Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений

• Название: Полное собрание стихотворений
• Автор: Игорь Северянин
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008

В книге собраны стихотворений Игоря Северянина, прекрасного русского поэта, который, по словам В. Брюсова, «глубоко переживает жизнь и своими ритмами заставляет читателя страдать и радоваться вместе с собою».

---

О толстой гувернантке-немке

И о француженке, как жердь;

Но как ты ни жестокосердь

Моей безоблачной поэмки

Ее фигуркою, madame

Я уваженье лишь воздам…

14

В саду игрушечный домишко

Нам заменял Chateau d'amour[28]

Где тонконогая Амишка

Нас сторожила, как лемур…

У нас была своя посуда,

Свои любимые цветы

И от людского пересуда

В душе таимые мечты.

Ей шло батистовое платье,

Белей вишневых лепестков,

И, если стану вспоминать я

Ту крошку, фею мотыльков,

Не меньше тысячи стихов

Понадобится мне, пожалуй,

Меж тем, как сжатость – мой девиз;

И вот прошу транзитных виз

В посольстве Памяти усталой:

Ведь крошка только эпизод,

А пункт конечный назначенья -

Все детское без исключенья;

И как для дуба креозот,

Страшны художнику длинноты…

Итак, беру иные ноты,

Что называется, пальнув

В читателя старушьей сплетней,

Все это оказалось пуф

Впоследствии, но нашей летней

Любви был нанесен урон;

Как в настоящей камарильи,

Старушки в кухне говорили,

Что я, как некий Оберон,

В Титанию влюбленный, Варю

Селинову на дачу жду.

Я не могу понять нужду,-

Затем, что сам я не кухарю,-

Заставившую рты стряпух

Пустить такой нелепый слух.

Тот слух растягивал им харю

В ухмылку пошлую. Они

Уже высчитывали дни

Приезда маленькой смуглянки

И в жарком споре били склянки,

Тарелки, миски и графин.

Строй Аграфен из Агриппин

Судил о детских впечатленьях

С недетской точки зренья; их -

Испорченных, развратных, злых -

Отбросим в грязных их сомненьях,

И скажем, что одна из фраз

О Варе долетела раз

До слуха хрупкого Маруси…

15

Закат оранжевый, орусив

Слегка пшеничность мягких кос,

Вложил в ее уста вопрос:

“Я слышала, ты ждешь Варюшу

Какую-то… Но кто ж она?

Она в тебя не влюблена?

О, не смущайся: не нарушу

Я вашей дружбы…”– А в глазах

Блеснули слезы, и в слезах

Она обиженную душу

Оплакивала не шутя.

Маруся это monstre[29] -дитя…

Я ей признался, что до встречи

С ней, может быть, когда-нибудь

И пробовал я обмануть

Себя иллюзией, но путь

Мой твердым стал при ней, что речи

Былые, детские, не в счет,

Что я теперь совсем не тот,

Что я серьезнее и старше,

Что взрослый я уже почти,

Что “ты внимательно прочти

Страницы сердца: в них не марши

Парадные, а траур месс”,

Что я без шалостей и без

Каких бы ни было там шуток

Ее люблю, что мрачно-жуток

Мой умудренный жизнью взор;

Я указал на кругозор

Ей мой, на важные заданья,

На взлет идей, и, в назиданье,

По предположенным усам

Крутя рукой, “белугой” сам

Расплакался перед малюткой…

И розовою незабудкой

Лицо Маруси расцвело,-

Она нашла успокоенье

В моих словах: спустя мгновенье

Безоблачным мое чело

И ласковым, как прежде, стало.

Чего бы нам не доставало,

Имевшим все: полки солдат,

Корабль и кукол гардеробы,

Любви веселые микробы,

Куртин стозвонный аромат

И даже свой Chateau d'amour,

Объект стремлений наших кур?!.

16

Мелькали девять лет, как строфы

В романе, наших дач ряды -

Все эти Стрельны, Петергофы,

Их павильоны и пруды.

Мы жили в Гунгербурге, в Стрельне,

Езжали в Царское Село.

Нет для меня тоски смертельней,

Чем это дачное тягло!..

Не то теперь. А раньше? Раньше,

Не зная духа деревень,

Я уподоблен капитанше,

Считавшей резедой… ревень!

Вернувшись с дачи в эту осень,

Забыв роскошное шато

И парка векового лосень,

Я стал совсем ни се – ни то:

Избаловался, разленился,

Отбился попросту от рук…

Вот в это время появился

Ильюша, будущий супруг

Моей сестры. Я на моменте

Предсвадебном остановлюсь

И несколько назад вернусь…

17

Отец ушел в запас. В Ташкенте,

Где закупал он в город Лодзь

Мануфактуры ткацкой хлопок,

Он пробыл года два. От “стопок”

Приятельских (ах, их пришлось

Ему немало!), от кроваток

На мокрой зелени палаток,

От путешествия в Париж,

Что обошлось почти в именье,

От всех Джульетт, от всех Мариш,

Почувствовал он утомленье

И боли острые в груди:

Его чахотка впереди

Ждала. Итак, пока мы скосим

Два года до венца сестры,

И обозначим в тридцать восемь

Отцовский возраст той поры.

Случайно, где-то в Самарканде,

На санаторийной веранде,

Он познакомился с Ильей,

Штабс-капитаном гарнизона,

И эта важная персона

Впоследствии моей сестрой

Изволила увлечься: в гости

Отец к нам приезжал зимой

С Ильею вместе. Мрачной злости

С невинных глаз не разобрав

В Илье, в него влюбилась Зоя,

Он показал покорный нрав.

Но, говоря меж нами – соя

Преострая был этот муж,

И для таких тончайших душ,

Как Зоина, изрядно вреден.

Он внешне интересно-бледен,

Довольно робок, в меру беден,

Имел пушистые усы,

Имел глаза темней агата.

Так иногда, ласкаясь, псы

Сгибают спины виновато…

18

Итак, Илья – уже жених.

Немало мог я рассказать бы

О яркой пышности их свадьбы,

Но надо экономить стих.

И трудно говорить о них

Подряд: ведь, вспоминая Зою,

Благоговею я душой,

А муж ее, – он мне чужой,

Антипатичный. Я не скрою,

Что он нам сделал много зла:

Мне и моей пассивной маме;

Я расскажу теперь о драме,

Которая произошла,

Увы, не без его участья…

У мамочки он отнял счастье

Со мною быть; его совет

Отцу, приехавшему к свадьбе,

Решил судьбу мою. И свет

В новопостроенной усадьбе,

Куда отец меня увез,

Моим очам явился в свете

Совсем ином. О, сколько слез

Мои глаза познали – эти,

Которыми теперь смотрю

На белолистые страницы,

Их бисеря пером! Мне мнится

Сестры венчанье. К алтарю

Введения во храм, в атласе,

Под белым газом, по ковру

Идущая сестра. Беру

Тот миг, когда в иконостасе

Коричневая темень глаз

В лучах лампад глядит на нас.

Я – мальчик с образом. В костюме

Матросском, белом, шерстяном.

Мои глаза в печальной думе

Все об одном, все об одном:

Как долго проживет родная?

Душа мне говорит: “Проси

У бога милости: одна я”…

О боже, мамочку спаси!..

…А тут и этот бездыханный

Зал и ладоней гулкий стон…

Я видел в детстве сон престранный…

Престранный сон… Престранный сон…

ЧАСТЬ II

1

Завод картонный тети Лизы

На Андоге, в глухих лесах,

Таил волшебные сюрпризы

Для горожан, и в голосах

Увиденного мной впервые

Большого леса был призыв

К природе. Сердцем ощутив

Ее, запел я; яровые

Я вскоре стал от озимых

Умело различать; хромых

Собак жалеть, часы на псарне

С борзыми дружно проводя,

По берегам реки бродя,

И все светлей, все лучезарней

Вселенная казалась мне.

Бывал я часто на гумне,

Шалил среди веселой дворни,

И через месяц был не чужд

Ее, таких насущных, нужд.

И понял я, что нет позорней

Судьбы бесправного раба,

И втайне ждал, когда труба

Непогрешимого Протеста

Виновных призовет на суд,

Когда не будет в жизни места

Для тех, кто кровь рабов сосут…

Пока же, в чаяньи свободы,

В природу я вперил свой взгляд,

Смотрел на девьи хороводы,

Кормил доверчивых цыплят.

Где вы теперь, все плимутроки,

Вы, орпигоны, фавероль?

Вы дали мне свои уроки,

Свою сыграли в жизни роль.

И уж, конечно, дали знаний

Не меньше, чем учителя,

Глаза в лесу бродивших ланей

И реканье коростеля…

Уставши созерцать старушню,

Без ощущений, без идей,

Я часто уходил в конюшню,

Взяв сахара для лошадей.

Меня встречали ржаньем морды:

Касатка, Горка и Облом

Со мною были меньше горды,

Чем ты, манерный теткин дом…

2

Сближала берега плотина.

На правом берегу реки

Темнела фабрики махина,

И воздух резали свистки.

А дом и все жилые стройки

На левой были стороне,

Где повара и судомойки

По вечерам о старине,

Сойдясь, любили погуторить,

Попеть, потанцевать, поспорить

И прогуляться при луне.

Любил забраться я в каретник,

Где гнил заброшенный дормез.

Со мною Гришка-однолетник,

Шалун, повеса из повес,

Сын рыжей скотницы Евгеньи;

И там, средь бричек, тюльбэри,

Мы, стибрив в кладовой варенье,

В пампасы – черт нас побери! -

Катались с ним, на месте стоя…

Что нам Америка! пустое!

Нас безлошадный экипаж

Вез через горы, через влажь

Морскую. Детство золотое!

О, детство! Если бы не грусть

По матери, чьи наизусть

Почти выучивал я письма,

Я был бы счастлив, как Адам

До яблока… Теперь я дам

Гришутке, – как ни торопись мы

Из Аргентины в нашу глушь,

К обеду не поспеем! – куш:

На пряники и мед полтинник,

А сам к балкону, дай бог прыть,