Яцек Дукай - Ксаврас Выжрын

• Название: Ксаврас Выжрын
• Автор: Яцек Дукай
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Камера! - рявкнул Вышел Конь Иной Цвета Огня.

Смит поднял брови.

- Что-то случилось?

- Ты не болтай, а только делай, что тебе говорят.

Айен вынул и надел шлем. Море Исторгло Умерших остался спать возле рюкзака американца.

Они пошли.

Там была поляна, вся освещенная теплыми солнечными лучами; а на поляне - грязная лысина вывороченной земли; а в ней - яма; а в яме - тела. Смит немедленно включил запись. Плавным, годами тренированным шагом он направился влево, по широкой дуге, двигаясь по- рачьи, с напряженной шеей панорамируя яму. Могила была гораздо большей, чем показалось в первый момент: на две трети она была скрыта землей. Глаз камеры, послушный взгляду Айена, перемещался от одного фрагмента картины к другому, конструируя их в логические связки, одним только немым видом сообщающие зрителю выводы на первый взгляд объективного наблюдателя: слой почвы постепенно уменьшается, по мере того, как объектив поворачивается к югу, и в конце концов совершенно исчезает, открывая сплетение тел - могила неглубокая, к тому же засыпали ее не полностью, а может и не полностью откопали. Камера видит, камера понимает; изображения, отдельные кадры - это слова, и из них можно строить предложения, телепатически влияющие на зрителя, который даже и не понимает, что является приемником передачи, обладающей неким содержанием и значением. Это не его собственный мог производит отбор и раскладку - это мозг Смита. Наплыв на лицо мужчины: выклеванные глаза, желтые зубы, череп, просвечивающий из под кожи, мышцы - из под жира. И после этого - план пошире: десять, двадцать тел - одни мужчины в расцвете сил. Взгляд подымается: над ямой стоят: Ксаврас Выжрын, Вышел Конь Иной Цвета Огня и троица каких-то не известных Айену молодых боевиков.

- Выключи.

Смит выключил. Он направился к Выжрыну, обходя яму - и тут же попал в струю воздуха, подталкиваемого ленивым ветром от поверхности братской могилы. Смрад был невообразимый. Рот тут же наполнился слюной, язык покрылся сладковатым налетом. Айен не мог дышать. Он бросился назад, не успел, его начало рвать. Но шлем каким-то образом снять успел. Ноги подкашивались. Светловолосый молодой человек со снайперской винтовкой на спине вывел Смита из зоны смрада и подсунул сигарету. Айен затянулся дымом и тут же раскашлялся.

- Курить вредно, - подойдя, заметил Ксаврас; сам он тоже держал цигарку в зубах.

- Кто это такие? - прохрипел Смит.

- Половина команды Броньского.

Айен затянулся еще раз, закрыл глаза, покопался в памяти. Ранней зимой ходили какие-то странные слухи, а потом про Броньского перестали упоминать. Броньский, самый молодой из полковников АСП, был генератором идей и исполнителем нескольких знаменитых рейдов в глубины России; во время последнего он почти что захватил атомную электростанцию.

- И что произошло?

Выжрын пожал плечами.

- К нему применили его же тактику: неожиданный выпад. Его достали, когда он возвращался в Зону на зимние квартиры.

- Его тоже убили?

- Бронека? Нет, он остался в живых, в этой группе его не было; он сопровождал тяжелое вооружение на стамбульский торг, поэтому шел окружным путем. Пошли-ка за мной.

Пара десятков метров по роще - и они вышли на другую поляну со второй ямой, поменьше, зато полностью открытой. На первый взгляд, брошенные в нее мужчины ничем не отличались от тех, что лежали в яме побольше.

- Это что, та группа, что сопровождала тяжелое вооружение? - спросил Айен.

- Ах, да. Видишь ли, во время рейдов по Зоне красноармейцы мундиры не надевают.

- Не понял.

- Это, как раз, те самые русские. Бронек заловил их, когда они закапывали его людей. - Ксаврас махнул рукой за спину, в сторону первой поляны.

- И точно так же перестрелял, - буркнул Смит, совершенно неожиданно, неизвестно почему разозлившись на Выжрына.

- Только вот их, понятное дело, ты снимать не будешь.

- Почему?

- Глупый вопрос. Пошли.

Они повернули.

- Ты запретишь мне сообщить об этом в Сеть? - допытывался Смит.

- Да сообщай кому угодно, хоть сто порций. Но вот увидить они могут только одну могилу.

- Ты мною манипулируешь.

- Конечно. Бери свой шлем и крути, - Ксаврас указал на яму, забитую людьми Броньского.

Затем он остановился возле Вышел Конь Иной Цвета Огня и что-то ему сказал. Потом кивнул и ушел вместе с остальными, оставляя американца один на один с апокалиптическим типом и смертью под ногами.

Не говоря ни слова, Смит поднялся и надел шлем. Затем отбросил окурок. Он чувствовал какую-то странную легкость, в голове шумело, хотя курил только табак, а не гашиш. Айен растянулся во времени и в пространстве, мысли от поступков сейчас разделялись на целые километры. Чувства рванули вперед на длинных, тонких поводках, более всего вперед вырвалось осязание; тело отслаивалось от него, как погруженное в кипяток мясо отслаивается от костей. Айен включил запись. На подогнутых более чем необходимо ногах он подошел прямо к яме. Теперь он выхватывал подробности, мелкие детали: он работал их короткими кадрами, без заранее разработанного плана, скача взглядом от одного трупа к другому, обнаруживая какие-то непонятные аналогии. Сами трупы были просто ужасными. Но он хотел их показать. Смерть вообще отвратительна. В энтропии нет никакой красоты. Смит желал показать это, хотя сразу же знал, что ему это не удастся. Ксаврас вновь будет победителем: люди увидят по телевизору трупы и проклянут убийц под диктовку Выжрына; он вампир, жирующий на их голливудских представлениях о войне, борьбе, смерти; он фокусирует их сны, высасывает веру в реальность и ворует их мечты.

Смит все это знал и продолжал снимать. По-другому он не мог; это не шлем был для него, но он для шлема. Сутью его существования была та функция, которую он исполнял; а вот Ксаврас Выжрын - Ксаврас Выжрын! - что оправдывало его существование, что давало ему такую силу? Кому был нужен он?

Айен снимал с проклятием, приклеившимся на губах; как-то совершенно подсознательно, качаясь на теплых волнах этой непонятной одурманенности, он вдруг узнал правильный ответ на свой вопрос: Выжрын нужен мне, в том числе и мне. Все эти десятки часов многократно просматриваемых записей, все эти фильмы - разве не испытывал я возбуждения? И тем самым, разве не признавал я правоту его кровавого существования?

Айен снимал убитых побратимов Ксавраса, с горечью осознавая тот факт, что даже сейчас, мертвые, они невольно служат Неуловимому; даже этим простым, сухим изложением фактов он сам, Айен Смит, поддерживает Выжрына в его распространении смертельной чумы. В теле Зверя существуют паразиты, что жиреют на чужом страдании и несчастьях, и это совершенно нормально, никто этому не удивляется, так всегда было и будет; только возвышение Ксавраса для Зверя никаких неприятностей не представляет, здесь и речи нет о какой-либо эксплуатации, Ксаврас живет со зверем в симбиозе. Они давно уже объединили свои кровеносные системы.

Смит продолжал снимать. Он исполнял свою повинность, от имени Ксавраса принося жертву жестокому божеству. Ледяное, сухое, лишенное радости и страсти зло Выжрына, лишенное даже цинизма, в котором, что ни говори, имеются кристаллики иронии, что, чаще всего, позволяет цинику пробудить в людях нечто вроде горькой жалости, сочувственной симпатии; это спокойное, приземленное зло Выжрына, которое именно сейчас Айен познал, доводило американца до тихого безумия, тем более, что никоим образом не мог он логично мотивировать этого чувства, потому что оно опиралось на чем-то совершенно ином - не на фактах, не на поступках (ведь подумать, а чего такого Выжрын сделал?). Показал ему массовые могилы, доказательство преступлений Красной Армии и АСП, и запретил снимать вторую, потому что это могло повредить телевизионному представлению про Армию Свободной Польши; и все - не больше и не меньше. Вот только, превращало ли это его в чудовище? Наверняка, нет. И все-таки - впечатление было просто ужасающим.

Айен снимал открытые рты, в которых копошились блестящие на ярком солнце мухи, сгнившие губы, продырявленные щеки, черно-белые пальцы, гниющие пласты мышц на сохнущих скелетах - и одновременно у него свербела кожа от недавней близости Ксавраса Выжрын. В малых вещах проявляются вещи большие, истина проявляется в мелочах - и мгновение назад Смит как раз увидал эту истину, она проявилась меж коротких предложений, высказываемых Выжрыном, она просвечивала сквозь его простецкое лицо, банальную одежду, правда отчаянно копошилась под плотной сетью его совершенно обыкновенных, серых жестов, ничего не значащих слов, абсолютно банальных и неоригинальных слабостей и привлекательных черт, сознательно преувеличенных по значению поз и банальностей, что делают смешным их провозглашающего; всего того поведения, цель которого состояла исключительно в том, чтобы принизить полковника в чужих глазах. Правда была настолько пугающей, чтобы американец был способен связно высказать ее, находясь в совершенно трезвом состоянии, она отрицала все распространенные догмы, напрочь перечеркивала очевидное, и плевать ей было на его самые глубокие убеждения.