Борис Екимов - Предполагаем жить

• Название: Предполагаем жить
• Автор: Борис Екимов
• Жанр: Современная проза

---

– избави бог. Это не по-нашему. И ни в роду у нас, ни в крови – ничего и никогда не было. Не армяне, не евреи… Зарплата и аванс.

Вот и все. Сто руб лей, двести, триста – большие деньги. И вдруг…

Ты пойми это! Пять да де сять миллионов берешь. Вот и не спишь ночами. Вдруг где-нибудь получится сбой: у поставщика, на таможне, при перевозке. Много всякого было. Такие порой страсти… У меня, слава богу, все в основном гладко шло. Никого не обманула. Со мной работали, верили. А потом увидела иное. Ясно увидела, поняла: все разваливается, а если рухнет, то всем будет хуже. Элеваторный комплекс, хлебозавод, магазины – это все разваливалось, когда я туда при шла: не было средств, уходили люди, ни зерна, ни муки. Я свои деньги туда вкладывала, рисковала. Работала с колхозами. Это было трудно, поверь. А по том: ваучеры, приватизация, акционирование.

Через все надо было пройти. Все – впервые. Тот же пивзавод. Он же пропадал, его растаскивать начина ли на железки, тем более что рядом такие конкуренты. Мне его, считай, на вязали: возьми да возьми. Я и взяла. Конечно, и там было непросто. Но мы свою нишу отстояли, и пошло дело. Идет, слава богу. Но надо работать. Я всегда просто работала. Всю жизнь с полной отдачей. И раньше, и теперь.

– Но теперь у тебя все есть для жизни, – сказал Илья. – И зачем тогда еще, и еще, и еще?

– Милый мой, – улыбнулась мать. – Что такое: все есть. Это ведь не кусок золота, держи и любуйся, радуйся, оно – в руках. А у нас – лишь производство, бизнес, как теперь говорят. Лишнего жира тут быть не может. Как у хорошего спортсмена, одни лишь мышцы. Все – в обороте, все – в деле, прибыль – в развитие, в обновление. Да ее не хватает. Снова – кре дит, лизинг. А значит, надо отдавать долги.

Остановишься – значит, тебе конец, завтра все рухнет. Мы ведь лишь начинаем работать и что-то сооб ражать. А в Европе и в мире давно отлажено. И оттуда сейчас такие деньги идут, такие могучие компании.

Упустишь ли, промахнешься – никто не простит. Там такие обороты набраны, такая поддержка властей, какая нам не снилась. У них опыт.

А у нас лишь начало. Значит, надо работать, а не пенки снимать.

Иначе тебе сразу конец. Примеров этому много.

Она говорила, и внимание сына – его лицо и глаза подсказывали, что он не просто слушает, но понимает.

– Ты в наших делах никогда ничего не касался. У тебя – иное, дале кое: книги да книги, учеба и учеба. Прошлые века, древность. Там все по полочкам уже разложили. Историки да философы. Потому тебе и кажется, что и в нынешнем все понятно. Нет. Здесь все новое, живое, порой – го лова кругом. И хочется иной раз, как ты говоришь, все бросить. Это у всех, кто работает. И раньше так было, и сейчас: работа и работа. Клянешь ее. А без нее – никуда. Наверно, это уже в крови. Тебе вот сейчас скажи, – засмеялась она, – все дела оставь и сиди. Университет, диссертацию, иные заботы. Ты ведь заскучаешь. Так и у нас, милый… Так и у меня. Это – про сто жизнь. Как ее переделать? И заново не начнешь. Ты вот сам попробуй. Возьми в свои руки что-нибудь – хотя бы хлебные магазины. Дело налаже но, не первый год. Но когда влезешь, то на каждом шагу проблемы: персо нал, ассортимент, сбыт, реклама… А ведь все вроде налажено. Но увидишь, как все непросто. Алеша знает. Он скажет тебе тоже.

– Мама, но разве я об этом говорю…

Сухая трель мобильного телефона прервала его.

– Никаких изменений, – ответила мать. – Как обычно. А потом сыну сказала:

– Мы еще поговорим с тобой, милый. А пока отдыхай. И ничего не бой ся. Это была ошибка, – твердо сказала она. – Только ошибка. Запомни.

– Подожди, мама. Не уезжай. Ты должна понять то, что я понял. И это нельзя откладывать, потому что в любой момент…

– Мы еще поговорим с тобой, милый. А сейчас мне нужно ехать. Ме ня ждут.

И снова запел звонок, которому мать обрадовалась.

– Как ты вовремя, дорогой! – Мать подняла на Илью сияющий радос тью взгляд и ответила: – Вот он! Ждет тебя. Только не торопись, прошу. У нас такие плохие дороги. Заедешь по пути ко мне. Я – на месте.

Целую. – И объяснила: – Алеша приехал. Скоро будет. Встречай. А я вернусь в шесть.

Старший сын и брат – Алеша Хабаров – ненадолго по делам уезжал в

Германию. О семейной беде ему не сообщали.

– Алешка… – обрадованно рассмеялся Илья. – Давно не видел его.

– Вот и встречай, – сказала мать. И заторопилась: – Я поехала. От дыхай. И ничего не бойся. Запомни: это была ошибка.

Мать ушла. Илья остался один, ожидая старшего брата, которого не видел давно.

В просторной квартире было тихо. Окна ее выходили частью в нешумный двор, но главное – в просторный сквер и к реке. Маковки тополей да вязов, сосен да елок не доставали до окон высокого шестого этажа.

Асфальт дорожек да землю они скрывали, но не мешали открываться просторному виду речной воды, неба, летней сияющей голубизне, нежной лазури или суровой осенней стылости. Окна глядели на восход. И всякое погожее утро видели его.

Дом был старый, кирпичный. Прежде жили здесь впятером, в квартире трехкомнатной. Теперь остались вдвоем: Алексей с матерью, прибавив к жилью прежнему еще три комнаты, когда-то соседские. Гостиная, столовая, кухня, кабинет с библиотекой, спальни да еще невеликая комнатка домработницы Вари, которая нынче была в отпуске. Обычно она прибирала да убирала, потихонечку напевая, или на кухне возилась. А нынче в просторной квартире было совсем тихо.

Но эта тишина не пугала Илью, даже напротив: он чувствовал, что берегут и укрывают его родные стены.

В квартире питерской, уже обжитой, уютной, он все же порою чувствовал себя гостем ли, постояльцем. А здесь хоть и редко теперь бывал, но чуял: домой приехал.

Вот и теперь, проводив до порога мать, он вспомнил было о делах питерских и включил ноутбук. В почте, среди обычного мусора, он искал и находил нужное и не очень: "Милый, ты почему молчишь.

Скучаю", "Академик Алексеев согласился оппонировать. Поздравляю",

"Конференция переносится на октябрь", "Милый, ты куда провалился. Я тоскую".

– Я – тоже… – сказал Илья вслух.

После почты он попробовал заняться иным, открывая за страницей страницу. Но таким холодным, ненужным казалось ему все, чему еще вчера, с интересом и радостью, посвящал свою жизнь: древние греки,

Ямбул да Евгемер, "Священные хроники", остров Панхее да остров

Солнца и наши, которые ближе, – Феодосии Косой, Подшивалин, Поповы

"общие" "молокане" – все далекое и давно потухшее. Зачем эта холодная зола, когда рядом живое? Вот оно – гляди и радуйся.

Оставив компьютер, он из комнаты в комнату прошел по квартире, наслаждаясь ее покоем, который царил тут всегда, с давних времен детства и по нынешний день. Здесь хорошо дышалось. За большими, чисто промытыми окнами открывалась картина завораживающая: огромное небо с белыми облаками, синяя речная вода, зелень деревьев – мир и покой. В одной из комнат он уселся в большое удобное мягкое кресло и стал глядеть в заокон-ный простор, порою глаза прикрывая, задремывая. Но даже опуская веки, он видел вовсе не тьму, а ту же зелень, синеву, бель – словом, жизнь.

Как хорошо оказаться дома после долгой дороги, нелегкой разлуки, чужих углов… Как благостно, сладко в родных и приютных стенах. Как тепло и покойно сердцу, душе.

Илья крепко заснул, но проснулся, внезапно вздрогнув. Что-то ему привиделось… Он очнулся: мягкое кресло, книжные шкафы и полки вдоль стен, просторный письменный стол в углу, возле окна; на нем – зеленая лампа. И вспомнил: ему привиделось, что за столом сидит отец. Лампа светит, белый круг – на столе, а голова отца, его лицо – в зеленом полумраке.

Отец умер пять лет назад. Но умер не здесь, а далеко, на Севере. Его привезли и схоронили в закрытом цинковом гробу. Гроб был большой и страшный своей непонятностью. Потому что гроб человеку не замена, даже мертвому.

Но сначала, и очень долго, отец был живой.

Вспомнилось совсем давнее. Но вспомнилось ясно. Желтый двухэтажный корпус глазной клиники, где работал отец. Второй этаж и налево.

Тесный кабинетик. Отец за столом, возле окна. Только что ушел больной. И тут же кто-то из врачей заглянул в кабинет.

– Бога ради, простите…- взгляд на пришедшего Илью. – Извините, я бы вас не потревожил, но в первый раз такое вижу.

Илья понимает: это рядом, через стену, идет операция и что-то случилось неожиданное, потому и зовут отца, который без слов поднимается и уходит. И возвращается не скоро.

Потом телефонный звонок.

– Да, да, – отвечает отец. – Посмотрел. Правильно, что сказал. Мо лодец. Я посмотрел. Видишь ли, глазное дно очень чистое, розовое…

Но с другой стороны… Молодец. После этого я еще посмотрю, и мы посовету емся. Естественно… – Отец опускает телефонную трубку и объясняет: – Девочка, три года…- А потом вздыхает: – Чего-то я устал. Вроде всего од на операция, и людей приняли немного, – словно спрашивал он у своей помощницы медсестры, которая ответила сразу: