозги. Суеверием, фетишизмом, комплексами. На твоей дороге это бесполезный багаж. И даже попросту вредный. Это он тебя держит, а не Охотники. Брось его и иди куда хочешь. Или лети. Никто тебя держать не станет. Да и не сможет.

— Ты пришла только для этого? Для того, чтобы мне это сказать?

— Нет. Еще чтобы выпить кофе.

— Не сейчас. Вообще. В мою жизнь.

— Не смешивай божий дар с яичницей. Попытка объяснить разные явления одной причиной это тоже признак незрелости ума. У любой вещи есть больше чем одна сторона.

— Понимаю, — отвечаю я, понимая на самом деле только одно — более ясного ответа я не дождусь.

Слова и поступки Арбитра всегда были немного слишком туманны для меня.

Разумеется, когда я сотворила тари, он решил, что за мной необходимо приглядывать. Но может быть это глупое подозрение и у явления и в самом деле есть другая сторона? И Вивиан была рядом не "по долгу службы" а потому, что ей так хотелось. Или одно другому не мешает? Но, как бы не решалась эта задача — одного не сбросить со счетов: я люблю Вивиан.

— Ты уже уходишь, — пугаюсь я, глядя на полыхающую в окне грозу.

— Она сейчас кончится.

Я мгновенно возвожу могущество Охотников до управления силами природы, но почти сразу понимаю, что Вивиан просто подсчитала с какой скоростью уходит гроза.

Уже в прихожей я решаюсь спросить:

— Что же нам делать? С Реем? Ведь Даяна говорила…

В полутьме, которую разряжает лишь тусклый зеленоватый фонарь под потолком, Вивиан глядит на меня почти так же спокойно и насмешливо, как Рей.

— Ты хочешь сразу получить панацею от всех бед? У меня ее нет. У Даяны, конечно, ума палата, но тут она тебе не поможет. Ты ее слушай, это полезно, но и сама соображай. Существует тысяча причин, чтобы поступить так, и еще десять тысяч, чтобы поступить иначе. Даже Арбитр не знает, почему и как Человек выбирает пути. А уж куда они могут его завести знают только Великие боги. Я не могу сказать, какую цену тебе отмерит судьба, и никто этого не скажет. Знаю только, что цена тебе будет отмерена не по поступку, а по твоим силам и мужеству. Не иначе. Устраивает тебя такой расклад?

— Вполне.

— Тогда, счастливо!

Она прощается и исчезает за дверью, вместе с ней уходит и гроза. А старый фенакодус спит как убитый, хотя, несомненно, живой. Во сне дергает копытами. Бежит куда-то.

Я поднимаюсь к себе и с удивлением обнаруживаю, что исчезла давящая тяжесть, которая мучила меня с начала каникул.

В Городе Дождя часто идет дождь. Но мы все равно помним о солнце.

И еще одна картинка…

День, как всегда, хмурится но, похоже, не всерьез. На улицах почти светло. Дождик забавляется, швыряя в лицо редким прохожим пригоршни острых холодных иголок. Его это веселит. Нас, как ни странно, тоже.

В Городе Дождя очень легко попасть на окраину. Просто сверни с улицы, и окажешься по колено в мокрой траве. А Город отодвинется, давая простор взгляду. Сегодня он, как никогда, похож на маленький провинциальный городок, где я провела детство, на берегу некогда судоходной, но обмелевшей реки, которую теперь "воробей вброд переходит". Мы с Реем идем по утоптанной тропинке, мимо затянутого ряской озера туда, где в арке серо-зеленой листвы белеют крепостные башни и плывут в сизом небе сизые купола — почти сливаясь, почти паря.

— Разреши напомнить, та сама говорила, что Даяна еще не Римский Папа, и даже не Римская Мама, — произносит Рей.

— Она редко ошибается, — возражаю я.

— Согласен. Вероятно, она и сейчас права, но что это меняет?

— Для меня многое. Я не хочу рисковать твоей жизнью.

— А своей?

Я пожимаю плечами.

— Рей, ты сравниваешь несравнимое. Своей жизнью я готова рисковать по той простой причине, что моя жизнь это моя личная собственность. Могу делать с ней все, что захочу.

— Аналогичный случай, — смеется Рей, вытирая ладонью мокрое лицо, — ты готова рисковать своей жизнью, я — своей. В чем тогда проблема? По-моему, мы ее решили.

— А по-моему это как раз то, что Вивиан называет "профанацией вопроса".

— Пусть будет профанация, — не спорит Рей, — главное, что в таком виде задача имеет решение.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, — бормочу я себе под нос.

— А разве нам сейчас плохо? Значит хорошее уже вышло. А что будет дальше — никто не скажет наверняка. Человек — очень сложное животное.

Я догадываюсь что Рей, с недавних пор, и себя считает человеком. Может,

конечно, так оно и есть.

— И что, по-твоему, будет дальше?

— То, что мы захотим, — уверенно отвечает Рей. — Ничего другого и быть не может.

— А если когда-нибудь мы захотим разного? Ты — одного, я — другого?

— Значит каждый получит свое. Тот, кто написал это на воротах

Бухенвальда, был великий циник, но тот, кто первым высказал эту мысль, был великий мудрец. Так оно всегда и бывает. В конечном итоге каждый получает именно то, что хотел и ровно столько, сколько способен переварить. Этот мир полон счастливыми людьми. А Город Дождя — это химера. Выброси ее из головы.

Или не выбрасывай. Как хочешь. Тебе она жить не помешает. Кому угодно, только не тебе.

— Мне хочется увидеть как садится солнце, — говорю я.

— Нет проблем, — отвечает Рей, — по моим подсчетам до заката часа полтора.

Далеко от промокшей земли

Рассыпаясь, звезда догорит.

Только ветер шепнет: "Розали…"

Только он до земли долетит.

Только он поцелует лицо,

Золотистые брови вразлет.

А потом рыжим псом на крыльцо

Прокрадется и тихо уснет.

Я сыграла ненужную роль,

Но почти не жалею о ней.

Как легко забывается боль…

Мне бывало гораздо больней.

Поэтический элит-клуб "Бродячий Пегас". Творческий вечер Янины Бельской.

Мне все равно придется уходить.

Пусть не сейчас, не завтра… Но придется.

И тонкая серебряная нить

Натянется, заплачет и сорвется.

И вспорет мир высокий краткий звук.

И схватит небо утренним морозом.

И прозвучит дверей негромкий стук

Ответом всем непрогремевшим грозам.

Я знаю, ты мечтаешь по ночам,

Что этот день окажется дождливым

И снимет плащ с любимого плеча.

И я останусь греться у огня…

Кого-то это сделает счастливым,

Но не тебя, мой друг. И не меня.

—

На моем дорожном плаще

Пыль тысячи троп.

И одна ведет к тебе,