Дональд Гамильтон - Устрашители

• Название: Устрашители
• Автор: Дональд Гамильтон
• Жанр: Шпионский детектив

---

С безопасного расстояния, под безопасным углом, я присмотрелся. Так и было: маленькое, аккуратное пулевое отверстие, от которого лучиками бежали трещины. Одно-единственное отверстие в оконном стекле, чуть в стороне от геометрического центра.

И я уставился на пол, уже зная, что именно увижу там.

Она лежала ничком. Обученные и опытные снайперы не промахиваются.

Не могу сказать, будто испытал сокрушительное потрясение. Мой разум работал хладнокровно и деловито. Генрих Глок, он же Иоанн Овидий, снял Китти в то мгновение, когда она подошла задернуть занавески. Стрелял из винтовки тридцатого калибра, от шоссе, тянувшегося, как упоминалось выше, в некотором отдалении от дома. Всего скорее, стрелял из фургона, потому что в крытом автомобиле можно вытворять что угодно, и никто ничего не заметит. Они, пожалуй, изобразили поломку мотора, свернули на обочину, остановились, подняли капот... И маленький пухлый человечек, устроившись поудобнее, положил дуло на заранее установленный упор, сощурился в оптический прицел, выждал... Нажал гашетку.

Овидий, конечно же, не торопился, не рисковал: профессионалом был. Не стрелял по движущейся цели, покуда Китти сновала там и сям, накрывая на стол, расставляя свечи, переодеваясь. Он просто ждал, чтобы жертва приблизилась к проему окна и ухватила края плотных штор, дабы отгородить уютное освещенное гнездышко от внешнего мира, где сгущались вечерние сумерки.

Я припомнил, как сам караулил во флоридских болотах и центрально-американских джунглях, держа ружье наизготовку и набираясь терпения, ибо первому выстрелу надлежало быть единственным и верным, а для этого мишени следует хоть на мгновение сделаться неподвижной.

Припомнил?!

Припомнил?..

В голове с неописуемой быстротою творились удивительные, неимоверные, пугающие вещи. Я стоял, глядя на стройное бездыханное тело в розовом окровавленном пеньюаре и розовых же домашних туфельках, но сам обретался далеко, в тысяче различных мест одновременно. Места и люди, имена и лица — самые разные образы налетали, вихрились, отпечатывались в мозгу и вновь улетали прочь, оставив по себе четкий, неизгладимый отныне след.

С быстротою неимоверной, в нарушенном хронологическом порядке, словно кретин крутил киноленту, смонтированную дегенератом...

Проектор внезапно погас, экран опустел. Снаружи раздался приглушенный, отрывистый удар. «Остолоп, — мысленно выругался покорный слуга, — ее прикончили, а ежели прикончили ее, черед за тобою!»

* * *

Сомневаться в природе удара не доводилось. «Хвост», которого отрядил за мною Майк Росс, приказал долго жить. Обрубили этот хвост... Возможно, я услыхал, как парня ухлопали, а возможно, бедолага сам успел сделать единственный безнадежный выстрел — не исключаю, что меня пытался предостеречь, — когда на него бросились из темноты.

Наверное, он утратил бдительность, склонившись над бездыханным товарищем, которому Росс велел охранять Китти Дэвидсон и которого, для вящего спокойствия, убили, прежде нежели снайпер занял позицию. Двумя королевскими конниками на свете стало меньше.

А теперь наверняка подымались по мою душу. Не Овидий, конечно. Овидий был профессионалом. Как пить дать, его уговаривали дождаться моего появления и пальнуть еще разок, а он, конечно же, отказался наотрез.

Даже рискнув остаться на месте, понадеявшись, что выстрел сочтут автомобильным выхлопом, Овидий не стал бы ловить в перекрестие прицела длинноногую фигуру, спешащую пробежать от машины до двери елико возможно быстрее. В эдакой темнотище и перекрестия-то не разглядишь...

А возглавлять с дробовиком наперевес безумную лобовую атаку Овидий, разумеется, не захотел, ибо считался хирургом, а не коновалом. Ковбойские подвиги были не по его части. Операцию предстояло завершать отставным охранникам «Инанука»...

Удирать по боковой внешней лестнице я и не помыслил. Во-первых, за нею тщательно следили, а во-вторых, не было настроения удирать. Я снова посмотрел на Китти — зовите это прощальным взглядом — и направился в кухню.

Ступеньки уже лязгали под коваными каблуками, когда покорный слуга ухватил два самых больших кулинарных ножа из числа валявшихся на полке и еще накануне привлекших мое внимание. Окружающие неизменно готовы отнять, отобрать либо изъять у человека принадлежащий ему револьвер или пистолет: общественной безопасности ради. Поневоле начинаешь примечать любое, плохо лежащее оружие...

Двое гостей высадили дверь могучим пинком и ввалились — Господи помилуй! — по-голливудски, держа автоматы наизготовку! Видать, и впрямь принимали свою идиотскую революцию всерьез.

Первого я признал немедля. Так и есть: охранник санатория. Покорный слуга метнул клинок: восьмидюймовый, на славу отточенный хлебный нож, и увидел, что лезвие погрузилось меж ребер нападающего по рукоять. Автомат — вернее, пистолет-пулемет, с грохотом обрушился на пол. Охранник обмяк, опрокинулся, и я бросил второй нож, поменьше, метя субъекту, стоявшему позади, в горло. Попал чуток выше намеченного, но все равно парень повалился весьма проворно.

Единственной целью моей было разгуляться на славу. Кто-то когда-то назвал подобные действия «предсмертным уроком». Теория такого урока чрезвычайно проста. Если у неприятеля подавляющее превосходство в людях и вооружении, а бегство невозможно, либо нежелательно, вы продаете свою жизнь за непомерную цену, крепко втемяшивая супостату: агенты Мака даром не погибают. Убить, разумеется, можно любого, но полностью заплатить по счету, нападая на одного из нас, немногие отважатся... К доказательству сией теоремы и сводится «предсмертный урок», и он, вместе с картотекой «УЖ», прививает людям известное почтение к Маку и его службе, зачастую спасая жизнь сотруднику, угодившему в переделку впоследствии...

На честь мундира и сохранность сотоварищей мне было всецело наплевать. Ибо Китти Дэвидсон лежала в гостиной совершенно мертвая. И за Китти следовало взыскать сполна.

Я метнулся к валявшемуся у двери автомату. Завладев им, покорный слуга смел бы всех остальных подымавшихся в квартиру выродков, точно струёй из брандспойта. И даже, пожалуй, расчистил себе дорогу к отступлению; да только не хотелось отступать. Хотелось убивать, убивать и убивать эту сволочь. Лишь бы продолжали врываться, как примерные маленькие террористы...

Схватить оружие удалось, а на курок надавить — нет. В дверном проеме возникла фигура, грохнул ружейный выстрел и я начал куда-то улетать, но все же не слишком далеко, ибо слыхал последовавшее препирательство.

Мужчина требовал уничтожить меня; точнее, прикончить. Предложение было разумным и здравым. И голос казался весьма знакомым, я уже слыхал его ранее. А женщина возражала, но ее голоса я признать не мог.

Женщина в изобилии употребляла слова, от коих прекрасная половина человечества обыкновенно заливается густою краской.

Мысленно я соглашался с мужчиной. Именно так и поступил бы сам на его месте: без малейших колебаний прикончил опасного противника, отправившего на тот свет уже шестерых членов ПНП и готового при малейшей возможности увеличить это скромное количество. Мужчина рассуждал верно и вполне профессионально. Понимал: я обязательно и непременно уничтожу их, искореню способом сицилийской вендетты, перебью всех и каждого по закону кровной мести, включая жен, детей, кошек, собак и певчих канареек...

Я вчуже признавал правоту мужчины, и полностью был на его стороне, и признавал доводы неотразимыми...

Но победила женщина.

Глава 19

Я очнулся при полной памяти, но с поистине королевской головной болью, изрядно мешавшей насладиться новообретенными воспоминаниями...

— Эй! Эй, Мэтт!

Голос был девичьим, знакомым, и звенел странным щебечущим акцентом. Одно мгновение казалось, будто все Приключившееся было просто кошмарным сном, но я сразу понял: говорит не та женщина, и той женщины уже не услыхать вовеки...

Да и выговор был не канадским, а скорее восточным. Дальневосточным.

— Поль, Мэтт, как тебя называть? Откликнись же, черт побери! А, чтоб тебе! Эрик! Шевельнись, олух несчастный! Открой глаза, гром и молния! Спятить можно, с трупом наедине сидючи! Очнись, мать твою за ногу!

Лексикон весьма отличался от азиатского, но личико, увиденное покорным слугой, когда я умудрился разомкнуть веки, было раскосым, очень китайским и очень покрытым грязью западного образца.

С трудом облизнув губы, я вознамерился полюбопытствовать, что она здесь делает, и где мы, собственно, обретаемся, но выдавил совсем иное:

— С каким еще... трупом?

— Да с твоим собственным! Тебя швырнули сюда, прямо на пол, и я подумала: убит. Лежал бесчувственный, аки скот зарезанный.

— А куда меня швырнули?

Глазам представало пустое, унылое, смахивавшее на заброшенный подвал помещение. Источником света служил небольшой круглый люк в потолке, а к нему отвесно подымалась металлическая лестница. Где-то рядом плескала и журчала вода, огромная конура чуть заметно покачивалась. Подвальные гипотезы надлежало подвергнуть некоторому сомнению.