Катерина Врублевская - Первое дело Аполлинарии Авиловой

• Название: Первое дело Аполлинарии Авиловой
• Автор: Катерина Врублевская
• Издательство: Книжный клуб 36.6
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-98697-015-2

Изысканный эпистолярный детектив. Время действия — конец XIXвека. Бал в институте благородных девиц губернского города Н-ска заканчивается трагедией. Чтоб спасти от обвинения невиновных, молодая вдова Полина Авилова берется за поиски настоящего убийцы. Читатель пройдет вместе с героями через чопорные дворянские гостиные, мрачное святилище дикой богини на экзотическом острове, спальни публичного дома и классные комнаты — приведет ли этот путь к разгадке тайны? Или прошлое окажется сильнее… Страницы романа перенесут вас из среднерусского Н-ска на экзотический остров, а когда имя убийцы будет уже известно даже полиции, загадки отнюдь не будут исчерпаны…

---

Но перед самым домом я услышал шум, крики. С парадного крыльца выскочили двое — штабс-капитан, с ним какой-то юнец, и побежали по улице что есть мочи. Пока за ними гнались, я неслышно зашел в заведение и направился прямо в комнату к Ксении Блох, мадам со шрамом.

Она вошла в комнату, взбешенная и раскрасневшаяся. И с порога начала рассказывать, как приходили ищейки вынюхивать, а потом направились к Любе.

— Уж не тебя ли они искали, мой хороший? — отрывисто спросила она. — Зачем ты просил меня познакомить тебя с попечителем? И Любу с собой к нему забирал! Что скажешь? Теперь из-за тебя у меня неприятности! Я к приставу регулярно вожу девочек, околоточному надзирателю плачу, у него жалование полтысячи в год, да от меня столько перепадает, а ты своими делишками все взял и испортил! Это только первая ласточка, сюда еще нагрянут с обысками и проверками, по миру пойду по твоей милости!

Гнев залил кровью глаза, прибавил мне силы! Только Ксения и Люба знали о том, что я приватно встречался с Ефимановым. Надо было заставить их замолчать. Обеих! Я набросился на мадам, сбил ее с ног, схватил подушку и закрыл ей лицо, пока она не перестала хрипеть и дергаться.

Теперь была очередь этой проститутки. Дом затих, клиенты разошлись, и я, в полной темноте, на ощупь, пошел к Любе. Дверь оказалась незапертой. Я медленно, чтобы не скрипела, отворил ее и вошел в комнату. В лунном свете белела застеленная постель. Любы нигде не было.

— Люба! — тихо позвал я. — Это я, Люба! Выходи, не прячься, где ты?

Никто не отзывался. Испугавшись, что меня кто-нибудь увидит, я очень тихо, чтобы никого не разбудить, прошел по коридору и вышел из заведения через черный ход.

Любу я искал долго. Помог счастливый случай. Я был в цирке и увидел, как вдову Авилова, случайно вышедшую на арену, распиливают пополам. Потом она пропала. Так как мне интересно было, куда она исчезла, я пошел за кулисы и нашел ее разговаривающей с Любой. Я не мог поверить в удачу. Дождавшись, когда мадам Авилова уйдет, я зашел в комнатушку, где Люба кормила собак, ни слова не говоря, выхватил у нее из рук нож, которым она резала печенку для собак, и ударил ее в грудь.

Все это заняло меньше минуты. Собаки зашлись в заливистом лае, одна из них даже схватила меня за брюки, но я отпихнул ее от себя, вышел из цирка и вдруг увидел нашего учителя латыни. Мы поздоровались, Урсус закурил сигару, и мы пошли с ним вместе по парку, два добропорядочных господина.

Я продолжал навещать Марию Игнатьевну и слушать ее разговоры про графа, с которым, как она представляла себе, я был на дружеской ноге. И однажды она поделилась со мной радостным известием:

— Знаешь, Иван Карлович, граф мой ненаглядный приезжает ко мне.

— Поздравляю вас, Мария Игнатьевна. Вот теперь вам радости-то будет.

Она рассказала, что Полина пришла к ней и предложила пригласить графа в N-ск, чтобы передать тому дневник из рук в руки.

Мария Игнатьевна ухватилась за эту идею с недюжинной энергией: несколько раз приглашала к себе внучатую племянницу, вела с ней долгие переговоры, потом написала графу. И Господь услышал мои молитвы! Надо было только дождаться передачи дневника графу в руки, а потом забрать его у него. Все просто и понятно! Но я, все же решил проследить за тем, как будут развиваться события.

В честь приезда графа статская советница готовилась устроить прием. Меня, конечно, не пригласили, не по чину, но я прознал, что нужны официанты, знающие французский. Тогда я надел парик, пошел в ресторан «Париж» и записался. Назвался приказчиком из магазина дамского платья, временно без работы; мне выдали фрак, тесные перчатки, и в день торжественного обеда я был на посту — стоял за стулом стряпчего так, чтобы граф и Мария Игнатьевна были напротив. Я напрасно боялся, что меня узнают — на лакея не смотрят никогда.

Мне не терпелось поскорей заполучить дневник. Я не знал, когда мадам Авилова отдаст его графу, и сколько он пробудет в городе, поэтому, выйдя на кухню, я написал записку «Кобринскому. Убирайся прочь, а то подохнешь!» — нужно было поторопить всех, иначе передача дневника затянулась бы на неопределенное время. Написав записку, я сбежал, а с утра засел в засаду у дома вдовы географа.

Ждать мне пришлось недолго: в тот же день Авилова поехала к Марии Игнатьевне, и в руках у нее был сверток, обернутый в жесткую коричневую бумагу. Назад она возвращалась в карете тетки, прогостив у нее три часа, а в руках ничего не было. И я решил действовать.

Когда совсем стемнело, я подошел к особняку Рамзиной. С собой у меня была тонкая прочная веревка, на конце которой я привязал металлическую кошку-якорь. Размахнувшись, я зацепил якорь за баллюстраду на втором этаже и начал подниматься по отвесной стене.

В комнате, которую занимал граф, было темно и тихо. Я впервые находился здесь, и поэтому должен был действовать предельно осторожно. Мне удалось бесшумно подойти к небольшому инкрустированному столику и нащупать надорванный пакет. Я зажег спичку, чтобы убедиться в том, что это именно то, что я ищу, но когда мерцающий свет огня выхватил из темноты лицо графа, обезображенное ужасной гримасой, меня словно окунули в ледяную прорубь. Второй спички было достаточно, чтобы понять: граф Кобринский был задушен тонким витым шнуром.

Не медля ни минуты, я схватил со стола дневник и бросился вон из комнаты. Спустился вниз и убежал прочь из этого дома. Радость владения драгоценным документом заглушила во мне опасение, что это убийство припишут мне и я невинно пострадаю.

Целый день я не выходил из дома — читал дневник Авилова. Только жалко, он оказался коротким — я прочитал его от корки до корки, от начала — до мелко напечатанных буковок «Картонажная фабрика купца В. К. Прейса Васильевский остров Санкт-Петербург».

И вдруг меня осенило: как это Санкт-Петербург? Откуда Санкт-Петербург? Ведь Авилов сел на корабль в Кейптауне! Откуда у него толстая тетрадь из Санкт-Петербурга?

Я попытался собраться с мыслями и успокоиться. Ему мог дать тетрадь консул в Кейптауне, или какой-нибудь другой русский. И тут я вспомнил, что Авилов чертил на полях дневника шахматную доску. Я перелистал толстую тетрадь и никакой доски не увидел. И чернила показались мне слишком яркими, хотя сама тетрадь выглядела более чем потрепанной.

Подделка! Мне подсунули подделку! Не графу — мне! Ему уже дневник не понадобится, а мне еще чудо-остров искать! Мерзавка! Это ей даром не пройдет! Я найду ее и убью и сделаю это с превеликим удовольствием!

Немного поостыв, я потратил день на разработку плана и понял, что нет ничего лучше, как войти к Авиловой в дверь в собственном обличье. Мне терять уже было нечего — я не собирался оставаться в городе после получения дневника. Так и сделал: утром почистил свой пистолет, приобретенный в одном из портов, надел вицмундир и постучался в дверь особняка Лазаря Петровича Рамзина, у которого его дочь, по моим наблюдениям, проводила времени больше, чем в своем доме. Дневник обязательно должен был быть там.

Дверь мне открыла мадемуазель Губина. Она, хоть и удивилась моему визиту, но пригласила войти в дом. Сначала я попытался уговорить ее по-хорошему отдать мне дневник, но когда она не согласилась, я устроил обыск и вновь потерпел поражение. Я стал выходить из себя: приставил к Губиной пистолет и приказал отвести меня на квартиру Авиловой. Мы вышли на улицу, сели в извозчичьи дрожки и поехали. Всю дорогу она молчала и тряслась от страха.

У Авиловой я обыскал все, что мог, и не нашел дневника. И когда я уже был готов застрелить от злости Губину, она вдруг сказала, что дневник находится в гробу графа Кобринского.

И я был в таком состоянии, что поверил этой чуши! Я обрадовался, но мой гнев требовал выхода: Губина — свидетельница, и нужно было заставить ее молчать. Привязав ее крепко к стулу, я спустился на первый этаж и поджег дом. А потом спокойно вышел на улицу, поймал извозчика и велел гнать на кладбище.

Каким же я выглядел идиотом, когда, наставив пистолет на толпу провожающих покойного графа в последний путь, я искал дневник в гробу. Поняв, что меня в очередной раз обвели вокруг пальца, и кто, девчонка, я выстрелил в воздух и бросился бежать, петляя, словно заяц, между могилами.

Мною овладело отчаяние. Я должен был во чтобы-то ни стало добыть дневник, иначе жизнь моя оказалась бы пустой и никчемной. Проводить время в праздном ничегонеделании и ждать стука полицейских в дверь — не для меня. Никакая другая мысль не посещала мою голову, чувство страха мне было неведомо — загнанный зверь вышел на последнюю свою охоту. Снова я занял пост возле дома старухи Рамзиной и ждал удобного случая.

Вечером того же дня ее карета с кучером и лакеем на козлах выехала из ворот. Когда лошади неторопливо стали поворачивать за угол, я выскочил им навстречу, схватил их за узды, подпрыгнул и ударом кулака сбросил кучера на землю. Сорвал с него армяк, высокую шапку, забрался на козлы и погнал к Авиловой. Лакей сидел рядом, помертвев от ужаса.