Энн Маккефри - Корабль, который пел

• Название: Корабль, который пел
• Автор: Энн Маккефри
• Жанр: Научная Фантастика

«Корабль, который пел» — одна из самых удивительных и романтичных книг Энн Маккефри. Ее героиня, Хельва, была обречена на смерть, но успехи земной науки позволили ей выжить, превратившись в заключенный в капсулу «мозг» космического корабля. Теперь Хельву ожидали несколько столетий службы на благо Федерации Центральных Миров. И вся Вселенная в придачу…

---

— В нем сказано «возможно». Я вовсе не оспариваю твою позицию, просто предупреждаю, какой скорее всего будет их реакция, — добавила она, заметив, что Теода уже набрала побольше воздуха, собираясь дать отпор. Я-то как раз совершенно уверена, что ты права. Но они — совсем другое дело. История знает немало случаев, когда добрые самаритяне преждевременно решали с чистой совестью почить на лаврах, в полной уверенности, что сделали все от них зависящее.

Теода непримиримо сжала губы. — Я уверена, что этих людей можно спасти… во всяком случае, некоторых — разве ради этого не стоит сделать все возможное?

— Но почему? Я хотела сказать, почему ты думаешь, что метод обратной связи сработает?

— Этот метод, разработанный еще в двадцатом веке, раньше его использовали для коррекции большинства врожденных нарушений и некоторых серьезных поражений мозга и нервной системы. Я получила научную степень по истории психотерапии. Многие из ранее существующих в этой области проблем теперь не актуальны, но иногда бывают случаи, когда болезни, которые считались давно побежденными, возвращаются вновь. Как эпидемия полиомиелита на Эварте-2. Вот тогда и вспоминают о старых методах. Например, возбудитель этой болезни напоминает вирус Ратдже, с той разницей, что атаки исходного штамма были не так опустошительны и выздоровление наступало хоть и медленно, но верно. Может быть, потому, что терапию начинали сразу же, как только миновал острый период. Да и паралич, насколько мне известно, не был таким тяжелым. Но, возможно, на протяжении веков штамм видоизменился и стал еще более опасным.

И все же нельзя отрицать, что сходство существует. Вот, посмотри, Хельва, — я захватила с собой пленки, — с жаром сказала Теода, от волнения ее лицо казалось странно помолодевшим. — Тогда при лечении жертв вируса Ратдже широко применяли метод обратной связи Домана-Делакато, и он давал отличные результаты.

А вдруг, — Теода остановилась как вкопанная, — нам удастся доказать, что в те времена споры космической эпидемии занесло на старушку Землю? У тебя есть данные по развитию галактических спиралей?

— Давай пока ограничимся проблемами из области медицины и физиологии усмехнулась Хельва.

Теода потерла лицо руками, как будто пытаясь смыть усталость и заставить утомленный мозг сделать невозможное.

— Всего один ребенок, одно доказательство — вот все, что мне нужно.

— А сколько времени это займет? И какого возраста должен быть ребенок? Кстати, почему именно ребенок? Почему не та несчастная женщина, с таким трудом опускавшая веки?

— Продолговатый мозг начинает управлять рефлекторными движениями с самого рождения. Мостовой участок, который полностью развивается к двадцати неделям, руководит ползаньем на животе. К пятнадцати неделям начинает функционировать средний мозг, и ребенок овладевает навыками передвижения на четвереньках, и, наконец, к шестидесяти неделям заканчивается формирование коры, которая ведает ходьбой, речью, зрением, осязанием и координацией движений.

— Год — это, пожалуй слишком рано… Внятная речь еще отсутствует, вслух подумала Хельва, без труда припоминая свой первый день рождения. Правда, она в этом возрасте уже «ходила» и «говорила».

— Лучший возраст — пять лет, — вмешался вдруг чей-то голос. Теода вздрогнула и только сейчас заметила Онро — он стоял на пороге камбуза, держа в руке согревающуюся жестянку с кофе. — Потому что моему сыну как раз пять. Я Онро, майор медицинской службы. Это я вас вызвал, доктор Теода, потому что слышал: вы никогда не сдаетесь. — Его помятое со сна лицо обрело жесткое, упрямое выражение. — И я тоже не сдамся, пока мой сын снова не станет ходить, говорить и смеяться. Он — все, что у меня осталось. Неплохой отпуск у меня получился, — он горько усмехнулся и глотнул дымящийся кофе.

— Так вы с Ван Гога? — спросила Теода.

— Да, один из немногих уцелевших.

— Вы слышали, о чем я говорила? Вы согласны?

— Слышал. В моем случае не может быть и речи о согласии или несогласии. Я готов на все, что выглядит хотя бы отдаленно правдоподобным. Ваша идея разумна, к тому же компьютер дал единственную положительную рекомендацию, и это терапия. Я пошел за сыном.

Дойдя до шлюза, он повернулся и погрозил Хельве кулаком. — А ведь ты опоила меня, фея из серебряного замка!

— Формулировка неточна, но обвинение принято к сведению, — сказала Хельва ему вслед, когда он, хмурясь, шагнул в кабину лифта.

Теода, охваченная радостным волнением, схватила свой проектор и стала внимательно просматривать пленки, на которых был заснят метод, который она собиралась испробовать.

— Они вводили стероиды и еще кое-какие препараты, — бормотала она. — У тебя что-нибудь найдется?

— В заключении ничего не говорилось о медикаментах, — напомнила Хельва, — но всегда можно попросить Онро, чтобы он стащил все, что понадобится из больничного синтезатора. Ведь он, в конце концов, майор медслужбы.

— Да, это очень кстати, — согласилась Теода и снова с головой ушла в свои пленки. — А зачем им понадобилось… ах да, все ясно! Ведь у них не было готовых соединений.

Хельва завороженно следила, как Теода смотрит фильм, то возвращаясь назад, то прокручивая пленку вперед, многократно перепроверяет, делая пометки, что-то бормоча про себя, и время от времени застывает в раздумье, уставясь в пространство невидящими глазами.

Когда Теода стала проделывать это в четвертый раз, Хельва категорически потребовала, чтобы она что-нибудь съела. Женщина рассеянно доедала жаркое, когда вернулся Онро, на руках он держал обмякшее тельце рыжеволосого мальчугана. На грубоватом лице медика застыло отсутствующее, почти оцепенелое выражение — он бесстрастно следил, как его сынишку бережно укладывают на койку. Хельва заметила у мальчика одну особенность, которая роднила его со всеми жертвами страшного вируса: глаза были полузакрыты, как будто веки до того отяжелели, что он не мог их поднять.

Опустившись рядом с койкой на колени, Теода повернула голову ребенка, так чтобы его глаза находились вровень с ее лицом.

— Дитя мое, я знаю, что ты меня слышишь. Мы будем работать с твоим телом, чтобы помочь тебе вспомнить, что оно умело делать. Скоро ты у нас опять будешь бегать и радоваться солнышку.

Потом без лишних слов, не обращая внимания на невнятные возражения отца, она положила мальчика прямо на пол, на живот, взяла его за руку и за ногу и знаком велела Онро последовать ее примеру.

— Мы переносимся в то время, когда ты был совсем маленький, и впервые пытался ползать. Мы помогаем твоему телу ползти на животе, как будто ты змея.

Терпеливо, монотонным голосом, она повторяла слова внушения. Хельва отметила, что сеанс продлился пятнадцать минут. Они выждали час и повторили все сначала. Прошел еще час, и Теода так же терпеливо проговорила слова, которые должны были восстановить у ребенка навыки ходьбы: сначала вперед двигаются левая рука и правая нога, потом правая рука и левая нога. Еще час — и она повторила наставления по ходьбе. Потом они снова вернулись к ползанью и снова повторили дважды. В промежутках оба врача пытались вздремнуть. Хельва незаметно закрыла шлюз, переключила связь с центральной рубки на себя и оставалась глуха к настойчивым требованиям из больницы вызвать Теоду или Онро. Через двадцать четыре часа Теода слегла изменила схему внушения и добавила массаж и лечебную гимнастику, терпеливо придавая телу разные положения, работая над каждой мышцей — от пальцев рук до пальцев ног.

На исходе двадцать седьмого часа Онро, чьи силы были подорваны накопившейся усталостью, отчаянием и все растущей безнадежностью, забылся тяжелым сном, так что растолкать его больше не удалось. Теода, бледнея на глазах, продолжала сражаться в одиночку, повторяя каждое движение так же точно и старательно, как и в самом начале курса интенсивной терапии.

Хельва намеренно игнорировала собравшуюся внизу толпу, не обращая внимания на приглушенные требования, угрозы и уговоры.

— Теода, — тихо проговорила Хельва, когда к концу подходил тридцатый час, — ты заметила то, что заметила я? Шейные мышцы проявляют тенденцию к сжатию.

— Да. А ведь этот ребенок был так плох, что ему пришлось делать трахеотомию. Видишь шрам? — Теода показала на тонкий шов. И еще я вижу: когда мы начинаем сеанс, веки поднимаются чуть выше. Мальчик понимает, что мы хотим ему помочь. Смотри, глаза приоткрываются… чуть-чуть, но и этого достаточно. Я была права! Я знала, что не ошибаюсь!

— У тебя мало времени, — предупредила Хельва. — Здешние власти вызвали патрульное судно, через полчаса оно сядет рядом со мной. Мне придется открыть люк под угрозой повреждения корабля, так уж я запрограммирована.

Теода испуганно подняла глаза.

— Что ты хочешь этим сказать?