Виталий Чернов - Сын Розовой Медведицы. Фантастический роман

• Название: Сын Розовой Медведицы. Фантастический роман
• Автор: Виталий Чернов
• Издательство: Издательство "Молодая гвардия"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988

Фантастический роман о медведях нашедших и воспитавших мальчика.

---

— Ладно! Утро, говорят, вечера мудренее. Давайте свое решение вынесем завтра. А теперь пора ужинать и спать.

* * *

Весь вечер над Верблюжьими Горбами стояло облачко. Оно было неподвижно и темно. Горные ласточки чертили крылом чуть ли не по земле. Высоко в небе, чаще обычного, клекотали орлы. По всем признакам ожидалась гроза. Тоже некстати. Одно к другому… Настроение у всех было отвратительное. Кара-Мерген молча и обеспокоено поглядывал на темное облачко, нависшее над Верблюжьими Горбами. Наконец глухо и мрачно произнес:

— Ночью акман-тукман будет.

— Какой такой акман-тукман? — спросил Скочинский.

— Буран. Снег пойдет.

— Да откуда же снегу взяться, когда только конец августа да и теплынь вон какая?

— Ночью сам смотреть будешь. Я правду говорю, — вяло ответил Кара-Мерген, больше занятый тревогами о своем будущем, чем о настоящем.

За ужином он без всякого удовольствия съел кусок архарьего мяса, выпил кружку чая и потом долго сидел в задумчивости, ни с кем не вступая в разговор. Дина, желая его ободрить, сама подсела к нему, дружески заглянула в глаза:

— Ну, что ты, Кара-Мерген-ага, так запечалился? Вот увидишь, все хорошо будет.

— А-а, бикеш, — улыбнулся он грустно, теребя лоскуток жиденькой бородки. — Я совсем несчастный человек. Сорок аю убивал, не боялся, а сейчас боюсь, шибко боюсь. Как теперь жить буду? Раньше куда ни пойду, везде хорошим конаком был. Кумыс каждый казах давал, — стал загибать он пальцы, — мясо тоже давал, нан тоже давал. Сурпа, плов, тушпара, казы, кеваб, баурсак, катык [14] — все пожалуйста. Теперь кто даст? В свою юрту никто не пустит. Скажет, жаман человек. Свою душу шайтану продал.

— Да не продавали вы черту душу, — утешала Дина. — Вы помогаете научной экспедиции. Вы большое дело делаете. Федор Борисович во всем вам поможет…

— Е-е, спасибо, бикеш, спасибо, — соглашался Кара-Мерген, но по-прежнему оставался подавленным.

Как-то не совсем обычно, не так, как всегда, закатывалось солнце. Обернутое в легкий туманный флер, оно казалось приплюснутым и походило на яйцо, только было малиново-красным и садилось на белый пик Порфирового утеса стремительнее обычного. Над лагерем пролетела большая стая горных галок. Их крик был тревожен, а полет тороплив. Они уходили вниз, в сторону долины Черной Смерти. Потом немного погодя тихо зашумел лес.

У-у-у-у… — приглушенно понеслось где-то поверху. Понеслось было и замолкло. Потом снова: у-у-у-у… — но уже громче, напористей и тревожней. Ветер гудел, рвался высоко над головой, не тревожа даже листочка на дереве, и это было очень странно и казалось необъяснимым. Над лагерем словно образовался какой-то прочный воздушный колокол, не пропускающий сквозь себя даже маленького дуновения ветра. Можно было подумать, что весь ураган, который разыгрывается в горах, вот так и пронесется поверху и потом снова все станет спокойно и тихо. Однако вместо этой надежды у людей стало появляться угнетающее чувство тревоги. Первой его высказала Дина. Она подошла к Федору Борисовичу и, глядя на него, со страхом сказала:

— Мне страшно. Я чувствую, что с нами что-то должно случиться.

Он посмотрел на нее с каким-то ранее не присущим ему замешательством:

— Да что вы… успокойтесь.

Но сам испытывал именно то же чувство. Ему тоже казалось, что должно произойти что-то из ряда вон выходящее, что неминуемо придет беда. «Это уже весьма странно, — подумал он, как ученый ища всему объяснение. — Кара-Мерген подавлен, но его состояние понятно. А что же испытывает Николай? Неужели то же самое?»

Скочинский с невозмутимым видом собрал спальные мешки в шалаше, чтобы перенести их в пещеру. Коль уж, как говорит Кара-Мерген, будет акман-тукман, то шалаш от него не спрячет.

— Коля, — подошел к нему Федор Борисович, — что ты сейчас испытываешь?

— Я? — беспечно отозвался Скочинский. — Ничего. Кроме одного желания: по-медвежьи залечь на ночь в берлогу.

— Я говорю серьезно.

Скочинский вылез из шалаша, держа под мышками скатки спальных мешков.

— Ты насчет этого? — и покрутил головой, показывая вверх, где рвался и гудел ветер.

— Да. Насчет этого.

— Руководствуйтесь природой, говорит Сенека…

— Ты неисправим. Да можешь ты в конце концов не балагурить! — рассердился Федор Борисович.

Скочинский заулыбался.

— Ну хорошо. Я испытываю чувство страха. Тебя это устраивает?

— Вот это я и хотел услышать. Ты понимаешь? Мы, оказывается, все испытываем одно и то же чувство. Только что Дина сказала, что она чувствует приближение какой-то беды. Я чувствую то же самое. Мы же ученые, мы должны разобраться… У тебя это чувство есть или нет?

— Есть. Поэтому я и лезу в берлогу и вас хочу с собой затащить…

— Значит, серьезно, есть?

— Да, серьезно, но не обязан же я паниковать?

— Черт возьми! — выругался Федор Борисович. — Это какое-то загадочное явление. Неужели вот эти изменения в природе так способны давить на психику?

— Очевидно, способны. Ведь прижимает же атмосферное давление к земле всяких мошек? Почему же оно не способно угнетать человека?

— Хм, — сказал Федор Борисович и отошел.

Вскоре ветровой шквал загудел ниже, и сразу все почувствовали холод.

— Вот пурга идет, — вяло сказал Кара-Мерген и еще раз посмотрел в сторону Верблюжьих Горбов, над которыми уже не висело облачко, а стояла тяжелая синеватая мгла.

Федор Борисович махнул рукой, указывая на пещеру. Все стали собирать оставшиеся вещи, понесли их в медвежью берлогу.

— Да мы здесь и зимовать можем! — уже громко кричал Скочинский, пересиливая рев ветра, несущийся с высоты.

Едва все влезли в пещеру, как перед нею со свистом пронеслась упругая волна воздуха. Она пригнула к земле траву, словно прошлась по ней огромным тяжелым катком. Небольшие яблоньки согнулись в дугу. Плоды и листья посыпались с них дождем.

— Прямо скажем, вовремя, — пробормотал Федор Борисович. — Такой ветер способен снести человека, как муху.

Дождавшись кратковременного затишья, Кара-Мерген выскочил к шалашу и принес охапку травы. Потом он заткнул изнутри лаз, оставив в нем лишь небольшое отверстие.

— Такая погода шибко опасная. Совсем пропасть можно. Я вот так один раз чуть-чуть не пропал. И вот ведь какое дело! Знал, скоро буран будет, прятаться надо, а силы нету, воли нету, голову какой-то туман кружит, страх берет. Я шибко боялся. Потом мало-мало ползал, ямку искал, прятался. Утром проснулся — хоть бы что!

— Высоко в горах мало кислорода, воздуха, — отвечал ему Федор Борисович, хотя и сам не знал точно, чем можно объяснить апатию и невольный страх человека перед наступлением снежного урагана. — А когда вот такая погода, воздуха становится еще меньше. Вы чувствуете, как мы все тяжело дышим сейчас? Атмосферное давление резко понижается. Вот это, очевидно, и вызывает в человеке угнетенное состояние.

А за пещерой уже бушевала метель — со свистом, с воем, с протяжным гудом. Под этот вой и гуд они все и уснули, тесно прижавшись друг к другу. Проснулись утром в белой тишине, в сказочно красивом мире, родившемся за одну ночь перед их каменным убежищем. Вокруг толщиной в два вершка лежал ослепительно чистый снег. Лежал и не плавился, хотя было тепло и солнце снова собиралось греть по-августовски. Федор Борисович и Скочинский, раздевшись до пояса, принялись играть в снежки, смеясь и радуясь, словно не надо было решать, что же делать в связи с угрозой Абубакира, словно вообще не было странного предчувствия беды перед снежной бурей, словно всегда было хорошо.

17

Утром действительно как-то все стало ясно. Тревожная весть, принесенная Кара-Мергеном, уже не вызывала того острого опасения за сохранность базы в долине и возможную вспышку эпидемии холеры в казахских стойбищах, какое она вызвала перед снежной бурей. Конечно, приезд в долину Черной Смерти Абубакира со своими воинственно настроенными жигитами, их угроза, их сообщение о холере серьезно осложняли дальнейшую работу экспедиции, но вывод и окончательное решение, как поступить, напрашивались сами собой. Вчерашнее предложение Скочинского было единственно верным и резонным. Он должен был спуститься с Кара-Мергеном в долину и попробовать убедить Абубакира, что никакого Жалмауыза — пожирателя людей в этих горах нет, а есть мальчик, безобидное существо, воспитанное зверями. Заразные болезни, время от времени вспыхивающие в аилах, никоим образом не могут быть им посылаемы, все это вымысел и заблуждение суеверных людей, подчас злобно настроенных муллами и недобитыми баями против Советской власти, несущей казахам грамоту, культуру и здоровье. Скочинский должен был также убедить Абубакира и тех, кто сопровождает его, что следует немедленно сообщить в Кошпал о появлении холеры, и тогда опытные табибы не допустят ее распространения на другие аилы. Так должен был сказать Скочинский Абубакиру и сделать все возможное и невозможное, чтобы выполнить перед людьми, попавшими в беду, свой долг ученого и человека.