Роман Сенчин - Лед под ногами

• Название: Лед под ногами
• Автор: Роман Сенчин
• Жанр: Современная проза

---

Собрались и сбились в нестройные, но все же ряды демократы и диссиденты, анархисты, монархисты, всевозможные неформалы. Несли картонки с надписями “Долой 6-ю статью”, “Семьдесят два года в тюрьме. Хватит!”, “Что не анархия – то фашизм”, тянули вверх трехцветные, черные, андреевские флаги.

Живя в Москве, Чащин иногда натыкался на пикеты, какие-то митинги, демонстрации и старался скорее от них удалиться. Те, кто участвовал в этих акциях, казались ему неполноценными, обиженными судьбой, не знающими, чем заняться людьми. Потерявшие работу, не наработавшие на приличную пенсию, не поступившие в вузы…

Сейчас же он с удивлением наблюдал явно успешных, жизнерадостных девушек и юношей, которые зачем-то (из убеждений, что ли, действительно?) собрались к двенадцати утра, несмотря на холод, неуют улицы, и дружно пошли. А с тротуаров на них безучастно или враждебно поглядывали прохожие, на стенах домов висела разноцветная реклама, вывески – “Сбарро”, “Кофе Хауз”, “Подиум. Ювелирный салон”,

“Банк Москвы”, “Росбанк”, “Альфа-Банк”… И, заражаясь протестными криками в громкоговоритель, многоголосыми “не-ет!”, “да-а!”, Чащин почувствовал злость к этим жующим за окнами “Сбарро”, к витринам с безголовыми манекенами в космически дорогой одежде, и не отводил взгляд от объективов камер, фотоаппаратов, задирал взглядом милиционеров.

Но возле Тверской площади – у здания мэрии – у некоторых демонстрантов вдруг стали выпадать из рук серые пластиковые древки, и они не нагибались, чтобы их поднять, другие просто покидали шеренги, просачивались сквозь милиционерскую цепь. И таких становилось все больше. Вместо многоголосых “нет” и “да” раздавались теперь звуки падающей на стылый**асфальт пластмассы.

– Ребята! Ребята, куда вы?! – услышал Чащин слезный девичий вскрик, оглянулся.

Невысокая девушка в малиновом жилете с надписью “ПСМ” поверх зеленого пуховика собирала с асфальта флаги, пыталась остановить, задержать уходящих.

– Ну ребята!..

– Это же Юлька, – узнал Димыч и рванулся к ней. – Юль, что происходит?

– Что-что! Сваливают, уроды. Козлы! – Она сунула Димычу охапку древков с грязными тряпками. – Держи! – Нагнулась за новыми. -

Договорились до двух часов, еще заплатили… Сволочи!

Поредевшая колонна удалялась; девушка, Димыч, а с ними и Чащин, еще десяток парней в малиновых жилетах медленно брели следом, груженные, как хворостом, древками… Вместо недавнего воодушевления в Чащине кипели досада и стыд, будто его внаглую, откровенно обманули. Да и возмущение – непонятно только, кому адресованное, – кололо: с какой радости он должен тащить куда-то ледяные пластмассовые трубки, путаясь в измазанных грязным снегом и реагентом флажках…

– А кому заплатили? – спросил Чащин девушку (в ней узнал ту невзрачную, из делегации, посещавшей голодающих депутатов), спросил скорее не из любопытства, а чтоб распалить, усилить в себе эту досаду и странно-приятное негодование.

– Да им, – кивнула она вслед колонне, – студикам. По триста рублей раздали. До двух часов должны были участвовать.

“Ну, за триста рублей я бы тоже не больше десяти минут мучился”, – усмехнулся Чащин, а мозг подсчитывал: “Tриста рублей умножить на тысячу человек, это получается триста тысяч. Не хило! Вот тебе и массовость, сила, мощь”.

После Тверской повернули налево – на Охотный Ряд. Пробрели мимо

Госдумы. У входа на площадь Революции были установлены рамки металлоискателей, перед которыми выстроились длинные очереди – люди входили по одному, показывали содержимое сумок. Некоторых, видимо, подозрительных, милиционеры прохлопывали.

– Протест, твою мать! – ядовито воскликнул Димыч. – Скоро на революцию будем разрешение брать.

Со своим грузом соваться в узкие рамки не было смысла. Девушка Юля отыскала глазами одного из старших милиционеров – похожего на пузырь подполковника, – подошла, стала объяснять, просила сгрузить флаги в организаторскую машину. Подполковник подумал, потрогал рацию и решился:

– Соберитесь здесь все, и давайте организованно…

В сопровождении нескольких милиционеров, гуськом Юля, Димыч, Чащин и остальные пробрались к стоящей за памятником Карлу Марксу “газели”.

Закинули ношу в кузов. Вернулись к рамкам и, как положено, вошли на отведенную для митинга территорию.

На высокой сцене артисты в уродливых масках и затасканных, лоснящихся фраках, изображая министров Кудрина, Грефа и Зурабова, дурными голосами совещались, как еще обобрать пенсионеров, отнять последнее. Делили пачки награбленных денег. Наконец появился рабочий с картонной кувалдой и надавал министрам-кровопийцам по башке…

После спектакля к микрофонам поднялись Дмитрий Олегович, еще несколько человек; среди них и Сергей. Дмитрий Олегович снял шапку и глубоко вдохнул, готовясь начать выступление…

Внизу переминались с ноги на ногу, курили, глотали коньяк из плоских бутылочек. Несколько парочек боролись с холодом поцелуями… Чащин чувствовал, что замерзает. За спиной, в каких-то ста метрах, был вход в метро. Через сорок минут можно оказаться дома. Упасть на диван, подтянуть к себе дистанционки… Но он продолжал стоять, продолжал слушать гневные речи ораторов, после которых, по логике, нужно идти и что-то делать, что-то менять, кого-то скидывать. На самом же деле в два часа дня, как было условлено с городским начальством, митинг окончился, его участники сдали флаги, транспаранты, жилеты и разошлись. Честно заработавшие свои триста рублей студенты отправились выпить пивка. На три бокала “Клинского” и пару пакетов фисташек трехсот рублей было вполне достаточно.

Активисты Союза отмечали акцию в клубе “Пироги” на Никольской улице.

– Сегодняшнее шествие, без сомнения, войдет в историю сопротивления антинародному режиму! – вдохновенно говорил Сергей, держа на уровне груди литровую кружку пива. – Впервые мы, Патриотический союз молодежи, открыто и недвусмысленно заявили о своей позиции. Мы показали себя грозной политической силой! – Официанты в это время расставляли на столе графинчики с водкой и кувшины с вином, тарелки с бутербродами. – А завтра, в этом я убежден, мы станем единственным в России молодежным движением, способным не только протестовать, но и созидать. Да здравствует великая Россия! – И, выбрасывая левую, сжатую в кулак руку вперед, юный вождь отчеканил: – Мы разгоним силы мрака! Утро! Родина! Атака!.. Ура, друзья мои!

– Ура! – дружно выдохнули за столом.

Забулькал в рюмки и бокалы алкоголь, моментально опустели тарелки.

Чащин с удовольствием выпил водки. Закусил бутербродом с сервелатом.

В груди потеплело, и теплые волны стали расходиться в стороны, окатили живот, руки, ноги, толкнулись в голову…

– Главное, момент не пропустить, – зашептал Димыч. – Ты мне тоже подсказывай.

– Что?

– Ну, с Сергеем-то поговорить! Контролируй ситуацию.

Чащин машинально кивнул.

– …Представляешь, – говорила пареньку в кожаном пиджаке сидящая напротив девушка с лицом индианки, – и вот – заявляется.

– Да? И как?

– А что я могла? – Девушка кокетливо-испуганно округлила глаза. -

Выслушала его и убежала. Всю ночь не спала, тряслась.

– Ань, а что случилось? – потянулась к индианистой невзрачная Юля.

– Ой, да это очень долгая история.

– Расскажи, пожалуйста, Ань! Расскажи-ы.

– Хорошо… Максим, налейте.

Чащин тоже протянул юноше в пиджаке пустую рюмку. Официанты принесли новые тарелки с бутербродами, мисочки с соленьями.

– Одни говорят, что я погубила человека… – с удовольствием начала Аня.

– Ты правильно поступила, – вставил Максим. – У зэков, я где-то читал, есть священное правило: не крысить. Поэтому с ним там и сделали такое.

– Может быть. – Аня поиграла плечами. – В общем, эта история давно началась. В другой моей жизни. Тогда я жила с парнем по имени Лёхан.

Он требовал, чтобы я его так называла. Даже в постели. Он был вором-домушником, уже два срока имел. Мне тогда нравились парни такого типа, и я его поселила в своей квартире, отмыла, обогрела.

Единственное мое требование было, чтобы краденое в дом не тащил.

– Друзья! Друзь-я! – призывающий к вниманию голос Сергея. -

Предлагаю выпить за наших старших товарищей! За Дмитрия Олеговича!..

– …И вот он уходил на сутки-двое, возвращался с деньгами, – Аня говорила, откровенно манерничая, но складно и довольно увлекательно,

– покупал мне кольца, сережки, шмотки разные. И таким образом наша жизнь продолжалась два месяца. А потом Лёхан ушел в запой – кореша его, что ли, повинтили, не помню, – воровать бросил, целыми днями сидел на кухне с бутылкой. Сначала я с ним тоже пила, потом деньги кончились. Я работала – правила всякий мусор в одном издательстве, – но на двоих денег не хватало. За сутки он выпивал около двух литров водки и еще что-то жрал. Стал таскать у меня свои подарки. Я терпела