Лайза Аппиньянези - Память и желание. Книга 2

• Название: Память и желание. Книга 2
• Автор: Лайза Аппиньянези
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-178-8, 5-85585-180-X

Роман «Память и желание» – это захватывающее повествование о двух поколениях семьи Сильви Ковальской – женщины яркой, притягательной и одновременно несущей в себе разрушительную силу. Она – источник и причина тщательно скрываемой семейной тайны, разгадку которой читателям предстоит узнать лишь в самом финале.

---

– Неправда!

Катрин яростно дернулась, пытаясь вырваться из его рук. Ей хотелось скрыться от его умных, проницательных глаз.

Томас притянул девочку к себе. Зрачки ее были расширены, глаза горели лихорадочным блеском.

– Так вы хотите стать женщиной, Шаци? – прошептал он.

Испуганная Катрин замерла.

Томас резковато рассмеялся, расцепил пальцы.

– Нет, Шаци. С таким настроением женщиной не становятся.

Он отвернулся, наполнил свой бокал.

Катрин стояла, не в силах оторвать взгляда от пламени. Она чувствовала себя униженной. Томас смеялся над ней, осуждал ее.

Закс потягивал бренди, чувствовал ее испуг и неуверенность. Все было неправильно, все было не так. Можно, конечно, отвести девочку в спальню и разбудить ее девственное тело, показать ей, чего это тело хочет. Сопротивления не будет. Но все дело в том, что на самом деле она его не любит. И, наверное, никогда не полюбит. Ее внезапное предложение – импульсивная реакция, проявление обиды на отца. Да и потом, какой интерес ему самому иметь дело с этой перепуганной девочкой? Ведь он привык к страстным ласкам искушенных женщин. Томас взглянул на стройную фигуру, на тонкий профиль. Вид у девочки был совсем растерянный.

– Нет, Катрин, так не пойдет. Вы еще не созрели. – Он старался говорить как можно мягче. – Завтра вы отправитесь домой, к Жакобу. Постарайтесь его понять. Юности свойственна непримиримость, нетерпимость по отношению к человеческим слабостям.

Катрин ничего не сказала, даже не повернулась в его сторону.

– И учтите, Шаци, что играть в такие игры опасно. Сначала нужно подрасти.

За эти слова она готова была его ударить. Все они считают ее ребенком! Кинув на Томаса яростный взгляд, Катрин выбежала из комнаты.

На следующий день она собралась в дорогу.

Прощаясь с ней на вокзале, Томас строго сказал:

– Не стоит принимать все это близко к сердцу. Сейчас вы в расстроенных чувствах. Секс всегда поначалу кажется сложнее, чем он есть на самом деле. Но пройдет время, мы вспомним эту историю и вместе посмеемся над ней. – Он пожал ей руку. – Надеюсь услышать от вас это предложение вновь.

Меньше всего Катрин сейчас хотела смеяться. Она чувствовала себя глубоко уязвленной, кипела от возмущения. Сколько можно обращаться с ней, как с неразумным ребенком? Сколько можно обманывать ее, гладить по головке, утешать? Ей уже семнадцать! В других странах семнадцатилетние женщины имеют детей, работают. Все, хватит! Она сыта по горло этими стариками, которые смотрят на нее сверху вниз и всегда знают, что можно, а чего нельзя. Она сама разберется, что для нее хорошо и что плохо. Советчики – можно подумать, они никогда не ошибаются! Взять хоть отца. Не успел похоронить жену, женщину, которой изменял, которая с горя наложила на себя руки, как тут же улегся в постель с другой. С такой же холодной сукой, как и его жена. Катрин мысленно с удовольствием повторила бранное словечко. Сейчас папочка со своей сукой наверняка валяются в постели, хотят сделать еще одну дочку.

На самом деле в это время Жакоб ужинал с Фиалкой в отеле «Плаза».

– Ты должен был сам ей об этом сказать.

Фиалка теребила тяжелое ожерелье, висевшее у нее на шее. Ее смеющиеся глаза смотрели с укоризной.

– Не я должна была это сделать, а ты.

– Я знаю, – вздохнул Жакоб. – Она с тех пор со мной не разговаривает. Уехала, оставила записку, что хочет навестить Томаса. Написала, что не знает, когда вернется. Не знаю, что они там задумали… – Он покачал головой, подлил Фиалке вина. – С Кэт очень трудно. Она так чувствительна. Чуть что – сразу забивается в нору. Говорить с ней о прошлом невозможно. Она совсем не такая, как ты. – Он с восхищением взглянул на Фиалку. – А как поживаешь ты, моя странствующая дочурка?

– Твоя толстокожая странствующая дочурка переживает не лучший период своей жизни. – Фиалка комически закатила глаза.

– Не хочешь ли ты исповедаться в грехах своему папочке-психоаналитику? – в тон ей ответил Жакоб, но он давно уже чувствовал, что Фиалка чем-то глубоко обеспокоена.

– А что, если я скажу тебе, что беременна?

Он внимательно посмотрел на нее.

– Ну, не знаю. Во-первых, в этом случае я спросил бы, радует ли тебя это обстоятельство. Затем я спросил бы, кто отец будущего ребенка. И напоследок меня интересовало бы, собираешься ли ты выходить замуж. Потом, вероятнее всего, я запрыгал бы от радости и стал бы хлопать в ладоши. Надеюсь, дедушка из меня получится более удачный, чем отец. – Он замолчал, не сводя с нее глаз. – Так что, Фиалка, я должен в этой ситуации сказать?

– Скажи мне, что я дура. Я не должна была этого допускать.

– Et voila. Ты дура. Ты не должна была этого допускать. – Он снова помолчал. – Тебе не нравится этот мужчина?

– «Нравится» – слово не из той категории. Он превратился для меня в наваждение, в порок. Я думала, уж не заменить ли его героином. Думаю, от наркотика было бы отвязаться легче. – Она улыбнулась своей всегдашней озорной улыбкой. – Проблема в том, что мы друг другу не подходим. У нас вечное состязание – кто больше напакостит партнеру. Кто проявит больше изобретательности. На это требуется очень много воображения. – Взгляд ее затуманился. Фиалка достала сигарету, медленно зажгла. – Понимаешь, мы абсолютно несовместимы. Если мы поженимся, дело кончится смертоубийством. – Она заколебалась. – В общем, я ребенка не хочу. А он об этом ничего не знает.

Никогда еще Жакоб не видел ее такой серьезной.

– Бедная моя Фиалка.

Он догадался, о каком мужчине идет речь.

– А чем объясняется эта роковая страсть? – спросил он. – В чем стимул? Может быть, если бы родился ребенок…

Жакоб не договорил.

Фиалка закончила его фразу:

– Если бы родился ребенок, я бы подохла от скуки. Жизнь коротка. Не люблю тратить время попусту.

– Тем самым ты делаешь жизнь еще короче.

Она расхохоталась:

– Это что, твоя интерпретация моего поведения?

Жакоб грустно покачал головой:

– Знаешь, мне никогда не удавалось совмещать роль отца и роль психоаналитика. Достаточно взглянуть на моих детей.

Фиалка поцеловала его.

– Ты лучший из моих отцов. И мы, все трое, получились не такие уж плохие. Не забывай об этом.

– Постараюсь, – улыбнулся Жакоб, но тут же опять посерьезнел. – А что касается тебя… Впрочем, воздержусь от морализирования. Ты отлично знаешь, что я поддержу тебя в любой ситуации.

– Знаю. – Она взглянула на часы, поднялась. – Но уж лучше такой стимул, как у меня, чем смертная скука. Не хочу попадаться в капкан материнской любви.

Жакоб помог ей надеть пальто. Внезапно ему пришло в голову, что Фиалка больше похожа на Сильви, чем Катрин, родная дочь покойной жены. Фиалка – это Сильви, одаренная острым умом и веселостью Матильды. Он вздохнул. Ох уж этот загадочный женский континент. Столько лет прошло, а по-прежнему вокруг одни тайны.

Катрин нервно расхаживала взад-вперед по манхэттенской квартире. Как и Фиалка, она чувствовала себя угодившей в капкан. Вечером ей предстояло увидеться с Жакобом, и Катрин не знала, как себя вести. Она по-прежнему злилась, была обижена. Девушка налила себе вина, к которому совсем не привыкла, осушила бокал в два глотка и поморщилась.

Тут она вспомнила, что как раз сегодня у Теда вечеринка. Эта мысль подсказала спасительный выход.

Тед ей нравился. Он был большой, уютный, рядом с ним ей всегда становилось очень спокойно. Правда, он слишком много пил, а когда напивался, американский акцент моментально улетучивался, сменяясь исконным британским. Тед рассказывал препотешные истории о своей учебе в Оксфорде, о родительском доме, и чем больше он пил, тем меньше в этих рассказах оставалось юмора, тем больше становилось злости. Иной раз Катрин даже пугалась его ожесточения. Тед преподавал в Нью-йоркском университете, но она ни разу не бывала на его лекциях, хоть он неоднократно ее приглашал.

Да, лучше всего отправиться на вечеринку к Теду, решила Катрин. Она надела свой «богемный» наряд: черное короткое платье, чулки в сеточку, высокие сапоги. Губы подкрасила бледной помадой. Оглядев себя в зеркале, осталась недовольна эффектом. Все равно она похожа на ребенка. На «младшую сестренку Лео». Катрин сердито стянула платье с плеча, обнажив его. Из волос соорудила на голове высокую прическу. Снова осмотрела себя критическим взглядом. Драгоценности – вот чего ей не хватает. Решительно вытянула из шкафа ящик, стала рыться в шкатулке, где Сильви хранила драгоценности. Катрин никогда раньше сюда не заглядывала. Она повертела в руках сияющие браслеты, золотые и серебряные цепочки, бусы, брошки, серьги. Примерила несколько украшений и в конце концов остановила выбор на тяжелых браслетах, ожерелье из рубинов и серьгах-кольцах. Совсем другое дело, решила она, глядя в зеркало, и довольно улыбнулась.

Квартира Теда находилась в восточной части Гринич-виллидж – несколько сырых комнат, почти начисто лишенных мебели, если не считать многочисленных матрасов, подушек и ковров. В квартире грохотала музыка, покачивалось пламя толстых белых свечей, танцевали парочки, несколько дружеских компаний увлеченно беседовали о чем-то, сидя кружком. Катрин уловила в воздухе сладковатый запах марихуаны.