Барбара Вуд - Ночной поезд

• Название: Ночной поезд
• Автор: Барбара Вуд
• Издательство: ООО «ТД «Издательство Мир книги»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-486-01256-3

Небольшой польский город, оккупированный фашистской армией в годы Второй мировой войны, может быть стерт с лица земли. Чтобы спасти жителей города, молодой врач Ян Шукальский решает инсценировать эпидемию тифа, чтобы заставить нацистов вывести свои войска. Ценой невероятных усилий ему удается это сделать. Стойкость и мужество, любовь и самопожертвование помогают героям преодолеть ужасы войны и противостоять смерти…

---

– Тогда возьмите. – Кеплер положил ей на колени оставшийся шоколад и начал нарезать себе колбасу.

Анна изумленно смотрела не него.

– Я не возьму его! Почему вы отдали мне весь шоколад? Избегая смотреть ей в глаза, Кеплер отправил себе в рот кусок крошившейся черной колбасы.

– Я же говорил, что у меня его достаточно. Через две недели, когда вернусь на службу, я получу еще.

Девушка спрятала шоколад в кармане пальто и как бы невзначай поинтересовалась:

– Герр Кеплер, вы служите в этих местах?

«Да, – с горечью подумал он, – я служу в охране концентрационного лагеря». Но вслух он произнес:

– В тридцати километрах от Кракова. Сижу за письменным столом и перекладываю бумажки.

Она снова улыбнулась, и эта улыбка была первым проявлением доброты, которой Кеплер удостоился за полтора года.

Вдруг кровяная колбаса застряла у него где-то на полпути к желудку. Эта неприятная масса никак не хотела продвигаться дальше, когда Кеплер вспомнил, какой ценой оплачена еда, которую он сейчас поглощал. Ганс повернулся к окну и увидел, как в стекле изредка мелькает его лицо, но и этого было достаточно, чтобы заметить покрывшие его капли пота.

Он резко встал, напугав всех, и положил оставшуюся колбасу Анне на колени.

– Отвезите это своему отцу, школьному учителю. У меня ее еще много, к тому же что-то не хочется есть.

Кеплер произнес это вымученным, напряженным голосом. Затем он перешагнул через их ноги, вышел в коридор и добежал до туалета, оказавшегося, к счастью, незанятым. Встав над унитазом, он терпеливо ждал, пока качавшийся поезд не поможет ему избавиться от куска колбасы. Наконец кусок беззвучно выскочил из его рта и рассыпался на рельсах.

Он выпрямился и подошел к открытому окну в конце вагона, через которое влетали струи холодного пронизывающего воздуха и горсти снежинок, и, стоя перед ним, подумал: «С какой стати в Зофии я почувствую себя иначе? Там мне будет так же плохо. Кошмары и там не оставят меня в покое. А через две недели придется возвращаться».

Кеплер вернулся в купе и тяжело опустился на свое место, избегая любопытных взглядов попутчиков. Он смотрел на снег за окном и чувствовал, что Зофия становится все ближе, вместе с тем растет неизбежная потребность рассказать кому-то обо всем, что он знал. Сейчас у него не было сомнений в том, что придется избавиться от тяжкого груза ведомой ему тайны, если он не хочет сойти с ума. В глубине души Ганс Кеплер понимал, что он предатель, и это обстоятельство вкупе с ужасной тайной, которую он хранил, делало из него мученика.

– Сигарету, герр Кеплер? – предложила Анна Крашиньская.

Он взглянул на ее сигареты. Сорт «Damske», который сперва производился для женщин и заполнялся табаком лишь наполовину. Другую половину занимал хлопчатобумажный фильтр, но сейчас только эти сигареты были ей по карману. Кеплер вспомнил сигареты из отличного табака, лежавшие у него в вещмешке, дефицитный сорт «Plaske», упакованный в хрустящую картонную коробку и доступный только избранным. Но он не отказался, тронутый тем, что она поделилась оставшимися у нее двумя сигаретами.

Оба курили и молчали, пока поезд преодолевал последние километры пути. Наконец поезд остановился на станции Зофия.

Собрав все свои свертки и сумев удержать их в руках, Анна поблагодарила Ганса Кеплера за его помощь и еду и поспешно вышла из поезда. Неторопливо застегивая пуговицы шинели, Кеплер увидел через окно, как хорошенькая девушка бросилась в объятия мужчины, стоявшего на покрытой снегом платформе.

Кеплер наконец вышел из поезда и направился к станции, он обрадовался тому, что его никто не встречает. Был канун Рождества. Прежде чем явиться к бабушке, ему надо было выполнить одну обязанность. Мысль об этом пришла ему в голову, когда поезд приближался к дому.

Костел Святого Амброжа стоял в центре города, в дальнем конце большой мощеной площади, напротив нацистского штаба. Это был большой храм в готическом стиле со шпилями, черневшими среди падающего снега. Его украшали статуи средневековых святых и защищали выстроившиеся кольцами горгульи.

Ганс Кеплер поднял глаза на изысканно украшенные дубовые двери. Прошло уже много лет с тех пор, как он заходил в храм, хотя до этого, в детстве, он был ревностным католиком. За годы в гитлерюгенде пришлось отказаться от этой присущей ему польской черты, а совсем недавно он принял модную религию, именуемую СС. Однако теперь, снова стоя на ступенях костела, где его крестили и впервые причащали, Кеплер ощутил умиротворение, какого не испытывал уже много месяцев.

Сняв фуражку, он поднялся по ступеням, потянул на себя дверь и вошел. Его тут же окутали тепло и запах благовоний, побудив опустить вещевой мешок и на мгновение застыть на месте.

Кеплер взглянул на неф и слева вдали увидел маленькие деревянные занавешенные кабинки, за которыми священники принимали исповеди. Несколько прихожан стояли в очереди, другие у алтаря шептали слова покаяния.

Кеплер опустил пальцы в стоявшую справа чашу со святой водой, коснулся ими лба, сердца и плеч, затем, прежде чем пересечь сводчатую нишу и подойти к исповедальне, опустился на одно колено, повернувшись к алтарю. Глядя на распятие, висевшее над дарохранительницей, он почувствовал, что его руки стали влажными, а на лице выступил обильный пот, который тут же пропитал воротник шинели. Он встал и почувствовал дрожь в коленях, когда заметил, что одна исповедальня освободилась. Кеплер раздвинул бархатные занавески и вошел. Он опустился на колени, перекрестился и пальцем коснулся распятия, которое висело над маленьким закрытым ставнями окошком, по другую сторону которого находился невидимый священник. Еще мальчиком он впервые исповедовался именно в этой кабинке. Его сердце стучало так громко, что он почти не расслышал, как ставня со скрипом скользнула в сторону и священник наклонился к нему. Через мелкую решетку разделявшей их сетки Ганс мог едва различить очертания головы священника. Тот что-то шептал. Прошла целая вечность, пот лился на его стиснутые кулаки. Кеплер услышал шепот священника:

– Да?

Ганс издал сдавленный звук.

– Сын мой, случилось что-то дурное? – тихо спросил священник.

– Отец, я…

Кеплер вытер руки о шинель. Он так безудержно трясся, что боялся, как бы не опрокинуть всю исповедальню.

– Отец, отпустите мне грехи, не спрашивая меня о причине!

– Ты болен? – раздался ласковый голос священника. – Может, нам лучше поговорить у меня?

– Отец! – выпалил он. – Отец… с моей последней исповеди прошло много лет. Благословите меня…

Священник снова стал шептать, и Кеплер, наконец собравшись с духом, заговорил, и слова полились гораздо легче.

– Отец, я должен вам кое в чем исповедаться…

Глава 2

Доктор Ян Шукальский медленно спускался по лестнице со второго этажа больницы и, преодолевая каждую ступеньку, прислушивался к своим тяжелым шагам. Хромота из-за поврежденной в детстве ноги, после чего та осталась немного искривленной, была более заметна именно в такие моменты, когда он сильно уставал. Тогда он казался старше своих тридцати лет. Доктор задержался внизу лестницы и посмотрел на длинный тусклый коридор, который вел к его кабинету. Накануне Рождества 1941 года в этом коридоре царила зловещая тишина, несмотря на то, что все пятьдесят с лишним коек были заняты. Сейчас доктору хотелось быть дома вместе с женой и сыном. Но он не мог покинуть больницу. Пока не мог. Видимо, ему придется задержаться довольно долго. Цыган еще не пришел в сознание.

Доктор взглянул на часы. Половина седьмого. Он прошел большую часть коридора, открыл дверь своего кабинета и включил свет.

Одна лампочка, висевшая над головой, освещала скудную меблировку, состоявшую из простого деревянного стола, вращающегося стула с решетчатой спинкой, еще двух стульев с такими же спинками и деревянного картотечного шкафа в углу. В одной стене был встроенный мраморный камин, но его забили досками и на каменной плите очага установили современную батарею парового отопления.

Он устало сел за простой деревянный стол и протер глаза. Больше всего его беспокоил цыган… Он посмотрел на потолок, через который проступило влажное пятно. Это лишено всякого смысла. Невероятная история, которую крестьянин Милевский составил из обрывков произнесенных раненым в бреду, никак не могла быть правдой. И тем не менее, как объяснить его состояние и то обстоятельство, при котором Милевский нашел цыгана? И почему он оказался совсем один? Это сбивало с толку. Шукальский никогда не встречал цыган, которые ходили бы в одиночку. Они всегда, несмотря ни на что, ходили вместе, хотя бы по двое, но никогда в одиночку. А вот этот как раз оказался совсем один на снегу у края фермы Милевского с простреленной головой. С губ охваченного лихорадкой цыгана срывались самые невероятные слова. Он говорил о каком-то массовом расстреле…