Антон Чехов - Воспоминания современников об А. П. Чехове

• Название: Воспоминания современников об А. П. Чехове
• Автор: Антон Чехов
• Жанр: Биографии и Мемуары

В книгу вошли воспоминания Гиляровского, Короленко, Репина, Станиславского, Немировича-Данченко, Горького, Бунина, Куприна и многих других современников Антона Павловича Чехова.

---

Вообще Антон Павлович необычайно любил все смешное, все, в чем чувствовался юмор, любил слушать рассказы смешные и, сидя в уголке, подперев рукой голову, пощипывая бородку, заливался таким заразительным смехом, что я часто, бывало, переставала слушать рассказчика, воспринимая рассказ через Антона Павловича. Он очень любил фокусников, клоунов. Помню, мы с ним как-то в Ялте долго стояли и не могли оторваться от всевозможных фокусов, которые проделывали дрессированные блохи. Любил Антон Павлович выдумывать — легко, изящно и очень смешно, это вообще характерная черта чеховской семьи. Так, в начале нашего знакомства большую роль у нас играла «Наденька», якобы жена или невеста Антона Павловича, и эта «Наденька» фигурировала везде и всюду, ничто в наших отношениях не обходилось без «Наденьки», — она нашла себе место и в письмах.

Даже за несколько часов до своей смерти он заставил меня смеяться, выдумывая один рассказ. Это было в Баденвейлере. После трех тревожных, тяжелых дней ему стало легче к вечеру. Он послал меня пробежаться по парку, так как я не отлучалась от него эти дни, и когда я пришла, он все беспокоился, почему я не иду ужинать, на что я ответила, что гонг еще не прозвонил. Гонг, как оказалось после, мы просто прослушали, а Антон Павлович начал придумывать рассказ, описывая необычайно модный курорт, где много сытых, жирных банкиров, здоровых, любящих хорошо поесть, краснощеких англичан и американцев, и вот все они, кто с экскурсии, кто с катанья, с пешеходной прогулки — одним словом, отовсюду собираются с мечтой хорошо и сытно поесть после физической усталости дня. И тут вдруг оказывается, что повар сбежал и ужина никакого нет, — и вот как этот удар по желудку отразился на всех этих избалованных людях. Я сидела, прикорнувши на диване после тревоги последних дней, и от души смеялась. И в голову не могло прийти, что через несколько часов я буду стоять перед телом Чехова!

В последний год жизни у Антона Павловича была мысль написать пьесу. Она была еще неясна, но он говорил мне, что герой пьесы — ученый, любит женщину, которая или не любит его, или изменяет ему, и вот этот ученый уезжает на Дальний Север. Третий акт ему представлялся именно так: стоит пароход, затертый льдами, северное сияние, ученый одиноко стоит на палубе, тишина, покой и величие ночи, и вот на фоне северного сияния он видит: проносится тень любимой женщины.

Антон Павлович тихо, покойно отошел в другой мир. В начале ночи он проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Ощущение чего-то огромного, надвигающегося придавало всему, что я делала, необычайный покой и точность, как будто кто-то уверенно вел меня. Помню только жуткую минуту потерянности: ощущение близости массы людей в большом спящем отеле и вместе с тем чувство полной моей одинокости и беспомощности. Я вспомнила, что в этом же отеле жили знакомые русские студенты — два брата, и вот одного я попросила сбегать за доктором, сама пошла колоть лед, чтобы положить на сердце умирающему. Я слышу, как сейчас среди давящей тишины июльской мучительно душной ночи звук удаляющихся шагов по скрипучему песку…

Пришел доктор, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (он очень мало знал по-немецки): «Ich sterbe…»

Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: «Давно я не пил шампанского…», покойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда… И страшную тишину ночи нарушала только как вихрь ворвавшаяся огромных размеров черная ночная бабочка, которая мучительно билась о горящие электрические лампочки и металась по комнате.

Ушел доктор, среди тишины и духоты ночи со страшным шумом выскочила пробка из недопитой бутылки шампанского… Начало светать, и вместе с пробуждающейся природой раздалось, как первая панихида, нежное, прекрасное пение птиц, и донеслись звуки органа из ближней церкви. Не было звука людского голоса, не было суеты обыденной жизни, были красота, покой и величие смерти…

И у меня сознание горя, потери такого человека, как Антон Павлович, пришло только с первыми звуками пробуждающейся жизни, с приходом людей, а то, что я испытывала и переживала, стоя одна на балконе и глядя то на восходящее солнце и на звенящее пробуждение природы, то на прекрасное, успокоившееся, как бы улыбающееся лицо Антона Павловича, словно понявшего что-то, — это для меня, повторяю, пока остается тайной неразгаданности… Таких минут у меня в жизни не было и не будет…

1921–1933 гг.

С. Д. БАЛУХАТЫЙ[1] «ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ А. П. ЧЕХОВА»

Громадное большинство произведений Чехова не связано непосредственно с определенными географическими районами. Но не вызывает сомнения, что детские и юношеские впечатления Чехова от Таганрога легли в основу последующих его художественных обобщений жизни, нравов и типов провинциально-уездной России, обывательщины и мещанства, бескультурья и пошлости, полицейского режима и самодержавного произвола. В Таганроге Чехов наблюдал разнообразную галерею типов обывателей, густую мещанскую среду, ее пестрый буржуазно-торговый и интеллигентный слой. Таганрогские типы, нравы и места вошли в произведения: «В рождественскую ночь», «Свадьба», «Ворона», «Холодная кровь», «Счастье», «Перекати-поле», «Степь», «Огни», «Палата № 6», «Моя жизнь», «В родном углу», «Человек в футляре», «Ионыч».

* * *

Годы университетской учебы имели решающее влияние на выработку Чеховым материалистического миросозерцания. Лекции профессоров-медиков, биологов и натуралистов, вся университетская школа позитивного научного мышления приучили Чехова к точному наблюдению действительности, к объективному ее изучению. Совмещение интересов научных и художественных имело для Чехова огромное значение для разработки им своего реалистического художественного метода.

* * *

Москва. Небольшие квартиры и квартирки, учеба, нужда, скудные заработки; типы мещанской интеллигенции; купеческое разгулье и хамство, беззастенчивая эксплуатация, подавление личности, ханжество буржуазной морали, социальное противоречие капиталистического строя, — все эти картины жизни большого города ярко отражены в обширной серии рассказов Чехова этого периода. Московские впечатления определили выбор Чеховым тем и типажей большинства своих психологических и характеристических рассказов городского цикла В них окреп писатель-бытовик, все отчетливее и углубленнее звучит нота протеста против буржуазного строя. Политическая реакция 80-х годов, вытравила со страниц печати социальную сатиру. Журналы находились под бдительным наблюдением правительственных органов, сурово опекаемые политической и моральной цензурой. Запрещено было подвергать резкой сатирической оценке устои буржуазной морали, привилегированные круги общества, учреждения, лица.

Темы журнальной юмористической литературы ограничивались однообразным кругом бытовых наблюдений. Писатели-юмористы, и среди них, прежде всего, Чехов, стремились этот материал разнообразить стилистически, создать новые литературные формы: наполнить страницы журналов литературными образцами смеха «чистого», аполитичного, асоциального — в виде игры слов, острословия, каламбура.

* * *

Ранний Чехов работает преимущественно над юмористической новеллой и анекдотом. Он создает бесчисленное число «комических мелочей»: каламбуры, объявления, письма, телеграммы, рекламы, афоризмы, темы к рисункам и т. п. Часто прибегает к литературной пародии и стилизации.

В то же время Чехов рано обращается к фактам и материалам подлинно бытовым, реалистическим. С первых же шагов своей литературной работы, он приучал себя к повседневным жизненным наблюдениям. Отсюда — постоянное внимание молодого Чехова к художественной обработке бытовых тем и деталей, к построению бытового рассказа. Чехов даже в первых своих рассказах был бытописателем городского быта — быт мещанский, чиновничий, актерский, — и, отчасти, быта крестьянского, развертывая обширную картину нравов и галереи типов начала 80-х годов. Чехов работает над созданием «внутреннего» портрета лица, над характерами. В ряде произведений уже в эти годы Чехов затрагивает серьезные психологические социальные темы, дает отрицательную оценку современного ему общества. Он глубоко вскрывал все пошлое, мещанское, лживое, самоуверенное, раболепствующее, двойственное, несправедливое, неустроенное. По словам М. Горького Чехов «уже, в первых рассказах своих умел открыть в тусклом море пошлости ее трагически-мрачные шутки».

* * *

Все усиливающееся внимание Чехова к мещанскому быту, человеческим характерам в различной социальной среде уводило Чехова от юмористической прессы — и для своих бытовых и психологических рассказов он находит новую читательскую аудиторию: страницы «Петербургской газеты» и «Нового времени».