Ант Скаладинс - ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики

• Название: ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики
• Автор: Ант Скаладинс
• Издательство: СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: ISBN 5-265-02618-5

Сборник современных авторов остросюжетной фантастики — признанных мастеров этого популярного жанра и молодых талантливых дебютантов. Но всех их объединяет умение заинтриговать читателя динамикой действия, дстективностью и увлекательностью сюжета.

---

То, что он оказался трусом, — его дело. Наша вина, только наша — мы труса в нем не увидели, мы должны были разглядеть. А сам он мог и не знать, точнее так: мог и не верить, мог черт знает что навоображать о себе, каким угодно отчаянным храбрецом мог себя перед собой выставить. Он все правильно всегда говорил, даже чересчур правильно, только почему тошно мне от его правильности? Что ж, значит, нет его никакой вины? Только наша?

Мы правы, а все остальные нет; мне говорят, что так не бывает. Что нельзя так, как мы, что мы работали слишком жестоко, что негуманно мы поступали, что вообще не должно быть жестокости никакой, что каждую травиночку, каждого микробика, каждое, пусть хоть самое мерзкое насекомое мы должны беречь и лелеять. А если нам от этого плохо, надо терпеть — наша беда никого не касается. Они так прямо не говорят, они научными, умными словами все обставляют, но в принципе именно к этому сводят. И ничего им не возразишь.

Где-то, нас уверяют, идет гуманная колонизация планет — вообразить не могу, что она собой представляет, — и когда-нибудь, лет этак через сто пятьдесят, она принесет нам новые площади, новые экосферы, и вот тогда-то, нас уверяют, мы заживем всласть. Ненужные виды они не уничтожают, как мы, — те вымирают сами собой.

Сейчас у нас скученно, голодно, и ничего нам, даже воздуха, не хватает, мы стали коротко жить, мы болеем повально, и все какими-то новыми болезнями; рождаемость никто не ограничил, но она падает просто потому, что новых детей девать некуда; появляются разные бандитствующие группы, и не только среди молодых (тех вообще мало) — я сам с ними встречался, с немолодыми. Черт знает что они хотят доказать. Собрались меня, бывшего куафера, уничтожить. Смех!

У них там, на другой стороне Земли, говорят, все по-другому, все не в пример лучше. Они там, у себя, как-то со всем управляются. Я не представляю себе, как это они могут управиться, что-то там они строят, планы у них…

Смешно: податься могу куда захочу, на любую звезду Ареала, а туда — не могу. Страшно. Своих страшно, могут не так понять. На проборах ничего не боялся, а тут… Да, в общем, туда я и не хочу, мне бы здесь разобраться. Хотя бы с этим дю-А.

А я тоже могу — могу так одеваться, как он, могу, если захочу, и бесколеску достать — не такая уж и проблема. Мне говорят: человек должен быть добрым, пусть там хоть что — будь, главное, добрым, сейчас не старая эра, и невозможно с этим не согласиться. Потому что тогда — если не согласишься — получилось бы, что надо по арифметике, надо, стало быть, выбирать, кого убивать, а кого нет — ну, как у нас, на проборе. А как выберешь, если все живые; только когда выбирали, когда проборы были, что-то улучшалось (нет, правда!), а проборов не стало, и плохо всем, и люди мучаются без них, и опять получается, что выбираем. Вот чего я понять не могу. Раньше, в куаферстве, все ясно было, особенно не задумывались, дело свое святым считали, хоть и не слишком чистым, конечно. Иногда я думаю — может, они и правы насчет гуманности, но тогда совсем ничего понять невозможно. И не хочется мне их правоты. А иногда думаю — слова!

Он сейчас на коне. Он привел меня тогда в самое роскошное питалище, какое только есть в городе. «Колонио», там ученые звери к столу подают. Никто нигде сколько уж веков не прислуживает, а там звери. Я слыхал о «Колонио», но прежде никогда там не бывал, я вообще не ходок по питалищам, сброду всякого много. Правда, не в «Колонио» — туда не каждого пустят, там для избранных И дю-А, я видел, гордился очень, что ко всяким этим элитам причастен, меня хотел удивить. Он мне в эту встречу много про себя рассказал, ведь времени, времени-то прошло, ему не вспоминать хотелось, а про сейчас говорить. Это мне про сейчас не слишком-то интересно. У него и стекла есть собственные, с огромными тиражами — про куаферов, про гуманность, про то, чточ иначе надо.

Он нас и там вандалами костерит, на основе собственных впечатлений — с юных лет никакого изменения в стиле. Много выступает, представительствует, предложения вносит, разработки математические, хоть от математики и отошел сразу после того пробора. Все это мне в новинку было, ничего такого я о нем не слыхал. Но я новости редко слушаю, да и все остальное, где нас ругают; не люблю, когда нас ругают, хоть бы просто молчали из вежливости. Так что вполне мог про него пропустить.

А с Федером о нем я не заговаривал никогда.

Питают там хорошо, ничего не скажешь, да и звери подобраны удивительно милые. Их гладят, конфетами задаривают, а они, если попросишь, спляшут тебе или даже споют. Спокойные, ласковые. Подозревая, из проборных отходов зверюшки, кое-какие я узнал. Наверное, вел себя не слишком прилично — вскрикивал от радости, когда что-нибудь знакомое видел. Подумывал даже пойти сюда на работу, ведь я по фауне специалист. Нет, не хочу.

На каждый стол там по два зверя, один каталку с блюдами возит, другой специальной такой штуковиной, которая и без зверя вполне обойтись могла бы, грязную посуду собирает. Все больше четырехлапые. Соседний стол обслуживал один зверь с Уалы, «сарау» кажется, — что-то вроде свиньи с ушами. А другой знакомец — «крокадел» со Знака Модо; ему, получается, вообще всю физиономию поменяли, а не только разным кунштюкам научили, потому что на Знаке Модо атмосфера совсем другая, нормальный крокадел не может дышать земным воздухом. Вот там действительно зря пробор начинали, только напортили. Жаль только, что ни одного зверя с Галлины я в том питалище не увидел.

Много мне в тот раз дю-А про себя понарассказывал, а потом спохватился: — Ты-то как? У тебя-то что?

— Марту помнишь? — спросил я.

— Какую Марту?

Он долго не мог понять, о ком я говорю, он мало интересовался людьми. Просто сделал вид «ах да, ну как же», и всякая охота рассказывать про себя у меня пропала. Еще про Марту мою ему сообщать. Я сказал ему: — Ты знаешь, неподалеку отсюда сын Кхолле живет.

Он с готовностью закивал.

— Знаю, конечно, знаю. Даже был два раза. Я в свое время раскапывал все эти дела.

— Какие «эти»? — Я спросил просто так, чтобы спросить. Если бы знал, о чем он, сразу увел бы разговор в другую сторону. Он словно ждал моего вопроса.

— Да насчет той докладной в Управление, без подписи. Помнишь, Федер на собрании говорил?

Я кивнул. Мне уже тогда не хотелось про докладную. Не стоило от него про Федера слушать.

— Командир-то наш недоверие команды мне все-таки высказал, фициально. Сам понимаешь, пятно на репутации. А у меня такие обс гоятельства были, что с пятном никак нельзя. Вот я и расследовал.

— Узнал что-нибудь?

— Ну как же! Узнал, конечно, узнал. Там все просто. Я ведь еще раньше подозревал, кто это сделал, а тут уверился.

— Ну и кто, по-твоему?

— Видишь ли, для того, чтобы послать анонимную докладную без регистрации в центральной интеллекторной и следа при этом никакого нигде не оставить, даже математиком быть мало — надо быть высококвалифицированным математиком. Надо в системах разбираться отлично, а они сложные, со многими закавыками.

— Так все-таки кто? — что-то он тянул с именем, нарочно тянул. Он явно наслаждался моим нетерпением.

— Я ведь тебе уже сказал кто. После докладной метка одна осталась в его личном файле. Он о ней ничего не знал, хотя стереть мог очень просто, даже случайно. Но он не стер.

Дю-А назвал только одно имя кроме Федера, про Федера он бы сразу сказал, он знал, что я на Федера думал. Так что я уже понимал. Но не верил. И хотел, чтобы он сказал сам.

— Я про эту метку на другой же день сообразил, стал искать ее у Федера в файле. А когда не обнаружил, подумал, что стерлась. Ведь времени очень много прошло. А всех проверять не стал, не было надобности. А потом вот понадобилось.

— Кто написал?!

— Кхолле Кхокк, кто же еще? — он немножко искусственно удивился при этом. — Ваш любимчик, малютка Кхолле. Кхолле Кхокк, как я и подозревал.

Он с большим удовольствием, просто с наслаждением выговаривал — «кхоллекхокк».

— Кхолле? Ты что? Да зачем ему?

— О-о-о-о! — сладко восхитился дю-А. — Сложная тут история. Я ему мешал, я в его данных по бовицефалам сомневался и хотел сделать такой пробор, чтобы оставить им возможность развиваться в сапиенсов. Он убрать меня хотел, обезвредить. И обезвредил, если ты помнишь.

— Да нет, — я пожал плечами. — Не может этого быть. Ерунда какаято. На него не похоже.

— Он маска был. Он работал на «Антику», я в этом просто уверен. Он специально фальсифицировал данные на бовицефалов, чтобы потом скандал поднялся, чтобы сразу после скандала предъявить вам всем остальные счета. Так ведь и получилось, правда?

— Кхолле Кхокк?! Ты хоть соображаешь, что говоришь?

— Он и адрес выбрал точно — именно Управление, где все свои, где любую анонимную жалобу, да пусть даже и не анонимную, тут же Федеру перешлют, чтобы по-своему разобрался. Правда, все равно должны зарегистрировать, без этого невозможно. А потом, когда шум поднимется, файлы-то вскроют и увидят… Очень умно придумано было с той докладной! Как вас тогда давить начали? Ведь уже и задавили давно, а все равно давят. Вот что такое точно рассчитанный удар. Не туше какое-нибудь.