Афанасий Мамедов - Самому себе

• Название: Самому себе
• Автор: Афанасий Мамедов
• Жанр: Современная проза

---

И вот мы только к голеньким и жалким, как девочки-подростки на медосмотре, березкам, выстроенным в ряд, подъехали, оттуда, почти перед колесами у нас, галопом бросилась к пролому в заводской стене стая “объектов”. Конечно, у меня охотничий раж пропал, а потом вижу вдруг – стайка отставших тоже торопится им вслед, а у меня стволы уже в окне, мне ж только выбрать цель… Смотрю – самец один, какой-то не такой, пластается, выкладывается в галопе. Я прикладываюсь. Я целюсь. Бьет в плечо… (Мсти, Гамлет! Мсти!)

Его отбросило прямо как в кино, сначала через голову и к стене на метр. И еще рядом с ним соседку тоже подранило, не добралася сученушка до пролома…

Ну выскочили мы, конечно, Семеныч ломик-добивалку взял.

– С одного выстрела двоих!.. Колян, да ты ведь – стреляла! Ты – ценный кадр. Точно говорю, ты от кровянки не сбледнул с лица…

Я его не слушаю. Я гляжу: а самец-то – бесхвостый, и сразу мысли, мысли в голове одна другой странней наскакивают, теснят друг дружку, выстраиваются: “Вот так. Кто чем-то выделяется, имеет отметину несчастливости, на того валятся и всяческие другие гадости. Вот этого я как-то выделил из своры, и он в бочину три картечины

“девятка” получил”. А я… Я – сын репрессированного. Пусть даже реабилитированного потом, а ведь все равно меточка осталась. Пусть не на мне, она – во мне.

Добычу побросали в кузов.

На связке ржавой арматуры почти опорожнили 0,35.

Семеныч потер об масляную тряпку окровавленные в клочках разноцветной шерсти руки и забрался в кабину.

Поехали обратно. Семеныч искал по радио любимую волну, а у меня все еще крутилось в голове свое, всплыли перед глазами фотографии отца в семейном альбоме (а видна ли была на них отметина какая-либо роковая?). Бумаги по реабилитации со штампами, с подписями размашистыми… Слова-то все какие! Прямо гортань сопротивляется. И выражения какие были в тех бумажках! “Выбыл по литере “В””. Дальше – по смыслу, мол, простите – извините. Ну прямо как в фильме-анекдоте чаплинских времен – муж открывает дверь и видит, что на его супружеской постели кувыркаются, пыхтят; он вынимает длинноствольный кольт, стреляет, убивает, а после выясняется: он этажом ошибся.

Приподнимает шляпу, дескать, ой, извините, и уходит, пока не клацнули наручники на руках. И кто же на отца моего донес? Кто? Кто?!

– Налей-ка мне еще, Семеныч.

Выпил, а все равно не полегчало.

Уже давно можно пойти в уже давно не очень страшный, известный

“Серый дом на горке”, предъявить там паспорт, и принесут “дело” из архива, садись читай, разрешают даже курить, вот только подписи свои ставишь на документе, в котором обязуешься не разглашать фамилии людей, проходивших по “делу”, ну и, само собой разумеется, не мстить никому. Садись. Читай. Кури. Все это можно. Вот только мстить – ни-ни! Но думать ведь об этом не запретишь. Гос-споди Вседержитель, это же в какой соблазн вводят людей! Сколько, должно быть, ледимакбетовских сюжетов в наших мценских уездах родилось! Сколько соперников с помощью попросту чернила да бумаги убрать с дороги можно таким образом! Почему дядя Антон так напрочно прижился в нашем доме? Да, конечно, это и его дом, доставшийся в наследство им с отцом, но он-то мог квартиру получить: в стройтресте ведь работал, фронтовик, почет и все такое… А почему он не женился никогда?! И почему он после маминой кончины вскоре тоже?..

Я только в эти минуты и понял суть никак не доходивших до меня перестроечных воплей о всеобщем покаянии. Зачем, казалось бы, и в чем нам каяться, особенно тем, кто не служил в ЧК, КГБ и даже партбилета не имел? Но, может быть, и в самом деле как-то очистился бы воздух, ну эта наша аура, коллективный дух над многострадальной нашей от тайги до британских морей?.. Вот, между прочим, немцы-то покаялись, хоть Бёлля почитай, хоть… (больше не вспомнилось), и у них дальше все путем пошло, по-человечески. Впрочем, ведь их же победили, разгромили! А битому всегда способней каяться. Понятно, гром грянул – ну и давай креститься.

– Колян, слышь-ка, вот…

Напарник вторгся в мои мысли. Он вторгся с чем-то очередным, как водится, неандерталисто-дебильным. Меня это проняло внезапно. Я с новой силой осознал себя “бесхвостым”. Да, да. “Бесхвостый” я, если вынужден вот с таким…

– Давай подбрось меня домой. Сегодня мне пораньше надо.

– Чего это? А то б немного еще покрутились, самку корейцам бы отвезли, обмыли бы, слышь, Колян?

– Я не могу.- И чтобы сразу прекратить все уговоры: – Сегодня женщина должна ко мне прийти. Надо прибраться, помыться, побриться.

– Везет кому-то. И жена молодая у него и жен-щи-на еще!

Я поглядел на завистливый профиль Семеныча, задержал свой взгляд на бородавке у скулы – надо же, вокруг серебрится щетина, а из нее прет черный волос. Если бы в нашей стране было левостороннее движение, как в Англии, Австралии, Японии, я бы хоть не замечал этой бородавки…

“Ты подохнуть должен! И чем раньше, тем легче будет земле-матушке”.

Поскольку пожелание такое не только не было исполнено, но даже и не высказывалось вслух, вся злая его сила вовнутрь обратилась. “А мне еще общаться приходится с таким вот быдлом. Падло опущенное.

Со-трудники мы с ним. А что?.. Разве я-то сам не “бесхвостый”?

“Бесхвостый”! Есть, есть такая изначальная отмеченность печатью неудачи. Да, но ведь так можно все что угодно этим оправдать.

Конечно, можно. А я что делаю?”

Подвез он меня до Кривого переулка, иду и думаю: “Ну это надо, а?! В кои веки решился познакомиться, дама ко мне должна прийти, а я… В душе – полный раздрызг. Может, позвонить, причину какую-нибудь выдумать, чтобы не приходила. А то еще все испорчу с первого раза.

Или – испорчу тем, что отменю?”

Пришел домой, мету я веничком в направлении двери щелистый свой пол, а в голову опять то же самое лезет: женушка моя – проклятие мое вечное, с ее-то интуицией, наверняка именно сегодня заявится без спросу, без предупреждения. Швырнул веник в угол. Убить, что ли, ее?

Убью – и тогда все наладится? В общем, мандраж чистейший на душе, как говаривали в пору моей юности. Достал из холодильника шампанское, чтобы не переморозилось. Мельком проверил, на месте ли мумия героя-таракана. Улыбнулся про себя – ну прямо талисман мой стал. И юмор мой внутренний уже было начал выравнивать душевное состояние, как вдруг опять пошло-поехало: а жена моя умеет шампанское правильно открывать, поставит бутылочку углом, пробку покрутит, газ потихонечку выпустит – и бежит, пенится вино в бокалы, под самый край, под самый край и никогда ведь не переливается, никогда. Интересно, какой кавказский прелюбодей-романтик научил мою благоверную этому? А у меня, когда берусь за бутылку, половина шампанского на столе, другая на стене. А как ее убить? Как, чтоб красиво вышло? Чтоб не было так, как у меня с шампанским получается, чтобы я потом не ходил не протирал стены мокрой тряпочкой.

Замелькали очень живенько картинки в голове на эту “успокоительную” тему. Причем снятые будто бы скрытой камерой, как в передаче

“Совершенно секретно” по телеку, с самоподслушиванием, проверкой: а сможешь, Коля?.. а решишься?.. не жалко родную бабу будет? Ты ведь и сам, Коленька, без большой пользы небо коптишь и землю топчешь. Ты -

“бесхвостый”, сотрудник Семеныча.

Пробудился телефон. Трезвонит раздражающей совковой “звонилкой”.

Ну думаю, если это она – я ей выдам! И сразу же себя осекаю, самоиронизирую: “Что ты выдашь?! Что ты можешь?.. Нахамить – и все.

А ведь убить (нет, не зря, наверное, криминал пользуется словечком

“замочить”, насколько проще сразу все становится), убить, поди, слабо тебе?” И состояние мое таково, что я даже на несколько мгновений трубку попридержал. Поднял и слышу:

– Это вы?! – “Ну что за глупая привычка,- думаю,- у нее. Быть может, в коммуналках нажилась?” – Вы меня очень извините, сегодня, знаете, никак не получится, у дочки в школе… Можно ли нам на завтра все перенести?

Потом она стала что-то говорить про настроение, про то, что день у нее с самого начала не так пошел: “Представляете, я всегда ставлю два будильника, один механический, другой электронный, и все равно проспала, опоздала на работу на целых сорок минут!”

Про себя думаю: хорошо, что вообще позвонила, предупредила.

– Да,- говорю,- давайте перенесем.- На душе даже некоторое облегчение.

А через полчаса примерно звонит жена. То да се… “Как поживаешь?” В ответ на мой холодный тон она растерялась, запошлила – как поживает-де ее “вежливенький подопечный”? Я ей: “Ты же знаешь, как я люблю пошлятину из твоих уст!” Так эта шлендра насчет “уст” не постеснялась проехаться и еще добавила что-то о “вежливости” послушного подопечного. Ну я тут, конечно, выдал ей! Не потому, что разозлился, а чтобы вдруг еще не заявилась завтра самостийно. Ее ведь если попросить не приходить, так она специально заявится да еще сцену закатит. С нее вполне станется!