Борис Бондаренко - Час девятый

• Название: Час девятый
• Автор: Борис Бондаренко
• Издательство: Сов. Россия
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1988
• ISBN: 5-268-00553-7

Борис Бондаренко известен читателю романами «Пирамида», «По собственному желанию» и другими книгами. Герои повестей, вошедших в настоящий сборник, наши современники – физики одного из научно-исследовательских институтов Москвы, рыбаки Сахалина, жители глухой сибирской деревин, разные по возрасту и образованию. Но все повести объединены неизменным интересом автора к внутреннему миру своих героев, его волнуют вечные нравственные проблемы, которые не могут оставить равнодушными и нас, читателей.

---

– Ой, простите, тетя Аня...

– Ничего, Машенька...

Ушли они – и долго еще сохранялось у Анны Матвеевны радостное настроение, не хотелось думать ни о чем плохом, все вспоминала Андрея и Машу. Вот наконец и довелось увидеться с Андреевой женой – и хорошо было, что опасения Анны Матвеевны оказались напрасными, что невестка оказалась лучше, чем представлялось, хорошо было видеть, как ласково и любовно относятся они друг к другу.

9

И опять пошли дни.

Анне Матвеевне все тяжелее становилось лежать здесь одной, хотелось домой – как ни трудно было бы там, а все свои, и она стала просить врача выписать ее. Тот все отказывал – подождем, говорит, пока швы не подживут, сейчас вас и везти нельзя. А швы и в самом деле стали затягиваться – гноя все меньше выделялось, и бинты стали реже менять.

Ирина написала, что приедет числа двадцать пятого июня, – и очень хотелось Анне Матвеевне к этому времени домой попасть, побольше с дочками и внучками побыть.

Но двадцать пятого доктор не отпустил ее – еще недельку, сказал, полежать надо. Ирина с детишками и Веркой прямо с вокзала в больницу, к Анне Матвеевне, и как увидела она, с какой радостью внучки бросились к ней, – так жалко ей себя стало. Дожить бы еще лет десять, посмотреть, какие красавицы выйдут из этих девчушек. Старшей, Тане, было шесть, Оле – на год меньше. От их щебетанья да от ласковых глаз Ирины тяжесть на сердце у Анны Матвеевны прошла, она заулыбалась, но по лицу Верки заметила все-таки, что очень уж она, должно быть, изменилась, – Верка не сумела скрыть своей жалости и боли, избегала смотреть на мать, чуть что – и глаза в сторону отводит.

Расселись все вокруг нее, девчонки наперебой стали рассказывать, чему научились за год, – Таня стала буквы на газетке показывать, по складам читать, а Оля ревниво перебивала ее, все хотела стихотворение прочесть. Анна Матвеевна обеих выслушивала, никто в обиде не оставался. Ирина все больше помалкивала, поглядывала на мать большими ласковыми глазами. Тут и слов не надо было, чтобы понимать друг друга. Анна Матвеевна спросила только, как Петро да как у Верки дела в училище, а то все больше с внучками возилась. Вскоре и Михаил зашел – приехал на лошади, как и договаривались в письме. Анна Матвеевна его к врачу послала – пусть еще поговорит, чтобы ее пораньше отсюда выписали, да точно договорится, когда приезжать за ней. Михаил ходил недолго, сказал, что врач ни в какую не поддается, а через неделю – пожалуйста, если ухудшения не будет. Анна Матвеевна вздохнула и чуть было опять не прослезилась – слаба на слезы стала, да уж больно ей хотелось сейчас вместе со всеми уехать, свежим воздухом подышать, на деревню свою посмотреть.

Посидели еще с полчаса, потом Михаил Федорович скомандовал собираться. Анна Матвеевна все крепилась, заплакала только тогда, когда уже уехали все. Долго плакала, и живот от этого разболелся. Думала – все же мои родные, милые остаются, им-то еще сколько жить, ведь помогать, советовать надо, все горе ихнее на себя взяла бы, любую беду их на свои плечи взвалила – зачем же не ко времени помирать ей? А о том, что все еще может обойтись и она еще поправится, уже не думала Анна Матвеевна. После язвенной-то операции через три недели самое большое выписываются, а она уже больше двух месяцев лежит, слабеет все больше, да и шишка эта проклятая внутри все больше растет. Каждый день ее щупала Анна Матвеевна, и все время страх ее забирал – точь-в-точь такая же, как у Егора, он ее не раз показывал, и она сама ее щупала, сама успокаивала, – пройдет, встанешь еще. Так до самой смерти и не встал Егор, и ей, видно, не приведется...

Тяжело шли эти оставшиеся до выписки дни. С утра до вечера – словно год проходил, и ночью неспокойно было – плохо спала Анна Матвеевна, но врачам не говорила – боялась, что еще задержат ее здесь, не выпишут. Но врач каждый день говорил, что третьего, как и обещал, выпишет.

А тут еще одна гостья пришла, совсем уже нежеланная. Анна Матвеевна даже удивилась, увидев входящую Катерину – ей-то что здесь понадобилось? У них и всегда-то отношения были так себе, а после смерти Егора и вовсе на нет сошли – здравствуй, и весь тебе разговор. Пыталась было Катерина жаловаться ей на Егора, на сыновей – а только это, кажется, она и делала – жаловалась всем, – но Анна Матвеевна сразу оборвала этот разговор – и слушать не захотела. Катерина пыталась и на Анну Матвеевну наговаривать, – вот, мол, помогала столько лет, от себя отрывала, а теперь и разговаривать не хочет. Но эти разговоры и вовсе уж смешными казались – кто ж не знал, что всю жизнь Катерина нигде не работала, один Егор с утра до ночи горб гнул, – как же она-то помогать могла? Саму же Катерину и высмеяли за эти разговоры.

Давно уже не встречались Анна Матвеевна и Катерина – года четыре, наверно. Да, через год после смерти Егора виделись, вспомнила Анна Матвеевна. Тогда Катерина выглядела еще гладкой, упитанной, щеки лоснились, от жира чуть не лопались, и принаряжена была – жакетка плюшевая, тонкий пуховой платок, боты новые, дорогие. Видно, неплохо ей тогда жилось – и те деньги, что от семьи тягала, пока вместе с Егором жила, видать, еще не кончились, и дом у Андрея отсудили, половину продали – тоже деньги немалые. Говорили тогда, что и мужик у нее завелся – какой-то завскладом, а Катерина на этом складе сторожем числилась, но работать почти не работала, только деньги получала – сама похвалялась. Тогда, при последней встрече, Катерина вроде даже пожалела Анну Матвеевну, посочувствовала – что-то больно уж худая да бледная, не больна ли? Разговор этот Анна Матвеевна оборвала, быстренько попрощалась и пошла по своим делам.

А теперешняя Катерина, входившая в палату, очень уж не похожа была на ту, прежнюю – щеки мешками обвисли, кожа дряблая, серая, на ногах – в такую-то жару! – толстые шерстяные чулки, и жакетка вроде та же самая, плюшевая, но вся уже облезлая и замызганная. И взгляд совсем другой – как у побитой собаки.

– Здравствуй, Анюта, – тихо сказала Катерина.

– Здравствуй, – сдержанно отозвалась Анна Матвеевна.

Катерина села на краешек кровати, сложила руки на животе, все что-то в сторону глядит, никак разговор начать не может. Наконец спросила:

– Как здоровье твое?

– Ничего, слава богу, – спокойно сказала Анна Матвеевна. – Третьего вот выписываюсь, домой поеду. Как ты живешь, рассказывай.

– Да какая там жизнь... Болею все. Ревматизм замучил, не работаю почти, а жить-то надо. Вот даже к тебе без гостинца пришла, ты уж не обижайся – купить не на что.

Говорила Катерина жалостливо, даже глаза мокрые стали, но Анна Матвеевна слушала ее холодно – давно уже знала она цену этим жалобам.

– Коли работать не можешь – пенсию должны дать.

– Да вот не дают.

– А что же... дружок твой? Аль не помогает?

– Да что ты, Анюта, бог с тобой, – обиделась Катерина, – никого у меня нет, я же все время одна была.

– Ну-ну, – только и сказала на это Анна Матвеевна.

Замолчали обе. Катерине явно хотелось что-то сказать, да, видно, не знала, как подступиться. Анна Матвеевна сама помогла ей:

– Если жалиться пришла – говори, послухаю, только уговор такой: об Егоре ни слова, если за этим пришла – нечего тебе тут делать.

– Я не об Егоре, – махнула рукой Катерина. – Бог ему судья, зачем я на него говорить буду, хватит и того, что я двадцать лет намучилась с ним. Я о другом...

– О чем же это?

– Что ты сыновей-то от меня отбиваешь?

– Я? – выдохнула Анна Матвеевна и от волнения зашарила руками по одеялу. Потом успокоилась немного, сказала: – Или ты совсем уж стыд и совесть потеряла, или еще дурнее стала, чем была. Кто тебе помог додуматься до этого?

– А чего тут додумываться? – уже со злостью заговорила Катерина. – К тебе они едут, а к родной матери и на минуту заглянуть не хотят. Было б далеко – ладно, а то ведь ходьбы от больницы пять минут. Кто ж, кроме тебя, их отговаривает? Ты ж все время горой за Егора стояла. И сейчас правду о нем слушать не хочешь.

– Ну, правда твоя давно мне известна, – холодно сказала Анна Матвеевна. – А насчет сыновей – так если хочешь знать, я сама их к тебе посылала, хоть и не стоишь ты этого. Слышала я, что ты на Андрея в суд подать хочешь, алименты требовать?

– А что? – завелась Катерина. – И подам. Право такое имею. Я еле сорок рублей в месяц зарабатываю, а он три тыщи получает.

– Гляди-ко, какая ты грамотная, – даже удивилась Анна Матвеевна. – Это какие же такие три тыщи? Что-то я о таких деньгах не слыхала.

– Ну, триста, – недовольно отговорилась Катерина. – Я на старые привыкла считать.

– Его – на старые, а как свои – так на новые? Как курица слепая, все под себя гребешь... Неужто и в самом деле в суд подашь, на этакое позорище пойдешь?

– Какое такое позорище? – злобно взглянула на нее Катерина. – Я по закону имею право требовать – потому что он мне сын, а я больная, работать не могу.