Эдмон Лепеллетье - Коварство Марии-Луизы

• Название: Коварство Марии-Луизы
• Автор: Эдмон Лепеллетье
• Издательство: Дайджест
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-7685-0008-1

Как изменчива судьба! Всемогущий император, влюбленный в молодую жену, рождение желанного наследника – казалось бы, что еще нужно для счастья? Оказалось, нужно завоевать Россию– и с этого момента фортуна изменяет Наполеону. Он терпит поражение в войне, Мария Луиза оставляет мужа, сенат лишает его трона… По дороге в изгнание на остров Эльба враги Наполеона хотели убить его, но любовь и преданность фаворитки спасли жизнь императора. Во время 100-дневного возвращения Наполеона была сделана неудачная попытка выкрасть Марию Луизу, чтобы доставить ее к мужу. Но… судьба неумолима.

---

Алиса была ошеломлена доверием Марии Луизы и страшно испугана возможностью встречи Анрио с Мобрейлем. Ее тревожила также мысль, что секретный посланец австрийского императора может увидеть в ресторане французскую императрицу.

Войдя в свою комнату, молодая женщина села в изнеможении на диван и с лихорадочным волнением обдумывала сложный вопрос, идти или не идти на свидание с Мобрейлем. Если она отправится в ресторан, она нарушит слово, данное императрице, обманет ее доверие и даже скомпрометирует ее; если же она разоблачит то, что посоветовал Наполеон и что должно было остаться для всех тайной, она может подвергнуть императора большим неприятностям. Если план Наполеона не удастся, то, согласно разговору, бывшему при свидании обоих императоров, французский народ и армия узнают, что их император не может рассчитывать ни на какую помощь со стороны Австрии. Враги Наполеона утверждали, что брак солдата Бонапарта с австрийской эрцгерцогиней может быть расторгнут в тот момент, когда счастье повернется к нему спиной. Принцесса могла снизойти до простого смертного, когда он играл первенствующую роль в Европе, но как только он лишится силы и власти, ничто не заставит Марию Луизу оставаться при муже. Так рассуждали в Австрии, но во Франции не должны были знать об этом.

«Как верноподданная и как приближенная императрицы, я должна оказывать ее величеству повиновение и глубочайшую преданность, – думала Алиса, – а потому мне следует сидеть безвыходно в своей комнате. Но что произойдет в ресторане в мое отсутствие? Мобрейль вместо меня встретит императрицу и узнает тайну, которая должна быть тщательно скрыта от всех врагов Франции. Я чувствую, что Мобрейль – человек вероломный, он несомненно участвует в заговоре, в центре которого находится Мария Луиза. Его долгое отсутствие и молчание не предвещают ничего хорошего. Наверно, он обделывает какие-нибудь темные дела для тех лиц, которые покровительствуют союзникам. Я должна по мере сил воспрепятствовать этой новой измене. Ввиду того, что я не могу предупредить императрицу, – так как мне пришлось бы при этом очернить себя и рассказать о недостойной слабости, отдавшей меня в руки ненавистного Мобрейля, – я вынуждена тоже отправиться в ресторан, чтобы следить за этим человеком и помешать ему привести в исполнение его злостные намерения. Да, мой долг, долг француженки и патриотки, заставляет меня нарушить слово, данное императрице. Да, я пойду, тем более что, раз я знаю, что Анрио там, я не могу оставаться во дворце. Я должна поцеловать своего мужа и сказать ему, как сильно я люблю его».

Вдруг страшная мысль пришла в голову молодой женщине и заглушила радость, охватившую было ее при сознании, что она на другой день увидит любимого человека, с которым рассталась несколько месяцев тому назад.

«А что если Мобрейль в присутствии Анрио или где-нибудь невдалеке от него, так что можно будет видеть и слышать, вздумает предъявлять права на меня, которые я предоставила ему в минуту слабости? – подумала Алиса, вся содрогаясь. – Впрочем, здесь у меня хранится испанский кинжал, – мысленно прибавила она, прижимая руку к груди, – и мне нечего бояться Мобрейля!»

Как бы желая рассеять мрачные предчувствия, Алиса быстро поднялась с дивана и прошла в соседнюю комнату, где в колыбели спал хорошенький, с розовыми щечками, грудной ребенок. Молодая женщина наклонилась над колыбелью и тихонько, так, как бабочка касается крылышком цветка, прижала свои губы к спокойному лобику ребенка.

– Этот поцелуй, мой дорогой ангел, – прошептала она, – я передам завтра твоему отцу.

IV

17 марта 1814 года возле деревни Торси у ворот маленькой мызы собралась толпа крестьян. Мыза помещалась на небольшом холме; она была обнесена забором, а возле дома находились конюшня, овин и сарай. Этим скромным имуществом пользовался хлебопашец, бывший раньше на службе у маршала Лефевра, в его имении Комбо. После женитьбы Жан Соваж – так звали обладателя фермы – переехал сюда ради своей жены, так как она была родом из Торси и эта мыза принадлежала раньше ее старой матери.

Жан Соваж отличался большим умом и развитием, чем значительная часть обитателей этой местности. Он вступал в разговор с учителем школы и спорил со священником в церковной ограде, где резвились крестьянские дети.

Находясь на службе в Комбо, Жан Соваж влюбился в молодую девушку, Огюстину, помощницу прачки. Но она отдавала предпочтение Сигэ, солдату-ординарцу маршала. Блестящий мундир гусара играл не последнюю роль в этом.

У Жана Соважа была репутация отчаянной головы. Он не стесняясь высказывал смелые взгляды; во время свадьбы полковника Анрио, когда крестьяне пировали в саду, он громко осуждал императора и доказывал крестьянам нелепость войны. Екатерина Лефевр, проходя по аллее, слышала этот разговор; она возмутилась, но не отказала от места Жану Соважу, так как он был очень честен и трудолюбив. Несмотря на свою резкую откровенность, Жан ни с кем не ссорился и на него не поступало никаких жалоб.

Маршал Лефевр не особенно дружелюбно относился к независимому и рассуждающему крестьянину; все его симпатии были на стороне гусара и потому он охотно согласился на его брак с прачкой Огюстиной, а также сделал невесте хороший подарок и полное приданое. В глубине души Лефевр гордился тем, что мундир солдата одержал верх над блузой крестьянина.

– Этот урод Жан Соваж, – улыбаясь, сказал герцог Данцигский, – со своими миролюбивыми идеями наградил бы нас потомством с куриной кровью; а Сигэ, как храбрый солдат, подарит императору целый отряд маленьких гусаров, которыми будет командовать Римский король.

Брак Огюстины и Сигэ состоялся; прачка покинула Комбо и переехала с мужем в Торси, на ферму своих родителей. Когда возобновилась кампания в 1813 году, Лефевр потребовал к себе своего ординарца накануне боя при Дрездене. Сигэ попал в засаду и погиб. Его тело не могли отыскать, но на опушке леса нашли его сумку; она была вся вывернута и разорвана. По-видимому, несчастный курьер был схвачен на этом месте прусскими аванпостами и затем расстрелян. Перед отъездом в армию Сигэ встретился с Жаном Соважем. Указывая на молодую, расстроенную жену, солдат сказал крестьянину:

– Если неприятельская пуля сразит меня, дружище Жан, если мне не суждено будет увидеть мою жену и ребенка, то…

– Брось эти глупые мысли! – прервал его Соваж. – Ты вернешься целым и невредимым, как и всегда.

– Возможно, но послушай, Жан, что я тебе скажу. Ты хороший, честный работник. Правда, ты немного упрям, но сердце у тебя прекрасное. Ты любил Огюстину. По-настоящему она должна была бы выбрать тебя, а не меня.

– Огюстина поступила так, как нашла нужным, – возразил Жан, – я не осуждаю ее. Она умная женщина, такая подруга жизни, какую можно пожелать каждому.

– Она не могла выйти за нас обоих, – философски заметил Сигэ, – и теперь, обдумав многое, я решил, дружище, что было бы лучше, если бы она вышла за тебя.

– Ты думаешь? – с горечью переспросил Соваж. – Но скажи, пожалуйста, почему ты находишь, что Огюстине следовало предпочесть меня?

– Потому что я солдат, который по первому требованию должен вскинуть на плечо ружье и отправиться Бог знает куда, а ты, дружище, воюешь только с травой и деревьями. Ну, оставайся на своей земле и заготавливай для нас хлеб. Мы, солдаты, постараемся, чтобы русские казаки и уланы не утащили его у нас из-под носа. Но я затеял разговор совсем не для того, чтобы рассуждать о наших почтенных профессиях. У меня есть к тебе большая-большая просьба: ты можешь оказать мне огромную услугу, Жан.

– Говори, в чем дело? – нетерпеливо спросил Соваж.

– Видишь ли, если я не вернусь назад, – а у меня есть предчувствие, что не вернусь, – я хотел бы, чтобы ты женился на Огюстине и заменил моему ребенку отца. Скажи, ты согласен исполнить мою просьбу? Огюстина полюбит тебя – у женщин это делается скоро, – а мой мальчик даже не будет знать о моем существовании, он еще так мал. Ты станешь для него родным отцом. Итак, я надеюсь на тебя, дружище Жан. А теперь прощай!

Подавив вздох и вытерев слезу, Сигэ быстро пожал руку своему бывшему сопернику, а теперь другу, вскочил на лошадь и поскакал по направлению к германским владениям, откуда больше не вернулся.

Жан Соваж сделался мужем Огюстины и отцом маленького Сигэ. Через некоторое время у Жана родился собственный сын, и оба мальчика росли вместе, довольные и счастливые.

Все вышло так, как предсказывал гусар Сигэ.

17 марта 1814 года Жан Соваж, непримиримый враг войны и слишком воинственного императора, держал в руках ружье. Его окружали крестьяне, вооруженные чем попало. Не у всех были ружья, но отвага и решимость светидись на всех лицах, несмотря на то, были ли у них заступы, вилы, железные ломы или огнестрельное оружие.

– Вы знаете меня, товарищи, – сказал Жан Соваж, обращаясь к крестьянам, – мне не нравилось то, что происходило в нашей стране. Я находил налоги слишком большими, а плату за наш труд слишком незначительной. Я не принадлежал к числу людей, ослепленных светом нашей славы. Разделяя удовольствие всех по поводу одерживаемых побед, я в то же время желал меньше трофеев для инвалидов и побольше хлеба для наших амбаров. Да, я все время выступал против тех, кто вовлекал нас в бесконечные войны, кто разбросал по Испании и русским степям французские кладбища. Сегодня же вы видите меня с ружьем в руках, с патронташем у пояса. Теперь я говорю всем вам, страдавшим от того же, от чего страдал и я: «Вооружимся чем можем и пойдем на врага! Возьмем ружья, если они у нас есть: возьмем вилы, а если они окажутся негодными, – так как ими приходится мало работать в течение уже многих лет, – возьмем палки, будем драться кулаками; защищать даже зубами нашего императора!» Вас, может быть, удивляют мои слова, товарищи?