Никос Казандзакис - Я, грек Зорба

• Название: Я, грек Зорба
• Автор: Никос Казандзакис
• Жанр: Современная проза

Писатель, от лица которого ведется повествование, решает в корне изменить свою жизнь и стать человеком действия. Он арендует угольное месторождение на Крите и отправляется туда заниматься `настоящим делом`. Судьба не приносит ему успеха в бизнесе, не способствует осуществлению идеалистических планов, но дарует нечто большее. Судьба дает ему в напарники Зорбу.

`Грек Зорба` — роман увлекательный, смешной и грустный, глубокий и тонкий. Мы встретимся с совершенно невероятным персонажем — редчайшим среди людей, живущих на Земле. Этот человек воистину живет `здесь и сейчас`. Он совершенно свободное — в том числе и от каких бы то ни было моральных запретов — существо, для которого нет особой разницы между материей и духом, Богом и дьяволом.

И при этом Ошо Раджниш считал грека Зорбу высшим проявлением буддовости.

---

Была зима, шел снег. В комнате, смежной с моей, немецкий профессор-востоковед пытался, чтобы согреться, переписывать несколько старинных китайских поэм или какую-то сентенцию Конфуция с помощью длинной кисти, по тягостному обычаю Дальнего Востока. Кончик кисти, приподнятый локоть и сердце ученого являли собой треугольник. «Через несколько минут, — говорил он мне с удовлетворением, — у меня потеет под мышками, и я согреваюсь».

И вот в один из таких горьких дней я получил эту телеграмму от Зорбы. Вначале я обиделся. Миллионы людей унижались и погибали не имея даже куска хлеба, чтобы поддержать свое бренное тело и душу, а я получаю телеграммы с приглашением преодолеть тысячи километров, чтобы полюбоваться красивым зеленым камнем! К черту красоту, кричал я, если у нее нет сердца и ее не трогают страдания людей.

Но тут же мне стало стыдно: гнев мой утих, я с ужасом заметил, что это бесчеловечное приглашение Зорбы отозвалось во мне другим бесчеловечным порывом. Внутри меня поселилась какая-то дикая птица, которая взмахивала крыльями, пытаясь улететь.

Однако я оставался недвижим. Я не слышал дивных и диких призывов, нараставших во мне, и не решился на великодушный и бессмысленный поступок, а внял сдержанному, холодному голосу логики. Итак, я взял в руки перо и написал Зорбе, чтобы ему все объяснить.

И что он мне ответил?

«Ты, хозяин, не в обиду будь сказано, обыкновенная бумажная крыса. Ты тоже мог, несчастный, увидеть единственный раз в своей жизни прекрасный зеленый камень, но ты его не увидел.

«По правде сказать, мне случалось, когда у меня не было работы, спрашивать себя: «Есть ли в действительности ад или же его нет?» Но вчера, когда я получил твое письмо, я сказал: «Нужно, чтобы там был хоть какой-нибудь ад, всего для нескольких бумажных крыс вроде тебя».

С тех пор он мне больше не писал. Нас вновь разлучили ужасные события, земной шар продолжал раскачиваться, словно раненый, или пьяный, собственные заботы, дружба отошли на второй план.

Я часто говорил со своими друзьями об этом мудреце с большой душой: мы восхищались достоинством, гордым духом этого необразованного человека, презиравшего холодный разум. Духовных высот, к которым мы стремились долгие годы упорного труда, Зорба достигал в один прыжок. Мы тогда говорили: «Зорба обладает величием души». Когда же он покорял эти вершины, мы заявляли: «Зорба ненормальный».

Вот так проходило время, слегка отравленное воспоминаниями. Другая тень, тень моего друга удручала мою душу; она не оставляла меня, ибо я сам не хотел с ней расстаться. Но об этой тени я никому не говорил. Я с ней беседовал украдкой и благодаря ей примирился со смертью. Она была потайным мостом, связывающим меня с другим берегом. Когда душа моего друга преодолевала его, я чувствовал, насколько она изнурена и бледна; у нее даже не было сил пожать мне руку.

Иногда я с ужасом думал о том, что, возможно, на земле у моего друга не было времени победить рабство своего тела, подготовить и укрепить душу, чтобы освободить ее в последнюю минуту от страха смерти. Может, думал я, у него не было времени увековечить то, что он, почти причисленный к лику бессмертных, носил в себе.

Но время от времени он набирался сил — или же это был я сам, — и тогда являлся помолодевшим и строгим, мне даже слышались на лестнице его шаги.

Этой зимой в одиночку я совершил паломничество в Энгадинское высокогорье, где однажды мой друг и я провели чудесные часы с женщиной, которую мы оба любили.

Остановился я в той же гостинице, где мы жили тогда… Я спал. Свет луны струился в открытое окно, я чувствовал, как в мое скованное сном сознание вплывали горы, усыпанные снегом пихты и голубая нежная ночь.

Меня охватило какое-то невыразимое блаженство, сон казался глубоководным морем, спокойным и прозрачным, а я возлежал в его лоне, неподвижный и счастливый; чувствительность моя была такова, что если надо мной, на высоте тысячи метров проходила лодка, она мне резала тело.

Внезапно на меня легла тень. Я понял, чьей она была. Послышался его упрекающий голос:

— Ты спишь?

Я ответил в том же тоне:

— Ты заставляешь себя ждать; прошло уже много месяцев, ая так и не услышал твоего голоса. Где ты бродишь?

— Я всегда рядом с тобой, это ты меня забыл. У меня не всегда хватает сил позвать тебя, а ты только ищешь случая, чтобы меня оставить. Лунный свет — это хорошо, и деревья, покрытые снегом, и жизнь на земле, но пощади, не забывай меня!

— Мне никогда не забыть тебя, и ты это хорошо знаешь. В первые дни после того, как ты меня оставил, я бежал в дикие горы, изнурял свое тело, проводил бессонные ночи, думая о тебе. Я даже писал стихи, чтобы подавить свое горе, но эта жалкая поэзия не унимала моих страданий. Одно из стихотворений начинается так: «В то время, как ты уходил туда, где смерть, я вспоминая вас, восхищался вашей осанкой, вашей гибкостью, когда вы вдвоем шли по крутой тропинке. Как два товарища, которые проснулись на заре и ушли».

А в другом, тоже неоконченном стихотворении, я кричал тебе: «Сомкни зубы, мой безмерно любимый человек, чтобы душа твоя не улетела!»

Он горько улыбается и наклоняет свое лицо ко мне, а я вздрагиваю, увидев, какое оно бледное. Он долго смотрит на меня глубокими глазницами, где больше не было глаз. Только два комочка земли.

— О чем ты думаешь? — шепчу я. — Почему ты ничего не говоришь?

И вновь его голос доносится, как далекий вздох:

— Ах! Что может остаться от одной души, для которой мир был слишком мал! Несколько стихотворений, сочиненных ему кем-то, неоконченных и недописанных, нет даже полного четверостишия! Я брожу по земле, навещаю тех, кто мне дорог, но сердца их закрыты. Как себя воскресить? Я хожу по кругу, подобно собаке, обходящей запертый дом. Ах, если бы я мог жить свободно, не цепляясь, словно утопающий, за ваши теплые живые тела!

Слезы его брызнули из глазниц и земля в них превратилась в грязь. Но голос его тотчас окреп.

— Самая большая радость, что ты мне дал, — сказал он, — это было однажды, в день моего праздника, в Цюрихе, ты помнишь? Когда ты поднял свой бокал за мое здоровье. Ты вспоминаешь? С нами был кто-то еще…

— Помню, — отвечаю я, — это была та, которую мы называли нашей подругой… Мы замолчали. Сколько веков прошло с тех пор! Цюрих, на улице шел снег, на столе были цветы, мы были втроем.

— О чем ты думаешь, дорогой учитель? — с легкой иронией спрашивает тень.

— О многом, обо всем…

— Я же думаю о твоих последних словах. Ты поднял бокал и произнес дрожащим голосом эти слова: «Друг мой, когда ты был малышом, твой старый дедушка держал тебя на одном колене, а на другом у него лежала критская лира, он играл на ней песни старых солдат. В этот вечер я хочу выпить за твое здоровье пусть судьба сделает так, чтобы ты всегда чувствовал, что Бог держит тебя у себя на коленях!»

— Бог очень быстро внял твоей просьбе!

— Ну и что! — воскликнул я. — Любовь сильнее смерти.

Он горько улыбается, но ничего не говорит. Я чувствую, что его тело растворяется во мраке, становясь рыданием, вздохом, насмешкой.

Долгие дни вкус смерти оставался на моих губах, но на сердце у меня полегчало. Смерть вошла в мою жизнь со знакомым и любимым лицом, так приходят за нами друзья и терпеливо ожидают в углу, пока мы не окончим работу.

Однако тень Зорбы продолжала ревниво бродить вокруг меня. Однажды ночью я находился один в своем доме у моря на острове Эгина. Я был счастлив; окно выходящее к морю, было открыто настежь. Светила луна, море, тоже счастливое, вздыхало; мое тело, наслаждавшееся усталостью после долгого купания, спало глубоким сном.

И вот в тиши такого блаженства, перед утром в моих снах появился Зорба. Не помню ни того, что он говорил, ни причины его появления. Но проснувшись, я почувствовал, что сердце мое готово разорваться; не знаю почему, глаза мои наполнились слезами. Мной тотчас овладело непреодолимое желание восстановить в памяти жизнь, которую мы вели вдвоем на критском берегу, вспомнить, собрать воедино все слова, крики, жесты, смех, слезы, танцы Зорбы, чтобы спасти его.

Желание это было настолько сильным, что мне стало страшно видеть в нем знак того, что в эту минуту где-то на земле Зорба агонизировал. Его душа была настолько связана с моей, что мне казалось невозможным, если один из нас умрет, то другой не содрогнется и не закричит от боли.

Какое-то время я не решался собрать все воспоминания, оставленные Зорбой, и облечь их в слова. Мной овладел какой-то детский страх. Я говорил себе: «Если я это сделаю, значит, Зорба действительно находится в смертельной опасности. Нужно сопротивляться силам, которые меня подталкивают».

Я противился два дня, три дня, целую неделю. Погрузился в другие записи, совершал экскурсии, много читал. С помощью такой хитрости я пытался отделаться от невидимого присутствия. Но мой мозг в тягостном беспокойстве полностью сконцентрировался на Зорбе.