Галина Николаева - Битва в пути

• Название: Битва в пути
• Автор: Галина Николаева
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1959

Роман Галины Николаевой «Битва в пути» — одно из лучших произведений русской советской литературы, появившихся после XX съезда КПСС. Писательница ставит и по-новому решает в нем многие актуальные проблемы нашего времени. Но особенно большое место занимают в романе проблемы морали (любовь, семья, быт).

«Битва в пути» учит серьезному и честному отношению к жизни, помогает моральному и эстетическому воспитанию. советских читателей.

---

«Морось… морось… — думала Анна. — И вчерашний о том же. И позавчерашний то же самое… А ведь светлеет на улице. Опогодилось бы завтра, поспели бы еще а яровым».

— Зоотехник в кормушку не ляжет! — громко сказала Рита.

— Этого и не надо. Но чем меньше кормов, тем умнее надо их расходовать. Нельзя же всем поровну! Скажите, какая корова отелилась последней?

— Ох, забыла! В журнале записано. «Красуля отелилась», — подумала Анна. — Сколько она дала молока?

— Кто же ее знает…

— Именно вы, зоотехник, и должны знать. Я вам казуистических вопросов не задаю.

Непонятные слова опять зажужжали, и Анна снова перестала слушать. Однако настойчивый мужской голос то и дело пробивался сквозь дрему и мешал ей.

«И чего он жужжит? Чего добивается?.. Как муха об стекло… бьется… бьется…»

Зашелестели страницы журнала.

— А вот эта Бодуха? Да ведь она меньше козы доит. Услышав про Бодуху, Анна подняла голову.

— Видно, на запуск идет, — объясняла Рита.

— С какого числа в запуск?

— При нашем зоотехнике никто не знает, не ведает, когда коровам в запуск идти, когда телиться, — сказал председатель.

— Как же так? — обратился Курганов к Рите. Рита вздохнула:

— У нас бык больно бравый парень. Как завидит коров, все загородки порушит! Сколько раз говорила председателю: «Угороди крепче!»

Зоотехник и председатель стали ругаться. Анна не любила ругани и, чтоб успокоить их, хотела сказать: «Да и не огулена Бодуха вовсе, и не в запуск ей. От старости пропадает!»

Но зазвучали слова: «Опыт передовых… Выполнение плана…» И Анне снова стало казаться, что бьется о стекло беспокойная муха.

Она очнулась, когда приезжий обратился прямо к ней:

— Скажите, а вы ездили на фермы колхоза «Крепость социализма?»

Анну вместе с другими доярками недавно возили в знаменитый колхоз, но фермы не произвели на нее впечатления. Уж очень все там было не похоже на свое, кровное, недостижимо.

Она вяло ответила: — Возили нас.

— Что ты нехотя отвечаешь? Или не понравилось тебе? — сказал председатель.

Ей не хотелось говорить, но все ждали ответа. Она ответила не глядя, не подняв головы:

— …Звонки бубны за горами…

Она взяла свой бидончик и двинулась к двери.

Посылая доярок в колхоз «Крепость социализма», Курганов старался, чтобы там было как можно великолепнее, — сам помог раздобыть для доильного зала керамические плитки и белые плафоны. Ходил по ферме, любовался и радовался: «Приезжай, учись, вдохновляйся!»

«Вот тебе и вдохновились! — Он привычно иронизировал над собой. — Только «бубны» да еще и «за горами». Послать отсюда туда — все равно что из первого класса прямиком в десятый! А как иначе? Не открывать же животноводческую ферму первой ступени и животноводческую ферму второй ступени? Или сюда привести оттуда лучших? Да! Ту же Лизавету. Коммунистка. Умница. Пусть покажет, что можно сделать с этим скотом в этих условиях».

Когда Анна навозила воды и собралась домой, те трое опять появились на ферме и направились к ней.

«Опять идет неотвязный. И чего жужжат пустое?» -

— Вот она… Бодуха… — сказала Анна в досаде. — Вы про нее гадаете: «Огулена, не огулена». Смех слушать! Перестарок же! От нее поносу больше, чем молока…

— Для чего же держать такую корову?

— И давно бы забили, когда б она коровой была. Так ведь она не корова, она «поголовье»!..

— Что ты несешь несуразное? — сказал председатель,

— Зоотехник же объяснила: «Поголовье забивать законом запрещено!» Мы так и понимаем: коров для молока держут, поголовье — для законных хвостов!

Щеки Анны пылали желтоватым румянцем. Курганов видел, что она раздражена, но ее раздражение было лучше, чем дремотное безразличие.

— Все на зоотехника, все на зоотехника! — накинулась Рита на Анну. — А кто тебе мешает своими коровами распоряжаться? Дала бы одной поболе, другой помене.

Рита кипятилась. Презрительно поглядев на нее, Анна подумала: «Не дал бог свинье рогов, а бодуща была б!»

Курганов нечаянно толкнул ногой бидончик, припрятанный у стены, меж ведрами. Густые желтовато-белые сливки медленно потекли по грязи прохода.

— Видали? — сказала Рита Курганову. — Еще и не стемнело, а уже припаслись тащить! С таким народом работать! А все на зоотехника! Чей бидон?

На разгоревшихся щеках Анны появились два белых пятна. «Как морозом прихватило!» — подумал Курганов и понял, что сливки украла она.

— Я дознаюсь, чей это бидон! — сказала Рита.

— Мой.

Анна подняла бидон и пошла с фермы, втаптывая сливки в грязь прохода.

Она сказалась больной и попросила соседку заменить ее на вечерней дойке. Спать легла рано, но не могла заснуть. Слушала, как верезжит ветер за окном, и думала:

«Вот и к лучшему, что нет рядом Дашуни. Подальше от материнского стыда. — Сбросила с лица жаркие, колючие волосы, замотала головой по подушке. — Нечего мне стыдиться, нечего! Воробьиха литрами в темноте тащит. На базар носит. А я полкружки на глазах, не таясь, взяла для дочек. Кружку сливок все увидели, а того, что по четыреста трудодней который год вырабатываю за колы да нолики, не видят. Этого не видят! В трудоднях моя совесть, а не в бидоне! А все ж таки зазорно. Ох, нехорошо! Совесть, как лихая болесть! А все он, головастый. Уйти бы домой до сроку! Все в сон клонило, а теперь и ночью не в силах заснуть. Разбередил, растревожил, варяг неотступный».

Утро наступило умытое дождями, с синими разводьями на полях, с жирным, сытым блеском намокшей земли.

Анна думала, что ее вызовут к председателю, станут стыдить и наказывать. Приготовившись к худому, пришла на ферму.

Никто не. вызывал ее, но доярки были встревожены, Анне рассказали, что вчера заседало правление и Сеня заявил, что она уносит меньше других, а для Риты берут молоко большими бидонами. Рита плакала и говорила, что берут не для нее, а для трактористов. На правлении дояркам решили начислять трудодни не с коровы, а с надоя и спустили «покоровный» план удойности. Кто перевыполнит, тому будут давать дополнительно один литр из шести сверхплановых. Молоко на трудодни постановили выдавать в определенные дни. В остальные дни не велели носить на фермы бидоны. Коров-перестарок постановили забить, а корма давать с весу. На птицеферму на три дня послали общественных контролеров. Новостей было так много, что Анна не могла разобраться в них.

— Пошла изба по горнице, сени по полатям! Чистый содом! — сказала она, но про себя позлорадствовала: «Не торговать Воробьихе и Устинье на базаре крадеными молоком да яйцами. Кончилась безгрозица. — Но тут же огорчилась: — И мне своих девчонок не баловать!. Скорей бы телилась моя Жданка!»

Она еще не успела разобраться, что к добру и что к худу, когда председатель привел по-городски одетую женщину.

Анна так привыкла к «представителям», что не обратила на нее внимания. Но когда гостья скинула пальто, надела халат, Анна узнала в ней доярку из колхоза «Крепость социализма».

Она была черноглазая, полная, но двигалась легко и, казалось, радовалась и своему дородству и легкости.

Расправляя складки халата, она пошевелила крутыми плечами, улыбнулась и сказала звучным, катящимся говорком:

— Здравствуйте, женщины! Это, видно, и есть ваша рекордсменка Красуля? Слышала от людей, слышала!

Ловко подхватила соседнюю скамеечку и села возле Красули рядом с Воробьихой.

Анне бросилось в глаза, что гостья все делает «в аппетит»: и халат надевает, и шевелит плечами, и ходит, и разговаривает.

Доярки столпились возле гостьи, а она, не смущаясь этим, весело говорила:

— Стадо у вас холмогорской основы, и бык-холмогорец вовсе хорош. Породность — это, конечно, бо-оль-шой-колоссальный вопрос! — При словах «большой-колоссальный» она для убедительности прижмурила темные глаза, качнула головой и так нажала на букву «о», что слова выкатились на этих «о», как на колесах. — Ваше стадо не так худое, как напущенное. Кормов не хватает? Луга болотисты? Знаю, знаю. Сырость, ландыши. Сама девчонкой за ландышами бегала, букетами в городе торговала. В городе, бывало, ахают: «Ах, ландыш! Ах, запах! Ах, переживание!» У нас в колхозе болота теперь осушены, сырости меньше стало и ландышей поменьше. А у вас, видно, по сию пору ландышам кланяются: «Ландыш, милый, спаси!»

«Бойчится, — подумала Анна. — Они, загорные, все речисты». А руки приезжей уже тянулись к вымени Красули.

— Только что подоена? Какой метод массажа применяете? Не делаете? Неужто ж вам не объясняли? Как же без массажа? Работа с выменем играет бо-ольшую-колоссальную роль!

Слова «работа с выменем» удивили Анну. А гостья деловито продолжала:

— Вот, глядите-ка, бабы… Круговое движение, вот этак… Поперечное — этак… Раз за разом. Раз за разом… А теперь в глубину… Самая жирность там, в глубине.