Еремей Парнов - Проснись в Фамагусте

• Название: Проснись в Фамагусте
• Автор: Еремей Парнов
• Жанр: Детективная фантастика

Дороги нескольких путешественников пересеклись в отдалённом горном монастыре. Всех их влечёт таинственная долина, путь в которую заказан всем, кроме духовных подвижников, ищущих просветления.

---

Монахи в алых праздничных одеяниях хором читали священные тексты. Нарочито низкие рокочущие голоса сливались в невыразимое журчание, исходившее, казалось, из обнажённого чрева Майтреи — грядущего будды. Это была самая грандиозная статуя на высоком, расписанном красным лаком алтаре, где пылали фитильки в растопленном масле и курились сандаловые палочки. Симфонии красок и запахов вторил великолепно отлаженный оркестр. Глухо погромыхивал барабан, завывали флейты, сделанные из человечьих костей, весенней капелью рассыпался звон тарелок и колокольчиков.

Майтрея, которого здесь называли Чампой[10], был изображён в виде добродушного бритоголового толстяка. Ещё не пришло его время новым буддой сойти на грешную землю, и он с дремотной улыбкой взирал на происходящее сквозь благовонный дым, сжимая в руке дорожный узелок.

Исполнятся сроки, с победным громом расколется скрывающая его гора, и он уже в облике принца пойдёт по гималайским тропам, возвещая наступление эры счастья и справедливости.

Тайный знак колеса и кувшинчик с амритой — напитком бессмертия — метит горные перевалы, дабы не сбился с пути долгожданный. Фарфоровый белоснежный цветок чампы напоит его горьковатым и чистым дыханием в минуту краткого отдыха. Утренняя заря одарит венцом всепоглощающего сияния…

Смолк бормочущий хор. Звон гонгов возвестил о приближении кульминационного момента службы — выноса мандалы. Старшие ламы, взявшись за руки, пробормотали заклинания и, подхватив диск на шёлковое полотнище, словно только что выпеченный каравай, поспешили наружу.

Горстка мирян раздалась, люди повалились наземь и поползли за возрождённой вселенной, целуя следы мудрых своих пастырей и подбирая обронённые зерна. Ведь этот ячмень и эти просяные крупинки, оставшиеся после обряда кормления птиц, обретали чудесное свойство излечивать сто восемь недугов.

На сём служба закончилась, и каждый мог вернуться к своим делам. Однако жители «Всепоглощающего света» не спешили расходиться. Непостижимым образом распространилась весть о том, что минувшей ночью в Синем ущелье вспыхнула кровопролитная война и возле самой гомпы осталась гора трупов. Из уст в уста передавались жуткие подробности бойни. Особое смущение умов вызвало известие об имевшем якобы место случае ролланга[11]. Оживший мертвец, заряженный недоброй силой, в настоящий момент продвигался по направлению к дзонгу. Добравшись до мира живых людей, он мог принести неисчислимые горести.

Суеверные горцы шептали охранительные заклинания и что было мочи вертели молитвенные мельнички, отгоняя беду от себя и от своего дома.

— Поистине наступают новые времена, — пророчествовали монахи. — Близится конец эры страшных иллюзий. Проникнемся же мужеством перенести последние видения. И тогда нам будет дано услышать гром обрушенной горы, из которой выйдет Возлюбленный король с бутоном лотоса.

— А как же будет с демоном, который идёт к нам, учитель? — спрашивали мальчики, живущие в монастыре. — Он разрушит дома и предаст нас всех мучительной смерти. Как уберечься? Куда бежать?

— Оставайтесь на месте, — успокаивал лама, обучавший несравненному искусству письма. — Бесстрашие духа — величайшая из заслуг. Смерть — не конец, но только новое начало. Путнику, избравшему благую цель, она дарует высокое рождение в облике счастливого принца, а самым достойным — в рубище аскета, далеко продвинувшегося на дороге спасения.

— Так-так, что ни слово, то жемчужина, — поддакивали отцы и матери маленьких послушников. — Но неужели нет никакого средства защититься от мертвеца, одержимого адской мощью? — и косились с надеждой на воинов, оставивших свои кремнёвые ружья у подножия монастырской горки.

Но на солдат — вчерашних пастухов и охотников — едва ли можно было положиться. Бедных парней одолевал тот же безысходный, неизъяснимый ужас. Неизвестно, что хуже: клыки мертвеца или нескончаемая пытка в подземном судилище хозяина преисподней Ямы. Трудно быть человеком на этой земле. Как ни старайся, а от грехов не убережёшься. Поэтому и рассчитывать на лучшее перерождение особенно не приходится. Надо бы ещё хоть немного пожить тут, чтобы искупить вину и не возродиться в теле мерзкого паука или крокодила.

Одним словом, в канун пришествия Аббаса Рахмана обстановка в дзонге «Всепоглощающий свет» была довольно напряжённой. Однако случилось так, что, вопреки леденящим кровь слухам и мрачным пророчествам, к воротам крепости подъехал совсем не тот, кого опасались. Вместо людоеда с окровавленным ртом и вытекшими глазами люди увидели очаровательную златовласую даму. Она ехала верхом на пегом муле во главе большого каравана. Следом за ней устало покачивался в седле усатый мужчина в непальской шапочке — топи, а замыкал процессию бродячий йог с посохом в виде трезубца. Шёл он, по обычаю, босиком, перекинув поверх монашеского рубища шкуру пятнистой кошки, очевидно служившую ему подстилкой для упражнений. Никто из гостей, включая бутанцев-погонщиков, на адское существо не походил. Напротив, златовласая предводительница — первая белая леди, почтившая посещением «Всепоглощающий свет» за всю историю, могла показаться скорее небесной девой — апсарой.

Но разве демон Мара не соблазнял учителя Шакья-Муни ангельским видением своих дочерей?

Неудивительно поэтому, что малочисленный, но быстро обретший былую доблесть гарнизон не торопился распахнуть заветные ворота. Начались длительные и нудные переговоры, при которых присутствовало все население, высыпавшее на крыши домов и башен.

С первых же слов выяснилось, что усатый господин в непальской шапке свободно говорит по-тибетски и в услугах переводчика, вездесущего шерпа по имени Анг Темба, никак не нуждается. Весть о подобном чуде была воспринята не только с понятным восхищением, но и с опаской. До сих пор все белые путешественники, забредавшие в дзонг, как отмеченные в старинных хрониках, так и двое теперешних, были существами безгласными.

Уж не кроется ли тут изощрённое колдовство? Что, если караван и красавица в мужском седле — не более как наваждение, принявшее обличье европейца-людоеда? Или кармическое видение, насылаемое психической силой йога в барсовой шкуре?

— Не сомневайтесь, — отвечал на расспросы часовых усатый господин. — Мы такие же люди из плоти и крови, как вы. Не духи, не демоны, не рабы и не дети рабов. Меня зовут Томазо Валенти, и я прибыл к вам с грамотой его величества бутанского короля, — он потряс в воздухе свитком с восковой печатью. — Это моя жена Джой, — плавным артистическим жестом он представил красавицу. — А за ней, как вы видите, стоит преподобный Норбу Римпоче из обители «Тигровое логово», у которого есть письмо к высокопреподобному верховному ламе.

— Значит, вы идёте из Бутана? — изумлённо воскликнул смотритель дзонга, суеверно коснувшись ладанки на груди.

— Из самой столицы Тхимпху, — отвечал человек, выдававший себя за какого-то Томазо Валенти.

— Выходит, что перевалы уже открылись?

— Сегодня на рассвете мы проехали последний перевал.

— Но зачем? — тугодум-смотритель никак не мог оправиться от удивления. — После Бутана вы не найдёте у нас ничего достойного внимания. Нашим купцам нечего предложить в обмен на ваши товары,

— Мы не торговые люди. Я готов рассказать вам о цели моего приезда в более подобающей обстановке, — с достоинством ответил загадочный гость.

— Ах, конечно-конечно, — засуетился смотритель, не подавая, однако, сигнала поднять засов. — Жаль только, что в дзонге почти не осталось припасов… — обронил он как бы вскользь.

Хитрый администратор явно старался оттянуть чреватое последствиями решение. Возможно, его подозрения ещё не вполне рассеялись, а скорее всего он просто не обладал достаточной властью, чтобы самолично впустить в крепость совершенно чужих людей. Здесь, в стенах «Всепоглощающего света», королевская грамота рассматривалась скорее как влиятельная рекомендация, нежели как приказ, подлежащий неукоснительному исполнению.

— Согласно королевскому повелению, я имею право в любом дзонге брать продовольствие и вьючных животных, — усатый всадник надменно подбоченился, но тут же, сменив гнев на милость, пояснил: — Правда, в этом пока нет необходимости. Милостью божьей я ни в чём не испытываю нужды. Мы просим лишь временного приюта, и, смею вас заверить, вы приютите достойных людей…

Стоявшие наверху успели подробно оглядеть пришельцев с ног до головы, и впечатление о них складывалось в общем благоприятное. Судя по седине и морщинам, саиб был много старше своей красивой жены. Очевидно, он немало успел повидать, путешествуя в дальних странах, но, обретя знания, не стал мудрецом, отчего затаилась в уголках его неостывших глаз неизбывная горечь. В седле он держался легко и ловко и казался прямодушным, как человек, который научился все понимать, но так и не смог избавиться от суетных желаний.