Мэри Расселл - Дети Бога

• Название: Дети Бога
• Автор: Мэри Расселл
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-046711-2, 978-5-9713-6157-2

Планета Ракхат системы Альфа Центавра. Мир загадочной древней цивилизации.

Мир, на который отправилась первая экспедиция землян, спонсируемая Ватиканом, причем на борту звездолета присутствовали не только врач, инженер и астроном, но и четыре миссионера-иезуита.

Из всех членов экспедиции на Землю вернулся только один — молодой иезуит Эмилио Сандос, познавший на Ракхате все ужасы и унижения плена и рабства.

Отныне его единственная цель — держаться как можно дальше от враждебной планеты.

Однако генерал иезуитов не жалеет усилий, чтобы вернуть Эмилио на Ракхат…

---

На восьмой день они увидели вблизи горизонта блеск снаряжения, вспыхивавшего на солнце. К вечеру, когда холмистая местность вознесла армию повыше, смогли различить темную массу в основании пыльного облака.

— Мы будем там завтра, — сказала Тият, но затем глянула на запад и добавила: — Если раньше не начнется дождь.

В ту ночь все спали плохо, а когда проснулись, вокруг было душно и туманно. Оставив спутников завтракать, Эмилио взошел на небольшое возвышение и вгляделся в армейский лагерь. Первое солнце только начало взбираться на небосклон, но уже сейчас пейзаж дрожал и расплывался из-за жары, и Эмилио успел взмокнуть. «К черту», — подумал он и, повернувшись к своим товарищам, крикнул: — Подождем тут.

— Хорошая мысль, — сказала Каджпин. — Пусть сами идут к нам!

Утро они провели на вершине маленького холма; Нико и руна ели и болтали, точно участники пикника в ожидании парада. Но когда армия надвинулась, подавляя численностью, они; как и Сандос, впали в молчание, напрягая слух. Трудно сказать, вправду они слышали или только воображали топот ног, клацание металла, протяжные команды и замечания из рядов; грозовые тучи уже спрятали западный горизонт за колоннами черного дождя, а ветер уносил прочь все звуки, кроме самых ближних.

— Похоже, гроза будет сильной, — с тревогой сказала Тият, подперев себя хвостом против крепчающего ветра. Молнии на западе сверкали почти непрерывно, озаряя тучи.

Каджпин тоже встала.

— Дождь накроет всех, — сказала она беззаботно, но затем добавила более зловещую фразу: — А молния ударит лишь в некоторых.

Спустившись по склону холмика к небольшой впадине, она вновь села и, спокойно озирая ряды солдат, весело заметила:

— Хорошо, что я не ношу доспехи.

— Когда начнется гроза? — спросил Нико.

Посмотрев на запад, Эмилио пожал плечами:

— Через час. Может, раньше.

— Вы не хотите, чтобы я пошел к ним и позвал синьору Софию?

— Нет, Нико. Спасибо. Пожалуйста, подожди здесь.

Подойдя к Тият и Каджпин, он повторил:

— Ждите здесь.

Затем, не оглядываясь, неспешно зашагал вниз по дороге. Одолев половину дистанции, он остановился: маленькая фигура с плоской спиной и серебряно-черными волосами, раздуваемыми ветром.

К этому моменту авангард остановился, а вскоре шеренги раздвинулись, пропуская одноместные крытые носилки, доставленные с бивуака четырьмя руна.

Эмилио попытался подготовить себя к виду Софии, к звуку ее голоса, но сдался и просто смотрел, как носильщики осторожно опускают паланкин. Сноровисто и быстро они развернули вокруг носилок палатку, похожую на веранду, — с водонепроницаемой оранжевой тканью, сияющей в лучах солнца» находившегося к востоку от приближающейся грозы. Затем из тележки с оборудованием извлекли искусно сконструированное складное кресло, расправили его и установили перед носилками. В заключение откинули лестницу, прикрепленную на петлях к основанию паланкина, и Эмилио увидел крохотную кисть, раздвинувшую занавески и опершуюся на руку, предложенную, чтобы помочь Софии спуститься по ступеням.

Эмилио ожидал увидеть Софию изменившейся, но по-прежнему красивой; он не был разочарован. Распоровшие лицо шрамы и пустая глазница стали для него шоком, но резкий свет ракхатовских солнц покрыл лицо Софии столь тонкими морщинами, что оно казалось сделанным из марли; рубцы были сейчас лишь тремя линиями, затерявшимися среди многих, а уцелевший глаз смотрел живо и внимательно, постоянно озирая окрестности, будто старался компенсировать уменьшившийся наполовину угол обзора. Даже дуга ее позвоночника показалась Эмилио грациозной: София словно вглядывалась во что-то, привлекшее ее внимание на пути к креслу. Усевшись, она вскинула взгляд и в ожидании Сандоса почти застенчиво наклонила голову. Хрупкая, как воробышек, с маленькими тонкими кистями, сложенными на коленях; в ее неподвижности ощущалась некая скелетная чистота: изящная, бесплотная, покойная.

«Ты прекрасна, — подумал Эмилио, — притягательна, как Иерусалим, и ужасна, как армия со стягами…»

— София, — сказал он, протягивая к ней руки.

Она не шелохнулась.

— Столько времени прошло, — холодно заметила София, когда он приблизился. — Ты мог бы сперва наведаться ко мне.

Своим единственным глазом она удерживала его взгляд, пока Эмилио не опустил глаза.

— Ты видел Исаака? — спросила София, когда он смог снова на нее посмотреть.

— Да, — сказал Эмилио.

Она слегка напряглась, коротко вздохнув, и он понял, что София полагала, будто ее сын давно мертв, а его именем бездушно пользуются, пытаясь завлечь в цитадель джанада побольше заложников.

— Исаак здоров, — начал Эмилио.

— Здоров! — Она издала короткий смех. — Не нормален, но, по крайней мере, здоров. Он с тобой?

— Нет…

— Его все еще держат заложником.

— Нет, София, ничего подобного! Среди них он — почитаемая особа…

— Тогда почему он не здесь, не с тобой? — Эмилио помедлил, не желая ее ранить. — Он… Исаак предпочитает оставаться там, где он сейчас. Он пригласил тебя к себе. — Эмилио замолчал, глядя мимо нее на войска, видневшиеся позади золотистой палатки. — Мы можем отвести тебя к нему, но ты должна прийти одна.

— В этом и состоит игра? — спросила София, хладнокровно улыбаясь. — Исаак — приманка, и они меня схватят.

— София, пожалуйста! — взмолился он. — Эти джана'ата не… София, ты все поняла неверно!

— Я поняла неверно, — тихо повторила она. — Я поняла неверно… Сандос, ты пробыл здесь — сколько? Несколько недель? — спросила София, весело вскинув брови, одну из которых искривила рубцовая ткань, — И сейчас ты говоришь мне, что я поняла неверно. Погоди! В английском языке есть для этого слово… дай подумать… — Не мигая, она смотрела на него. — Нахальство. Да. Именно это слово. Я почти забыла его. Ты вернулся через сорок лет, и тебе хватило неполных три недели, чтобы узнать здешнюю ситуацию, и теперь ты собираешься объяснять мне Ракхат.

Он не поддался ее натиску.

— Не Ракхат. Лишь одно маленькое поселение джана'ата, пытающихся не умереть от голода. София, ты сознаешь, что джана'ата на грани вымирания? Конечно, ты не собираешься…

— Это они тебе сказали? — спросила она. Затем насмешливо фыркнула. — И ты поверил.

— Черт возьми, София, не держи меня за идиота! Я способен распознать голодание…

— А если они и голодают, что с того? — огрызнулась она. — Я должна сожалеть, что каннибалам нечего есть?

— О, ради бога, София, они не каннибалы!

— А как ты это называешь? — спросила она. — Они едят руна…

— София, послушай меня…

— Нет, это ты послушай меня, Сандос, — прошипела она. — Почти тридцать лет мы-но-не-ты сражались с врагами, вся цивилизация которых была ярчайшим проявлением наиболее характерной формы зла: желания уничтожить человечность других и превратить их в предмет потребления. При жизни руна служили для джанада удобствами: рабами, помощниками, сексуальными игрушками. После смерти — сырьем: мясом, шкурами, костями. Сперва работники, а под конец — скот! Но руна больше чем мясо, Сандос. Они — люди, которые заслужили свою свободу, вырвав ее из рук тех, кто держал их в неволе, поколение за поколением. Бог желал их свободы. Я помогала им получить ее и не жалею ни о чем. Мы воздали джана'ата по заслугам. Они пожинают то, что посеяли.

— Выходит, Бог хочет, чтобы они вымерли? — воскликнул Эмилио. — Он хочет, чтобы руна превратили планету в бакалейный магазин? Богу угодно место, где никто не поет, где все одинаковы, где существует лишь один разумный вид? София, лозунг «око за око» давно устарел…

Раздавшийся звук был похож на выстрел, и он ощутил, как на его лице проступает точный контур её ладони, жгучий и четкий.

— Как ты смеешь, — прошептала она. — Как смеешь, бросив меня тут и вернувшись теперь — спустя столько времени — как ты осмеливаешься меня судить?

Отвернувшись, Эмилио стоял неподвижно, ожидая, пока боль стихнет, и расширив глаза, чтобы удержать слезы. Пытался представить себе сорок лет в одиночестве я без всякой поддержки: без Джона и Джины, без Винса Джулиани, Эдварда Вера и всех других, кто ему помогал.

— Прости! — произнес он наконец. — Прости! Я не знаю, что здесь происходило, и не претендую понять, через что ты прошла…

— Спасибо. Рада это слышать…

— Но, София, я знаю, что это такое: быть предметом потребления, — сказал Эмилио, перебивая ее — и знаю, что это такое: быть уничтоженным. Я также знаю, что значит быть несправедливо обвиненным, и — Боже, помоги мне — я знаю, что значит быть виновным…

Он замолчал, отвернувшись, но затем посмотрел ей в глаза и сказал:

— София, я ел плоть руна, причем по той же причине, что и джанада: потому что был голоден и хотел жить. И я убил — я убил Аскаму, София. Я не желал ее смерти, но я хотел убить, я хотел, чтобы кто-то умер и я смог бы освободиться — Так или иначе. Так что, как видишь, — сказал Эмилио с бледной улыбкой, — я последний человек, который вправе судить других! И я допускаю, что джана'ата, с которыми ты сражалась, заслуживали того, что на них свалилось! Но, София ты не можешь позволить руна убить их всех! Они заплатили за свои грехи…