Анна Лавриненко - Восемь дней до рассвета

• Название: Восемь дней до рассвета
• Автор: Анна Лавриненко
• Жанр: Современная проза

---

– Где мы сегодня останавливаемся? – спрашивает он.

– Черт знает, – пожимаю я плечами, – надо посмотреть.

– Так посмотри.

– Рано еще.

– А потом поздно будет. Я есть хочу, – ноет он.

– Ты постоянно есть хочешь, – смеюсь я.

Мы обедаем в первой попавшейся на нашем пути закусочной. Таких закусочных нам встретится еще очень много. Все они будут похожи друг на друга, как самые настоящие близнецы или как на картинке “Найди десять отличий”. Первая же мне очень хорошо запомнилась, наверное, потому, что была первой. На улице – летние столики: пластиковые, я это очень хорошо помню, а внутри всего три стола: чистые, аккуратные, с салфетницами без салфеток. Стулья с железными спинками и мягкими сиденьями, как в кафе-мороженых. И девушка за стойкой: какая-то неживая, с длинными грязными волосами, свисающими отдельными прядями, и унылыми, как осенняя пора, глазами. Хотя это бывает очень даже красивое время года. Но когда опадают последние желтые листья и вот-вот со дня на день наступит зима, становится не по себе: грустно и тоскливо. Примерно такими и были ее глаза.

В закусочной обедаем мы одни. Едим фирменный суп. Этот суп ничего особенного собой не представляет, и ничего фирменного в нем нет, но мы в восторге, как будто обедаем в самом дорогом ресторане. Потом едим салаты и пьем кофе. Кофе растворимый и невкусный. Но для нас почему-то, наоборот, кофе приобретает божественный вкус. Мы смеемся на всю закусочную, и девушка за стойкой поглядывает на нас и улыбается. Мне немного жалко ее. Она одна из нас, и я это чувствую.

В машине орет музыка, а скорость все увеличивается. Он не одобряет быстрой езды, я знаю, но ничего не могу с собой поделать. Мы несемся по дороге с бешеной скоростью и подпеваем “Этой моей жизни” Бон

Джови. Песня сменяется песней, но нам не надоедает. Обедаем теми запасами, которые есть у нас в машине: печеньем, яблоками и конфетами. Пока едим, считаем проезжающие мимо машины, превращая это в забавную игру.

Теперь мне уже не вспомнить названия города, в котором мы остановились ночевать в первый раз: столько потом городов попадалось нам по пути. Конечно, стоит только посмотреть на карту, и я вспомню его – я точно знаю, что это место отмечено красным карандашом, но почему-то не хочется. Кажется, раз я не помню этого, значит, так и должно быть. Да и город встретил нас как-то безучастно, как будто ему было совсем все равно, что мы приехали.

Мы сняли номер в недорогой гостинице и поднялись на второй этаж.

Гостиница – маленькая, придорожная, не грязная, но и не слишком чистая; обычная гостиница, для дальнобойщиков, наверное.

– Ты спишь? – спрашиваю я, когда мы, умывшись, ложимся в кровать.

Она у нас одна на двоих, но это нас совсем не смущает, мы же просто друзья. И что в этом такого, если друзья спят в одной кровати?

– Нет, – отвечает он.

– Что так?

– Не знаю… не спится…

– Вот и мне…

– Как думаешь, мы правильно сделали, что уехали?

– Не знаю…

– А я думаю, да…

Мы лежим в одной кровати в какой-то маленькой гостинице какого-то маленького города. Мы где-то в нигде. Мы совсем не знаем ни этого города, ни людей, которые здесь живут, а они не знают нас, значит, мы вроде бы не существуем в этот момент. Уже засыпая, я вдруг пугаюсь: а что если завтра я проснусь и ничего этого не будет? Ни прохладного номера гостиницы, ни моего друга рядом, ни шелеста травы за окном. А вместо этого – знакомая кровать, уже несколько продавленная, но все еще удобная, постеры на стене, запах блинчиков, которые мама готовит каждое утро, и который я так ненавижу… Что тогда со мной будет? И я нахожу где-то рядом его теплую ладонь и сжимаю ее, чтобы удостовериться, что ощущения счастья, свободы – реальные и не пропадут на следующее утро, когда я открою глаза.

II

…В то утро мне снова не хотелось в школу. День назад я оказалась в школьном туалете и за закрытой дверью слышала, что обо мне говорили девчонки: оказывается, все считают меня чокнутой. И я вроде как еще и состою в какой-то секте. В общем, полный бред. А еще что я уродина и всякое такое… Неповоротливая, как медведь, и нескладная. Конечно, обо мне и раньше не слишком хорошо отзывались, и не то чтобы в этот день я сильно расстроилась, но во рту остался неприятный привкус. Я раз пять почистила зубы, но так и не смогла избавиться от него до следующего утра. Еще с вечера я решила, что никуда не пойду: но смущать родителей не хотелось, и поэтому в восемь я вышла на улицу и заторопилась по направлению к школе. Пройдя два дома, сбавила шаг и поплелась в другую сторону. Был конец осени: дул страшный ветер, и моросил мелкий дождик, мои кроссовки в момент промокли, и я начала стучать зубами от холода. Сама не знаю почему, но я подумала о нем.

Пару дней назад он показал мне, где живет, и этот дом стоял как раз прямо передо мной. “Наплевать”, – подумала я… зашла в подъезд, поднялась по лестнице и уселась между пятым и шестым этажом. Ждала я недолго: он вышел минут через десять. Сначала он меня не заметил, долго возился с ключами, напевая.

– Supergirl… and supergirl don’t cry… my supergirl…

Но вдруг поднял голову, увидел меня и замер на месте, а потом, очнувшись, спросил как ни в чем не бывало:

– А ты что, сегодня в школу не пойдешь?

– Не-а… – помотала я головой.

– А-а-а… хочешь ко мне? У меня дома никого.

– А как же школа?

– Чья? Моя? А фиг с ней.

– Пойдем…

– Да ты совсем замерзла, – сказал он и, продолжая напевать, закрыл за собой дверь в квартиру.

– Аnd supergirl just fly…

Они с мамой жили в маленькой двухкомнатной квартире. Он отвел меня на кухню, усадил на табурет, рядом с батареей, чтобы я хоть как-то отогрелась, и налил чаю из еще горячего чайника.

– Ну, что случилось? – спросил он меня.

Мы пили чай из чашек с бледно-голубой каемкой и ели конфеты. Даже странно, что запомнились такие мелкие детали, как названия конфет и узор на чашках. Я с трудом могу вспомнить, что ела вчера на ужин, а вот то, что тогда в вазочке лежали “Мишки на Севере”, помню до сих пор.

– У тебя есть курить? – спросил он.

Я кивнула, достала пачку “Парламента” и протянула ему. Мы взяли по сигарете и закурили. Вроде ничего особенного, но я вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. Я и сигарету держала не как обычно, все старалась сделать это так, чтобы со стороны смотрелось хорошо. Мне показалось, что мы играем чьи-то роли. Как будто мы смотрим какой-нибудь американский фильм по телеку. Я играла роль полного безразличия и равнодушия, а он этакого парня, к которому все приходят поплакаться в жилетку. Но мы не были ни тем, ни другим, и у нас было не кино, поэтому пришлось открывать форточку и балкон, чтобы запах выветрился и его мама ничего не почувствовала, а такого в кино, конечно, не бывает, или, быть может, там этого просто не показывают?

Когда мы вошли в его комнату, вся наигранность куда-то испарилась.

Мы стали обычными шестнадцатилетними детьми, которые прогуливают школу. Иными словами, мы стали самими собой, и больше не возвращались к нашим ролям.

В его комнате царил жуткий беспорядок. Впрочем, для шестнадцатилетнего мальчишки это не было чем-то особенным и совсем не удивило меня. Везде валялись вещи, диски, кассеты, книжки, тетради…

На стенах висели постеры формата А4, выдернутые из журналов: “Red

Hot Chilli Peppers”, Джон Бон Джови, Marilyn Manson, “Guano Apes”,

“Radiohead”, “No Doubt”, из почти русских – “Океан Эльзи” и “Вопли

Видоплясова”, из совсем русских – Земфира и “Мумий Тролль”. Среди всего этого собрания групп и рок-певцов скромненько затесался плакат с Дэвидом Духовны и Джиллиан Андерсон. Я поразилась разнообразию музыкальных вкусов моего приятеля, большинство групп я не слышала и по названию, но плакату с Дэвидом Духовны и Джиллиан Андерсон искренне порадовалась, хотя и не была фанаткой “Секретных материалов”, – они, единственные, показались чем-то родным среди этого сборища.

Я занялась разглядыванием кассет на полках, через те, которые валялись на полу, я аккуратно переступила.

– А ты что слушаешь? – спросил он меня.

– Радио, – ответила я.

– Как радио? – он хлопал ресницами, которые у него напоминали бы девчоночьи, если бы были чуть длиннее, и приоткрыл от удивления рот.

В этот момент он показался мне самым милым и искренним человеком на земле.

Позже он приучил меня к музыке, которую слушал: и многие из его дисков и кассет перекочевали ко мне. Иногда мы могли подолгу выбирать диски с музыкой, часами простаивая в музыкальных магазинах.

– Откуда ты знаешь про эти группы? – спросила я тогда.

– Отсюда, – сказал он и кинул мне парочку журналов с заголовком

“NME”, про такие я слышала первый раз.

– Мне их брат привозит из Москвы, – сказал он, увидев мое удивление, здесь их фиг найдешь, даже если и продаются, где… а в Москве, как он рассказывает, таких навалом. Он тоже музыку любит, но только совсем не такую, несовременную. Типа “Beatles” и все такое. А мне, говорит, надо идти в ногу со временем.