Андрей Кучаев - Темная сторона любви ( Рассказы )

• Название: Темная сторона любви ( Рассказы )
• Автор: Андрей Кучаев
• Жанр: Современная проза

---

Отец уехал давно в Австралию с новой семьей, сестра раньше писала на

Рождество из Канады одну открытку в год, а с введением в обиход

Интернета и ту не посылала мне больше… Даже близкие чурались меня.

Так что я заранее приговаривал себя к фиаско при общении с женщинами.

Я постарался успокоиться и заставил себя уставиться в окно. Спутница извинилась и через минуту в полутьме, на расстоянии дыхания засветились невнятно белые и розовые пятна, а еще через минуту послышалось щелканье резинок и кнопок. Что-то большое и очень теплое почти вплотную приблизилось к моему лицу, так что при желании я мог дотронуться губами до матовой белизны. Потом, задев меня по носу, теплое привидение вышло, грохотнув дверью.

“Неужели пошла в ресторан?”

Ресторан мне никто не предлагал оплачивать, я засел за бутылкой казенной минералки коротать вечер. Он тянулся, мне казалось, бесконечно, хотя от силы прошло не больше четверти часа – время, необходимое немецкой женщине для приведения себя в порядок перед сном, если она не сидит за столиком с попутчиком посолидней…

Я не выдержал взгляда оранжевых глаз с дивана напротив и прилег.

Потом мне надоело дремать в неудобной позе, я разделся и залег под легкое, пахнущее сырым верблюдом одеяло.

Не спалось. Захотелось курить. Не уверенный, что спутнице понравится табачный дым, я накинул плащ на голое тело и взялся за ручку двери, чтобы выйти в коридор. Дверь не открывалась. Пошарил по стене, чтобы зажечь свет и разобраться с защелками, свет погас совсем. Заработал кондиционер наверху, повеяло холодом ноября. Темнота была такая плотная, что я не видел оправы собственных очков, которые еще были на мне. Темноту можно было раздвигать руками, как воду в проруби.

Пропало ощущение пола, потолка, стен, вообще всех размеров.

Пространство стиснулось до такого же темного полого вместилища внутри меня. Пустота и мрак “внутри”, которое и есть “снаружи”, и ничего более.

Все, что могло появиться теперь, могло прийти только оттуда, из пустоты внутри меня. И я со страхом ожидал, что же явится? Следующий страх пришел совсем с неожиданной стороны: я понял – все, что сейчас будет, хотя и свершится по моей воле, но и вопреки ей, ибо над этой волей как раз я и потерял контроль.

“Сейчас оживет этот проклятый зверь!”

Мне показалось, что кто-то мягко спрыгнул с дивана напротив. Но – никого. Даже белая шкура зверя не различалась в этой тьме, тьме колодца, в котором я сидел, потому что этот колодец был мной.

“Сейчас я увижу руки!”

Руки, обтянутые синими перчатками, были, как были, на столе, да и то я их не видел, а чувствовал.

“Сейчас войдет она!”

Дверь в купе со скрежетом раскрылась, проехал косым ножом ртутный блик, и снова пала тьма.

Запахло духами. Уже знакомый запах.

“Опиум”, – узнал я запах.

Но вместо ожидаемого волнения все пространство стиснул страх. Страх исходил от темной фигуры за спиной. Казалось, и она, и все, с ней связанное, пришло из прошлого, где оно дожидалось своего часа, чтобы разом наброситься и загрызть.

Такое приходит один-единственный раз в жизни человека, потому и не может прийти из памяти, как всякое небывшее.

Прошлое оказывалось не памятью, а заготовленным ужасом будущего, отжатым из всей прожитой жизни – субстрат темного и гиблого, притопавшего на мохнатых лапах в долгожданный миг, который для всякого и есть его последний час.

Вместо восторга предчувствия обладания женским телом меня охватил ужас, как от попытки завладеть мной со стороны тупой и косной, но неодолимой силы.

В ту же секунду я опрокинулся на пол, сдаваясь под напором этой силы. На какое-то время сознание померкло. Потом металлический, смягченный современной подвеской перестук напомнил мне сразу, что я качу в комфортабельном экспрессе среди европейской ночи.

Окно за моим затылком было исколото звездами, холодными и чужими.

Я попытался подняться, встал на четвереньки. Кто-то часто дышал совсем рядом. Я нашарил в темноте опору – ею оказалась горячая спина, дрожащая от возбуждения.

“Она спустилась ко мне! Чего же я медлю?”

Я стал искать в темноте ее прелести, мое лицо и руки находили всюду только теплый мех, запах “Опиума” и еще какой-то, кислый и нечеловеческий.

Дыхание участилось, горячая плоть подо мной приходила в движение, слишком знакомое, чтобы не понять. Тяжелое, незнакомое этой своей тяжестью, все сметающее желание, не знающее препятствий или готовое любое препятствие устранить, растерзать, клокотало во мне! Там, внизу, где были зажившие недавно раны от “подвальной” травмы, полыхал огонь. Подо мной был зверь, и он требовал зверя во мне. Из меня. И сил удержаться у меня не было.

“Вот это и есть конец! Я не могу остановиться!”

И все-таки я сделал попытку, но синие руки выстрелили со стола и вцепились мне в горло. Выбора не было.

“Я хочу!”

“Хочу быть! А это значит – вот так любить!”

Потом я взвыл от все затопившего наслаждения. Потом мне захотелось умереть. Потом я почти умер, как это бывает во всяком экстазе.

Мы вместе с локомотивом издали один и тот же вопль смертельно раненого животного…

Вы не поверите, да и никто не поверит, но все последующее я увидел как бы со стороны… Потому и вам предлагаю закрыть глаза или зажмуриться, чтобы понять, почувствовать ярче и отчетливей! Тогда вы увидите то, что видел кто-то уже вне меня.

Утром высокий худой проводник с удивлением заметил, как из четвертого купе вышла женщина с крупной белой собакой. Больше из купе никто не вышел.

В купе проводник никого из пассажиров не обнаружил. В багажной сетке валялись кейс и шляпа. На крючке оставалось легкое, бывшее когда-то кашемировым, потрепанное мужское пальто. На полу стояла дорожная сумка из ненатуральной кожи.

Все обнаруженные вещи проводник вынес к себе в служебное купе, до прихода полиции.

“Вещи мне больше не понадобятся”, – подумал я, следуя за хозяйкой на прочном поводке, автоматически стопорящемся в специальной обойме на случай, если мне, к примеру, захочется рвануть поводок, чтобы вырваться и убежать.

Я, если говорить всю правду, и не пытался. Мне нравилось, что она меня била… Нет, ласкала тоже, но била нещадно. Тем самым поводком.

И ругалась при этом на непонятном мне языке… Позже я узнал, что она ругалась по-чешски! “Грязные, грязные собаки! Убийцы! Ненавижу!

Цепные псы московских палачей!” Надо сказать, что я в свои восемнадцать лет участвовал в событиях в Праге. В составе войск стран Варшавского пакта. Я служил в отдельном батальоне бронетанковой дивизии ГДР… Она умела и бить и любить, эта женщина, которую я поначалу принял за польку.

В этом месте наш рассказчик, Сизов, остановился, словно вторично переживая когда-то услышанное как свое. Потом он спохватился, посмотрел на всех с виноватой улыбкой и, предвосхищая наше недоверие, смешанное с изумлением, добавил:

– Да, я слушал этот финал рассказа моего ночного собеседника в больнице, как он велел, с закрытыми глазами. Когда я их открыл, мой собеседник сидел сгорбившись и надвинув на глаза шерстяную шапочку.

Потом он поежился, спрятал в шарф свое бородатое лицо и сунул руки в карманы, хотя на них были надеты перчатки. Я заметил, что он весь дрожит, его как-то крутит и дыхание его делается хриплым. Потом он вскочил и бросился прочь Короче, он исчез. Больше я его никогда, как я уже сказал, не видел. Он исчез и из комнаты, и из санатория

Невероятно? Но еще более невероятно, что я получил письмо от него! Я всегда ношу его с собой.

С этими словами он достал бумажник, а из него – сложенный пополам листок, не больше листка из записной книжки. Он развернул его и передал ближайшему к нему хозяину дома, академику. Тот молча взял листок, водрузил на нос очки и прочел. Потом он передал следующему.

Наконец листок обошел всех. Там стояло: “Напомню Вам: “У турецкого бея под носом шишка!” О! Эти запахи – какой новый и восхитительный язык! Если можете, достаньте мне словарь запахов, если таковой существует. Заранее спасибо. Томик словаря, когда достанете, положите в саду вашей дачи в Салтыковке, на вторую от ворот скамью.

А еще лучше – под скамью Я, как и вы, все еще вынужден жить в этом мире. Потому не надо ничему удивляться в нем. Скажу больше – за счастье пребывать в нем вы тоже заплатите любую цену. И счастье это заключено в простой истине: мир не стоил бы ни гроша, не существуй в нем Любви! А любовь – божественная субстанция, состав которой не меняется от формы сосуда, в который она налита”.

Мы, после рассказанной истории, только переглянулись и крякнули.

Наш хозяин, потерев закрытые глаза худыми пальцами, молча отставил кисть, обвел нас с чуть наигранным изумлением и молча показал на, как мы поняли тоже без слов, очередного рассказчика. Им оказывался последний из постоянных гостей, незаметный и тихий гений, который вот уже лет десять вел странную и непонятную анахоретскую жизнь в деревне. О нем ходили самые невероятные слухи, он их не подтверждал, но и не опровергал. Звали его Даниил, фамилия – Нежный. Или Даня для своих.