Азиза Ахмедова - Апшеронская баллада

• Название: Апшеронская баллада
• Автор: Азиза Ахмедова
• Жанр: Современная проза

---

— Это у них условный знак. «Иду, жди у входа в гнездо».

Так «посигналив», удод подлетел к своему малышу и сунул длинный клюв ему в горло. И тут же, взмахнув крыльями, улетел.

Я дернула деда за рукав — что, мол, за обхождение с малышом?

— У этих птиц очень маленькие язычки. Поэтому удод старается запихать корм в самое горло птенцу.

— А короткий язычок только у птенцов?

— Нет, у всех удодов.

— А как же ест взрослая птица?

Дедушка засмеялся.

— Сколько у тебя вопросов. «Почему?» «Как?» Ты у нас «почемучка». Взрослая птица хватает корм клювом, подбрасывает в воздух и ловит его на лету, широко раскрыв клюв, корм попадает прямо в горло, и она легко проглатывает его.

— Ну и хитра!

И я подумала о том, что как-нибудь попробую таким образом что-нибудь съесть. Но тут же перед глазами встало сухое лицо бабушки, и сразу все увяло. А птица-мать все летала-летала и каждый раз возвращалась с каким-нибудь лакомством: ящерками, навозными жучками, червячком.

Утром она улетела рано, некоторое время ее совсем не было. Я даже забеспокоилась, меня заинтересовали ее временные отлучки: куда она улетала?

— Ей же тоже надо подкрепляться, — объяснил дед.

И действительно, не может же «кормящая мать» голодать. И еще дедушка сказал:

— Если удод летает низко над землей, значит, выискивает корм для птенца, и тогда трогать его нельзя.

В конце рабочего дня, до отказа заполненного заботами, суетой, большими и маленькими делами, хочется остаться одной и вновь, как в замедленной съемке, прокрутить перед мысленным взором услышанное, пережитое. Я могу часами сидеть одна, спрятавшись от людей и в то же время продолжая жить их жизнью. В такие минуты единственный, кто мне не мешает, это моя внучка. Устроившись на ковре, она рассказывает сказки своим куклам, напевает песенки. Недавно, смотрю, она бормочет что-то, разглядывая яркие картинки в книге. Прислушалась.

— Вот чинара, с большой зеленой головой. Корни, как ноги, крепкие-крепкие, ушли в землю… И все листики дрожат, дрожат… Дрожащая чинара.

Я поразилась. Так, почти теми же словами говорил мой дед, рассказывая мне о чинаре.

— Почему ты ее так называешь? — спросила я тогда у деда.

— Потому что стоит налететь ветру-она вздрагивает и что-то поет.

…Я прислушивалась к трепещущей чинаре, и мне становилась понятной ее песня. Я любила это дерево. Листья у нее снизу серебристые, а сверху изумрудные. Стоит подуть ветру, и листья приходят в движение. Это трепетное серебристо-изумрудное сверкание под легким, почти неощущаемым ветерком наполняло меня восторгом. Я видела, как тянет к чинаре свои гибкие веточки ива, и была уверена, что они разговаривают, шепчутся друг с другом. Мне даже казалось, что я понимаю их таинственный, никому не ведомый язык.

Поодаль росло фисташковое дерево, но оно не трогало моего воображения, хоть тоже было красивым по-своему. На фисташковое дерево я смотрела как на добрую тетушку, всегда припасавшую лакомство.

У этого дерева и листья пахучие, как цветы. Пробегая мимо, я всегда останавливалась: дерево даже пахло вкусно. К осени в зеленую крону фисташкового дерева вкрапливаются похожие на крошечные дыньки плоды. Фисташки, созрев, лопались, и под кожурой показывался розоватый язычок.

Разные вкусы у людей. Одни любят розу, другие кипарис, третьи веселую полевую ромашку. Но фисташки поэты воспевали во все времена, они сравнивали фисташки с нежными губами красавиц, даже пахлаву украшали ее плодами. Когда мне случалось бывать вдали от родной земли, мне вспоминался Апшерон голубизной неба, золотым песком своих пляжей и… фисташковым деревом, неприхотливым, скромным в неброской своей красоте. Жаль, что теперь его все реже и реже встречаешь в садах, на дачах. Неужели оно вообще уйдет с нашей земли? А карагач? Правда, он не плодоносит, но сколько людей в жаркий полдень укрывает он от нестерпимого зноя! Казалось, не ветер приводит в движение листья этого похожего на мудрого старика дерева, а сам карагач рождает ветер движением своих могучих ветвей. К сожалению, вырождается и карагач. Этим деревьям — и фисташковому, и карагачу — грозит исчезновение. Они умирают стоя, протягивая сухие, опаленные солнцем ветви к людям, будто на помощь зовут с немым укором нашему равнодушию.

И о лоховом дереве спросила меня внучка. Как когда-то дед открывал мне мой Апшерон, я теперь тороплюсь передать девочке красоту и запахи родной земли, тайны деревьев, птиц, аромат свежеиспеченного хлеба и неистовый нрав Каспия.

— Ты только понюхай, как пахнет лоховое дерево, когда зацветает, говорил дедушка, срывая мне веточку с желтовато-пушистыми соцветьями. Понюхай и никогда не забудешь. Даже вдали от дома этот запах будет частицей твоей земли…

В дни праздника азербайджанцы украшают подносы с подарками лохом, среди которого горят маленькие разноцветные свечи. Рядом ставят очищенные орехи, леденцы, хушкабар, ногул, крашеные яйца, шакербуру, пахлаву. Иногда закрываю глаза и вижу этот праздничный стол, буйство красок и ароматов моей земли. И на душе делается светлее. Особенно когда вспоминаю проросшую в блюдцах пшеницу. Сеял дед пшеничные зерна в начале весны. Я радовалась им. Вместе с тем всегда было немножко грустно. Появляясь на свет, чтобы прорасти, подарить людям красоту и свежесть своих ростков, всходы потом погибали. Я старалась удлинить их жизнь, часто поливала, переносила тарелочки с зеленью то на солнышко, то в тень, но, несмотря на все мои старания, через некоторое время зелень увядала.

— Не переживай, дочка, — дед долго наблюдал за моими усилиями спасти травку. — Ростки не выбрасывают. Их дарят реке, морю, арыку… Давай твою травку отдадим птицам.

Перед праздником весны убирали свои дома, белили стены, мыли окна, и стекла блестели, как хрустальные. Забывались старые ссоры, пересуды, все ходили друг к другу в гости, поздравляли с праздником, такие нарядные и красивые в новых платьях… И вообще было такое ощущение, что жизнь обновилась. Мальчишки разжигали костры и прыгали через огонь. Легко, по-птичьи взмахнув руками, они взлетали над пламенем. Впрочем, и мы, девочки, не отставали от них. А чаще всего просто подходили к огню, чтобы наглядеться на живую игру огненных вихрей…

…Я листаю детскую книжку, брошенную моей внучкой, картинки которой так взволновали меня незабываемыми образами детства… Интересно, кто автор книги? Хазар?! На обратной странице титульного листа волевое лицо с чуть прищуренным лукавым взглядом, волевой подбородок. Густые, откинутые назад волосы открывают высокий, красивый лоб. Хазар… Разглядываю черно-белый портрет и вижу живой блеск темно-синих глаз, румянец на загорелых скулах…

Хазар любил лепить из песка сказочные замки. Высокие, с зубчатыми стенами, башенками, островерхими крышами, они как бы парили в воздухе. Самое удивительное, что на замках Хазара всегда была башня, очень похожая на возвышающуюся над скалой башню маяка. Ночью башню не было видно — лишь огромный огненный глаз помаргивал, посылая свой яркий, слепящий вблизи свет далеко в море. Он сигналил морякам, предупреждал об опасной близости прибрежных скал, помогал не сбиться с пути в тумане. А днем, как говорил дед, маяк «спал». Однажды мы с дедом отправились к маяку, обошли высокое каменное строение с небольшими окнами. И ничего интересного вблизи оно не представляло. Неподалеку из земли торчали остатки какой-то мощной старой стены и возвышалась груда серых камней. Зато с темнотой, когда вспыхивал свет, маяк казался мне гигантской звездой, упавшей с неба на скалу.

Говорят, какой-то французский путешественник вместе со своей единственной 18-летней дочкой после долгих странствий вышел к берегам Каспия, где нанял корабль. Так случилось, что по дороге девочка тяжело заболела. Отец ничем помочь ей не мог, даже лекарства оказались бессильны. Девочке стало совсем плохо. Она уже двигаться не могла. Только большие глаза на застывшем лице неотрывно смотрели на несчастного, растерянного отца. Корабль изменил курс, поплыл к берегу, стал на якорь. Больную на лодке переправили на берег.

Старик выполнил последнее желание дочери, она хотела умереть на суше, на высокой скале, откуда видно и море, и далекие корабли, и песчаная отмель. Отец взял обессилевшую дочь на руки и поднялся на скалу. Слуги расстелили ковер, положили на подушки девушку. Она долго лежала без движения. Отцу даже показалось, что она уже не дышит… А потом она открыла глаза, улыбнулась бледными губами, и отец впервые за последние несколько дней услыхал ее голос. Девушка попросила пить, сделала несколько глотков и, как ни странно, почувствовала себя лучше.

Проходили дни, целебный воздух Апшерона, жаркое солнце, нежный ветерок оказались сильнее всяких лекарств. Девушка на глазах оживала. Тогда старик решил построить здесь замок и заодно дать дочери окончательно окрепнуть. Виноград, медовый инжир совершили чудо — девушка выздоровела. Наступило время прощания, и в знак благодарности француз подарил местному врачу это белое сооружение. Говорят, что он еще не раз приезжал сюда с дочерью…